Реконструируя события тысячелетней древности, не обойтись без догадок и предположений в случае, когда хотим сделать нечто большее, чем просто перепечатать древние источники. Если нам известно, что человек находился в определенном месте в определенное время и мы точно знаем, что это было за место и время и каким был сам человек, можем ли мы однозначно ответить на вопрос, что он там делал? Конечно нет, но в свете косвенных улик можем выдвинуть настолько убедительное предположение, что его будет трудно опровергнуть.

История – это туман, туман неопределенности, и чем глубже в него заглядываешь, тем сумрачнее и непонятнее он становится. Как только событие произошло и стало уходить в прошлое, оно становится уязвимым для памяти и интерпретации. Даже записанный конкретный факт, скажем прямая цитата человека в определенное время, требует нашей веры. Нам доступно только то, что утверждают другие, которые в большинстве случаев даже не присутствовали при событии, а остальное – наши догадки. Есть много историков, которые работают с ограниченным набором известных фактов. Лишь немногие добиваются успеха, открывая что-то новое. Большинство довольствуются тем, что подтверждают или оспаривают уже известное и соревнуются с любым самопровозглашенным экспертом, имеющим доступ к интернету. Цель данной работы состоит в другом. В этом она схожа с шедевром Снорри, известным миру как «Круг земной» (норв. Heimskringla) – название, которое было дано ему в XVII веке по переводу первых двух слов самой ранней из сохранившихся копий: kringla heimsins (рус. круг земной). Самая известная глава из этого произведения часто упоминается и переиздается как отдельное сочинение – «Сага о Харальде Суровом». Вот что рассказывал сам Снорри об источнике своих саг:

В этой книге я записал старые истории, услышанные мной от знающих людей, о королях, которые правили на Севере и среди данов, и об их семьях; всё записано согласно тому, что было передано мне. Некоторые истории я отыскал в старых семейных архивах, где записана родословная королей и лордов, а другие передавались из поколения в поколение в старых поэмах и сагах, которые наши предки заказывали для развлечения. Хотя мы и не знаем, насколько они правдивы, однако можем быть уверены, что старые и мудрые люди считали их истиной.

Спустя три четверти тысячелетия мы не можем поступить иначе. По сравнению со Снорри мы располагаем бо́льшим количеством источников (см. примечания и библиографию в конце книги), ведь наш герой – король, которого славили и помнили от Англии до Византии, от Киевской Руси до Святой земли. Если некоторые из этих источников противоречат Снорри или друг другу или кажутся ошибочными, мы можем лишь точно повторить их, указав на противоречия и попытавшись отыскать среди них истину. Скорее всего, никогда не удастся объяснить расхождения между этими многочисленными повествованиями, но мы и не стремимся это сделать. Эта книга – не анализ и не опровержение (ну, может быть, только отчасти), а объединение, сравнение и пересказ древних сказаний подобно тому, как это делал Снорри за своим письменным столом, отставляя бокал, чтобы зажечь в ночи высокую свечу и поднести перо к пергаменту из телячьей кожи: «Саги кажутся мне наиболее достоверными, если они правильно истолкованы и точно пересказаны».

Мы сделаем то же самое, пересказывая легенду о последнем и величайшем из королей викингов, Харальде III Хардерод, Харальде Суровом.

Дон Холлоуэй, апрель 2020 года

Часть первая

Солнце встало в мгле багровой,
Ветер загудел сурово,
Со скалы взлетел орел,
Волк покинул темный дол,
В небо воронье взвилось,
Выбежал бродячий пес,
И поднялся над землей
Клекот, рев, и грай, и вой:
«Попируем нынче вволю —
Стяг Гарольдов реет в поле!» ^[1]

Сэр Вальтер Скотт

I
Кусок Англии в семь стоп длиной

Вот он, знаменитый,
Заманён на запад,
Гость, чтоб в земь с друзьями
Лечь. Предчую сечу.
Пусть же коршун кружит,
Брашнам рад, – мы падаль
Оба любим – княжий
Струг подстерегая.^[2]

«Сага о Харальде Суровом»

В сентябре 1066 года встал вопрос о принадлежности Англии англосаксам или викингам, и около 12 000 человек ценой своей жизни решили получить на него ответ. К югу от Йорка, на реке Уз сошлись в битве две великие армии, следуя стародавней традиции: били и кололи, стена щитов на стену щитов, сталь против стали. Приливная волна, идущая с севера, на западе разбивалась о больверк, и любого, кто окажется между ними, ждала гибель. Рокотали военные барабаны, гудели латунные роги, а воины гибли, проклиная и старых, и новых богов.

