Двое на волокуше, сделанной из жердей, тащили безвольное тело, накрытое шкурой. Ещё один хромал рядом, опираясь на копьё, явно испытывая проблемы с левой ногой. И последний член группы как бы прикрывал остальных в их поспешном отступлении, постоянно что-то громко выкрикивая, делая угрожающие движения копьём и время от времени кидая камни в гиен, на которые они реагировали весьма вяло. И весь этот шумный табор пёр прямо на меня. Что-то мне даже за камушком неуютно стало, а уж мужикам и вовсе не позавидуешь. Гиен было штук пятнадцать. Не настолько они были отважны, чтобы атаковать в лоб, но они чувствовали слабину, чувствовали усталость своей жертвы и потому кружили вокруг охотников, постоянно изображая, что сейчас нападут. Своим гнусным хихиканьем и подвыванием, ложными бросками и шустрыми отскоками постоянно давили на психику! Они знали: рано или поздно стая бросит слабых на растерзание, чтобы остальные жили. Так повелевает инстинкт. Но люди не звери, они упорно шли вперёд, никого не бросая. Если они дойдут до переката, то спасены. Если гиены сообразят, что добыча уходит, они могут решиться на массовую атаку. И тогда…

– Мерзкие твари, – холодная злоба кипела во мне, – мы ещё посмотрим, кто кого.

Я ни секунды не раздумывал, вмешаться или нет, к гиенам у меня сформировалась особая «любовь». Надо только выбрать для нападения самый подходящий момент. И он представился совсем скоро.

Как только охотники приблизились к проходу, ведущему к перекату, до стаи дошло, куда хочет ускользнуть жертва. Словно по команде, гиены начали манёвр плотного окружения. Видя это, носильщики бросили волокушу и схватились за копья. Хромоногий неловко опёрся на больную ногу и выставил копьё в сторону хищников. Четвёртый тоже подтянулся поближе к волокуше. Все скинули на землю котомки, которые несли за плечами. Мужики собирались подороже продать свою жизнь в этой схватке.

От меня до охотников было метров тридцать, а до ближайших гиен – метров двадцать. Удивительно, но меня, сидевшего за камнем, буквально под носом, не учуяла ни одна тварь. Наверное, очень были увлечены предстоящим обедом. Возможно, массовую атаку я опередил на какие-то секунды. Иначе в общей свалке шанс отбиться был бы невелик.

Как всегда, драка для меня – это калейдоскоп ярких фрагментов. Вот я выскакиваю из-за камня и, сокращая дистанцию, мечу сулицу. Сулица бьёт под лопатку ближайшего зверя, та с вяканьем валится, словно куль. Ещё одной успеваю ударить по боку Прелестью, рана ужасная, видны разрубленные рёбра. Ещё две твари с визгом уносятся в сторону. Выдернув на бегу сулицу, подбегаю к охотникам. Выпученные глаза, открытые рты, они поражены до глубины своей первобытной души, как только копьём не ткнули. Правда, рассусоливать некогда, кидаю в расстроенный мной правый фланг сулицу, и – промах. Но всё равно – там замешательство, паника. Согласованная атака сорвана. Левый фланг кидается без поддержки. Охотники моментально поворачиваются и встречают гиен копьями. Молодцы. Скорость их реакции на изменение событий потрясает. Своих не бросим, помощи ждать неоткуда – будем умирать, подоспела помощь – неожиданная, непонятная – очень хорошо, погодим умирать. Потом разберёмся, кто помог, откуда взялся, а сейчас надо использовать любой шанс.

