Это было оправдано, чертовски оправдано, потому что весь советский Стакомск медленно, но верно погружался в хаос. Переполненные больницы, тюрьмы, даже поспешно переоборудованные здания, недостаток персонала, КАПНИМОВ, специалистов, умеющих работать с людьми, все это усугубляло и так плачевную ситуацию в городе. Нет, еще не слышались взрывы, еще не горели здания, но очереди на вокзалах уже были километровыми ежедневно. Мы работали, сцепив зубы и отгоняя от себя мысли о том, что самые сообразительные и опасные из «бунтарей» наверняка первым же делом сменили место жительства.

В город собирались ввести военное положение.

Паша, несмотря на всю мощь своей способности патогена, не мог бы работать с полной самоотдачей, если бы не Раиса Архиповна. Точнее, если бы не я, видящий в людях нужное, а не самое яркое. Для меня было очевидно, что Даниленко – это не только легендарная личность и владелец телекинетической способности, но и куда более мощный эффектор реальности. Бабушка. А всем известно, что при достаточном финансовом и силовом обеспечении бабушки вполне могут кого-нибудь закормить насмерть. Нашего блондина как раз надо было закармливать на убой, чтобы компенсировать его постоянное нахождение в состоянии активации.

В итоге мы колесили по городу как какие-то охотники на привидений. Прибыть, выпустить вперед меня, как «танка», следом Цао Сюин, прикрывающая Салиновского, последним идёт Шахбазян, держащий максимальную дистанцию. Если объект рыпается, если рядом видны разрушения или хотя бы фингал на чьей-то роже, то неоген тут же оказывается лежащим на земле с покрытыми слизью ногами. Дальше в него летит пашин луч любви. Всё, пакуем, хлопцы, дело сделано.

Разумеется, моя героическая блондинка-начальница быстро выяснила, что я подписал на оперативную работу гражданского, да еще и находящегося под ворохом правонарушений. Она позвонила мне и попыталась сожрать прямо по интеркому, но затем, дав себе труд прочитать статистику наших последних дней, зашла с другой стороны, решив отжать такого полезного блондина себе. На последнее тот, лежащий пластом на полу в моей комнате (я принес, так как Паша почему-то очень просил пустить поспать рядом с дохлым немцем), ответил категорическим матом.

В результате на нас махнули рукой. Не просто так, конечно, каждое задержание фиксировалось дотошно, так что рейтинг социальной адаптации на часах у Салиновского рос как на дрожжах, угрожая в очень скором времени побить рекорды по всему городу во все времена…

– Умираююю…, – с заунывным воем в помещение вползло нечто, бывшее ранее вечно бодрой и заводной Вероникой Кладышевой.

– Супу будешь? – поднял куда более актуальный вопрос (в случае с бессмертной) я.

– Нет! Буду! Не знаю! – четко отрапортовало шатающееся тело, а затем потребовало, – Обними меня и отнеси в ванну. А там включи горячую воду и забудь до завтра.

– А суп туда же лить? – наклонив голову, я обозрел явно вздрюченную вне всякой меры девушку.

– Ты задаешь вопросы, о которых потом придётся пожалеть! – провыла моя подруга, протягивая руки вперед, – Неси меня! Неси меня в свою стр… ванну!

Делать нечего, пришлось ухаживать. Включив горячую воду, я раздел обмякшую тряпочкой девушку, а затем аккуратно положил блаженно застонавшее тело в ванну. И ушел, конечно. Суп сам себя не приготовит. Тоже, кстати, загадка – вон «чистые» или тот же Данко, они же едят? Едят. И пьют. И срут, чего уж там. Но могут этим вообще не заниматься! Нет, срать, конечно, должны, когда есть чем, но, когда нечем, вполне могут… ну вы поняли, да?

Вот зачем две такие системы? Как они взаимосвязаны? Зачем им чувствовать голод, когда пища буквально не нужна телу?

– Ты сегодня невыносим! – заявила мне водоплавающая брюнетка, которую я потчевал, не отходя от кассы.

– Зато я кормлю тебя в ванной. Супом, – резонно аргументировал я, аккуратно целясь ложкой и держа глубокую тарелку на весу.

– Таки да, – задумчиво кивнула облокотившаяся на борт девушка, а потом добавила, – Самое романтичное, что для меня делали. Когда-либо.

– Пирожки были бы удобнее.

– Изотов, заткнись и романтично корми меня супом!

Теперь я знаю, как выглядит идеальная женщина – ей под сорок, но выглядит в два раза моложе. Вру, конечно, но конкретика имеет свое очарование. Молодые девочки очень часто сами не знают, чего хотят, но предпочитают, чтобы ради их блага напрягались другие. В принципе логично, так как другие рассчитывают воткнуть в них член (или уже втыкают и не желают лишаться этой привилегии), но молодость проходит, оставляя горькое послевкусие навсегда изменившейся жизни и утраченной востребованности. А вот такой вариант – всем советую. Вечно юная подруга, у которой никогда не болит голова. Да вообще ничего не болит.

Опять-таки вру. Это сейчас хорошо, когда мне почти девятнадцать без двух дней. А будет тридцать с плюсом – взвою.

Слегка отмякшая Вероника разговорилась, где она так умудрилась устать. Оказалось, что сверху поступило высочайшее указание привлечь Окалину Юлию Игоревну к акциям умиротворения населения Стакомска. Несмотря на её возможно нестабильное психическое состояние. В идеале бы живые обращения, но сойдут также и видеозаписи, которые, как уверены в Кремле, легко соорудить. Поэтому нашему мастеру-психиатру пришлось об колено ломать выработанную стратегию очень медленной и размеренной терапии, через которую они проходили с Палатенцом, и начать ударными темпами прокачивать Юльке адекватный «старый» вид.

В общем, не самое легкое занятие: уговорить призрака, у которого есть свои желания и цели, поступиться этими приоритетами, выбрать другие, исполнить нужное, а затем вернуться к терапии, призванной ограничить в этих самых желаниях.

– Ну и что в итоге? – поинтересовался я, откладывая пустую тарелку.

– Она обещала стараться… если пустим жить обратно сюда, – пожала плечиками девушка.

– Хм, а еще Салиновский просится. Хотя бы временно. Интересно, с чего? – озадачился я.

– Э…, – поперхнулась девушка, – Ну ты, вообще-то, и виноват. Он, считай, со своими фейками зажигает, но это ладно, это мелочи, гы-гы. А вот то, что он мимо комнаты Янлинь прокрасться не может без последствий – это, Витя, твоя вина. Ну и, немножко, моя. Ну и самой китаянки.

– Не понял? – не понял я.

– Дурак, – улыбнулась брюнетка, – Она же видит, чем мы тут занимаемся. И как. А пар ей выпустить сейчас только через блондина и можно! Никого другого нет!

– И почему в советском обществе, столь далеком от похоти и развратных мыслей, я живу, буквально погрязнув во всем этом половом беспределе? – риторически спросил я потолок.

– Не знаю, больной ты, видимо, – фыркнула миниатюрная девушка, – А теперь вытирай меня и пойдем заниматься вот этим самым далеким и несуществующим!

– Нет уж, – решительно отрекся я, удаляясь под полные праведного возмущения звуки, – Сначала суп!

Ну а че?

Глава 5. Презумпция виновности

Представьте себе, вы случайно обнаружили источник сверхспособностей, буквально валяющийся под ногами. Какими они будут – неизвестно, но будут совершенно, определенно точно. И, что куда интереснее, вам ничего не будет за использование этого кусочка дерева на себе! А как же иначе? Вы его не заказали, не купили, не… тысячу раз «не». Он просто упал с неба.

Да, есть шанс обрасти шерстью, начать дышать аммиаком, стать гидрофобным или превратиться в нечто непотребное, но не такой уж и большой. Обычный житель нашего необъятного Союза еще бы подумал, но стакомчанин, ежедневно видящий применяющих способности неосапиантов? Нет.

Итак, он подбирает кусочек дерева, а затем смотрит, как тот погружается в его плоть. В наиболее распространенном случае, конечно же, потому что решение импульсивное. Другие, в которых люди бегают, сгребая артефакты в пакеты, а затем уносят, чтобы раздать, продать, предложить… я их не хочу рассматривать, потому что в результате все равно в конце будут блестящие глаза, дрожащие руки и бывшее дерево, растворяющееся в человеческом теле. Он, она, они, идущие после школы… подбирают и используют.