Мужики ловко бьют копьями, не подпуская гиен близко. Мне же с Прелестью для атаки нужен простор. Пока правый фланг всё ещё не организовался. С криком «Р-р-азой-дись!» проскакиваю вперёд линии обороняющихся, трусливые твари моментально отскакивают в стороны, но не все одинаково ловкие. Быстрый, косой удар на вытянутую руку – и одна из них кувыркается без передней лапы. Я тут же заскакиваю за строй. И вовремя. Наконец следует более-менее общая атака. Машу глефой, как косой, не давая приблизиться со своей стороны. Крики, визг, дикий хохот, оскаленные пасти, кровавые слюни. Я тоже ору: из разрешённого к печати – только предлоги! За спиной раздаётся пронзительный вскрик, оборачиваюсь… Мама дорогая! Хромоногого сбили с ног, и ему на грудь запрыгнула здоровенная тварь, пытающаяся добраться до его горла. Бедняга успел загородиться древком копья, гиена делает несколько судорожных сжатий челюстями – и древко с хрустом перегрызено. Но я уже рядом. Хищный свист моей Прелести – и голова гиены, кувыркаясь и разбрызгивая кровь, скачет по земле. Хоть мы и отбили натиск, но, несмотря на потери, противник не собирался уходить с поля боя. С хныканьем и подвыванием гиены продолжали кружить вокруг, всё ещё надеясь на реванш. Охотники внимательно отслеживали все их перемещения. Хромоногий ворочался, безуспешно пытаясь выбраться из-под туши чудовища, привалившей его.

– Да вы страх потеряли, твари! – закричал я. – Вам тут ничего не обломится! Пошли на…

Кроме надоевшего визга и ноя, никакой реакции.

– Ну, ща я вам покажу!

Я нащупал колчан с дротиками, болтавшийся сзади. Как ни странно, всё было на месте. Достав дротик, я прицелился, до гиен было метров десять – пятнадцать… Н-на, получи! Ага, как же, даже не рядом! Достал следующий и… тут сбоку: «Та!» Я покосился: рядом стоял один из охотников. Мужик явно был в возрасте. Седой веник бороды, такой же веник на голове, морщинистое лицо и… совершенно ясные, молодые, голубые глаза. Он протягивал узловатую руку к дротику.

– Та, та!

– Дать тебе?

– Та ме. Та!

– Ну, на, – протянул я ему дротик.

Мгновенно определив баланс, дед прищурился и с силой метнул его. Вот это да! Ай да дед! Дротик поразил гиену прямо в глаз. Причём сила удара была такова, что наконечник явно вонзился в мозг. Вонючка упала без единого звука.

– Давай ещё, – протянул я деду последний дротик.

Следующим броском охотник попал гиене в брюхо, в районе задней лапы. Завизжав, она стала крутиться на месте, хватая дротик зубами, пока не вырвала его, а потом с подвыванием кинулась бежать. И словно труба протрубила отступление, остальные товарки кинулись вслед. Ух-х! Вот это я понимаю – веселуха! Адреналин под горлом плещется.

Но дед никому не дал расслабляться, видать, он у них за главного был. С криком «Сиить хатат сиить, сиить!» кинулся собирать дротики. Двое охотников стащили труп гиены с хромоногого, который на удивление не особо и пострадал. Сунув ему в руки копьё, они подхватили волокушу с так и не пришедшим в себя человеком и скоренько поволокли её в сторону брода. Хромоногий заковылял следом. Не глядя, я сунул принесённые дротики в колчан, и, подобрав сулицу, мы с дедом двинулись следом, прикрывая отступление. Конечно, старый охотник прав, отсюда надо валить как можно быстрее. Вряд ли гиены сейчас кинутся снова, но на шум может появиться кто-то и посерьёзней, какой-нибудь Лёва Пещерный, местный авторитет.

Лишь у головы гиены дед ненадолго задержался, внимательно рассматривая срез. Как бы не веря собственным глазам, он поцокал языком, с уважением глядя то на меня, то на мою Прелесть.

– Гуг дах, гуг! – Старик ударял ребром ладони себе по шее. – Гуг!

– Хороший удар, говоришь, а, дед? Я сам в шоке! – И, видя непонимание в глазах, добавил: – Гуг, да?

– Гуг, гуг, – закивал охотник, скалясь щербатым ртом, и энергично замахал рукой в сторону переправы: – Хатат сиить, хатат!

Что ж, и тут всё понятно: либо «Пойдём скорее, пойдём», либо «Скорее пойдем, скорее». Мы достаточно быстро добрались до переката, и охотники, подхватив раненого под плечи и колени, почти без остановки устремились на противоположную сторону. Стало ясно, что эти места им хорошо знакомы.