Не суть. Что потом? Всё-таки между обычным советским гражданином и неосапиантом есть разница и, если вторые её прекрасно видят, в чем-то даже завидуя простым смертным, то вот для первых она неочевидна. В основном, потому что ну… кто будет вникать в нюансы жизни другого человека? Куда он ходит отмечаться, какие обязанности имеет, чем ограничен? Нет, этого нет. Все просто хотят делать руками пых-пых, и чтобы окружающие завидовали.

А еще, конечно же, крепкое здоровье, идеальный иммунитет от болезней, слегка улучшенную внешность…

Дерррьмо…

После двухнедельной лежки, когда ты вялый и сонный ползаешь осенней мухой от туалета до холодильника и назад на кровать, наступает короткая и яркая жизнь мотылька. Ты приобретаешь силы. Понимаешь, как они работают. Можешь их применять. Не зря мучился! Не зря рисковал!

Ты теперь другой!

Но знать окружающим об этом вовсе не обязательно. Все эти законы, положения, ограничения… зачем они тебе? Здоровье поправил? Отлично! А остальное никого не касается.

Затем ты узнаешь, что Миронова, твоего личного кума, взяли прямо на хате, где он мирно спал. Воткнули мордой в пол, закрутили руки, заковали как преступника, швырнули в автозак и увезли черт знает куда. А Балашину, вспыльчивую, но в принципе добрую бабу с твоей работы, пристрелили. Нахер. Тоже на дом приехали. Соседи видели, соседи слышали, соседи рассказали.

Ты понимаешь, что придут и за тобой.

Что ты делаешь? Ищешь таких же, как и ты, успевших, везучих. Обсуждаешь с ними слухи и сплетни, не веришь властям, вещающим из каждого динамика. Вы готовитесь защищаться от произвола тех, кто хватает людей по их собственным домам. На самом деле произвола нет, потому что вы с товарищами уже не люди, но с этим вы не согласны. Совсем не согласны. Вы скрываетесь, вы тренируете свои силы, вы пьете. Кто-то для храбрости, кто-то для спокойствия.

Потом вас находят. Начинается бой. И луч, прекрасный зеленый луч, которым ты можешь разрезать бетонный блок для фундамента, он проходит с твоей дрожащей похмельной руки мимо высокой седой китайской стервы, уходя куда-то в сторону, влево и вверх, сквозь стены и этажи. А через три минуты все вокруг узнают, что твой луч прошёл еще и через колыбель…

– ТВАРЬ!! – рычу я, запертый в сфере бабы Цао, – Сраная тварь! Убью!!

У моего отношения к алкашам долгие, черные и горькие корни. Ни раз и не два видел, как такое полуживотное медленно деградирует, отравляя жизнь окружающим. Он не считает себя опасным или даже вредным членом общества, отнюдь. «Я же работаю, почему я не могу себе позволить…?». Можешь, все могут. Но регулярно? Ежедневно? Начиная вращать всю свою жизнь вокруг вечерней бутылки?

У алкоголиков и дураков есть одна очень неприятная особенность – они не осознают глубин собственного падения, даже когда валяются в кутузке обосранными и с сотрясением мозга.

А потом он, дойдя до дна, оставляет включенным газ. Сбивает своим падающим пьяным телом коляску. Ворует нечто важное на заводе, где его терпят по старой памяти на почти ненужной должности. Крадет у бедного соседа-подростка смартфон, чтобы продать его в скупке за копейки. Бьют домашних. Обманывают. Попрошайничают. Или же – как сейчас…

Поэтому баба Цао меня и заперла в своей сфере. Чтобы я не оторвал валяющейся на полу полупьяной мрази, что-то причитающей себе под нос, чего-нибудь. Рук, например, вместе с ногами. У меня слизь замечательно останавливает кровь.

Только прости, баба Цао, но твоих усилий будет маловато. Я в слишком большом, буквально поглощающем меня бешенстве. Не могу ничего не сделать. Эта мразь убила ребенка.

– СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА!!! – реву я на всю эту вскрытую подвальную «малину», обращаясь к ублюдку, – В ГЛАЗА СМОТРИ!

Он смотрит. Тяжело сглатывает. А потом падает навзничь, насколько это позволяют границы его «мыльного шарика» авторства Цао Сюин. Затем алкаша-убийцу начинают колотить судороги. Спасти его успевают, даже несмотря на кровотечение из наполовину откушенного языка, но вот вернуть в сознание из мира кошмаров?

…нет.