«Чёрт, – я невольно притормозил возле воды, – а мне что делать? Здесь оставаться? За ними идти? А как же вещи, ведь не скажешь: „Мужики, вы тут побудьте полдня, за великом сгоняю! “»

Дед остановился посреди переправы, удивлённо обернулся, мол, что ты там застрял, придурок, и замахал рукой: «Хатат, хатат! Пошли, пошли». Последним доводом стали звуки, долетевшие с места столкновения, – визгливое рычание и мерзкий хохот, там явно разгоралось пиршество. Не-е-ет, с такими соседями тут делать нечего.

– Мерзкие каннибалы, чтоб вам… и……всех, – смачно выматерился я и вошёл в воду.

Вместо того чтобы идти в проход, как я почему-то думал, дед и компания скорым шагом отправились вниз по течению и где-то через три часа ходьбы подошли к каменному карнизу по типу того, в котором я спрятал свои вещи. Но прежде, чем мы приблизились к нему вплотную, дед взмахом руки отослал одного из охотников в разведку, посмотреть, что там и как. Тот, пригибаясь, осторожно подкрался и после недолгого высматривания призывно поманил рукой, мол, всё спокойно. Да, этот карниз был намного, если так можно выразиться, комфортабельнее. И шире, и глубже, и выше, чем мой. Под ним вполне могло разместиться десять-пятнадцать человек без особого стеснения. Сразу было видно, что тут останавливались, и не раз. В глубине полости лежали кучки сухой травы, листьев и камыша, на входе – большое костровище, обложенное камнями.

Как только мы забрались под карниз, тут же попадали на подстилки совершенно без сил. И бой, и последующее отступление – всё это сильно измотало нас. И вот наконец появилась возможность спокойно отдохнуть в относительной безопасности, а также рассмотреть друг друга как следует. Вот мы и лежали и молча пялились друг на друга. Уж не знаю, каким я предстал в глазах моих новых знакомых, но первобытные люди оказались вполне нормальными мужиками. Никаких, слава богу, надбровных дуг и выступающих нижних челюстей. Никаких негроидных или монголоидных черт лица, обычные, среднестатистические русские рожи. И рост вполне нормальный, не метр с кепкой, а около метра семидесяти, плюс-минус туда-сюда. Конечно, я со своим метр восемьдесят семь был на голову выше любого из них, но, что самое интересное, у охотников удивление вызывала моя одежда, оружие, лёгкий интерес – внешний вид, однако не мой рост. Значит, такие рослые, как я, и тут водятся. Пропорции тела гармоничные, и хотя в плечах не богатыри, чувствуется, крепко сбитые. И, судя по сухопарым, жилистым торсам, рукам и ногам, силушка имеется. На голове волосы, в основном тёмно-русые, разной степени косматости и у всех прилично грязные, были перехвачены либо кожаным ремешком, либо меховой повязкой. Бороды, как я уже говорил, веником, причём помойным. Только у хромоногого вместо бороды – козлиная бородка в три волосинки. Видать, совсем ещё пацан. Тем двоим, что тащили волокушу, навскидку годов под тридцать, и только дед был такой же седой, как я. Сколько ему лет, на глаз определить было трудно.

Одежда у всех была однотипная: две шкуры длиной до колена, сшитые на плечах, дырка для головы, по паре завязок на боках, и подпоясаны плохо выделанным кожаным ремнём, на котором болтались различные кожаные и меховые мешочки. Ещё у каждого была меховая котомка с одной лямкой, на вид весьма увесистая. Ноги у них были до колена обёрнуты шкурой и обмотаны ремешками. К ступням, охватывая их, такими же ремешками крепились куски толстой кожи. Костюмчики брутальные, но… с чистотой у них как бы не очень. Вообще ребятки прилично «озонировали».

Ну и, конечно, у каждого на шее, как и у меня, болтался «список личных побед». У всех, понятое дело, разный. У деда – самый авторитетный, у молодого – типа моего, очень скромный.