На стороне скандинавов выступило 7 000 человек. Норвежцы-исполины были в устрашающих шлемах и сверкающих кольчугах. Краснолицые морские разбойники с Оркнейских и Шетландских островов жаждали вернуть потерянные земли. А с дальних уголков Киевской Руси, Византии и Святой земли собрались стареющие, седеющие воины в помятых шлемах, увенчанных перьями, в чешуйчатых доспехах и с изогнутыми мечами. На левом фланге, вдали от реки, было несколько сотен англичан-перебежчиков, с тех времен, когда Йорк еще был Йорвиком, столицей Нортумбрии викингов, когда сыновья Рагнара Лодброка разорвали легкие своего короля Элле двести лет назад. Немало нортумбрийцев с радостью встретили бы возвращение древней столицы.

На пути у них стояло 4500 англосаксов. Большая их часть была из фирда, местного ополчения, призываемого в смутные времена: сельчане, фермеры, дельцы и плохо обмундированные крестьяне, вооруженные от силы копьями, деревянными топорами и пращами, пугающие только своим количеством. Стена щитов впереди была укомплектована лучше и состояла из истинных воинов, облаченных в кольчуги, с каплевидными щитами и зазубренными мечами, тяжелыми двуручными топорами стародатских времен, абсолютно бесполезными для плотницких работ, но в руках опытного воина способными обезглавить лошадь или разрубить человека пополам. Это была домашняя стража, или королевская гвардия, хускерлы, или хускарлы, – военное ядро англосаксонской Британии: профессиональные солдаты, которые сидели за столом лорда, ночевали у его очага, получали жалованье золотыми монетами и погибали по его приказу. Они стояли на возвышенности.^[3]

Здесь, в Фулфорде, что по-староанглийски означает «вонючий брод», ряды англичан выстроились вдоль мокрой канавы с торфяным дном, протянувшейся от непроходимой прибрежной трясины до берегов реки Уз. С обеих сторон их окружала вода, и избежать встречи было невозможно. Викингам пришлось идти прямо на них – другого выбора не оставалось, но прежде чем добраться до стены щитов противника, им приходилось погружаться в подтопленную канаву, в своих тяжелых доспехах и с оружием в руках став уязвимыми для стрел и копий. Оттуда они, дезориентированные, хаотично взбирались по берегу реки, чтобы погибнуть под копьями, вонзающимися сзади, со стороны плотной стены английских щитов, которая размыкалась, только когда хускарлы расступались и взмахивали своими жуткими топорами.

«По полю кровь лилась рекой, – сообщает неизвестный автор из “Гнилой кожи”. – Викинги вброд переходили кровь воинов». Во второй половине дня мертвые и умирающие заполнили канаву – их лица постепенно погружались под черную болотную воду, которая придавала им красный цвет, пока их собратьям приходилось идти по ним, всё глубже утапливая в грязи. Шла чудовищная бойня, наступление было безнадежным, а отступление – неизбежным.

Справа от позиций викингов, на ближайшем к болоту фланге, англичане из числа скандинавских союзников внезапно пошли на попятную. Прекратив сражаться, они в смятении начали отступать, опасаясь открывать спины дождю англосаксонских стрел. Выглядывая из-за щитов со стороны канавы, нортумбрийцы воспользовались случаем. «Крыло у ближайшей к канаве линии скандинавов расступилось, – пишет Снорри, – и туда последовали англичане, рассчитывая, что норвежцы будут спасаться бегством». Англосаксонское войско бросилось в канаву, перебралось на другую сторону и пустилось в погоню. Выгнав предателей и обойдя норвежцев с фланга, они одним ударом покончили бы с нападением викингов.

«Королевский штандарт реял у реки, – записано в «Круге земном», – там, где ряды были самыми плотными».

С другой стороны поля от своих мягкотелых союзников стоял король Норвегии, невозмутимый перед лицом надвигающейся катастрофы. Харальд III, сын Сигурда, по прозвищу Прекрасноволосый, Бич Болгар, Датский Молот, Северная Молния – был не из числа желторотых новичков с трясущимися коленками. Он был самым прославленным викингом своего времени.

По своим собственным подсчетам, он завоевал более восьмидесяти городов в далеких землях, от Сицилии до Ближнего Востока. «Это был могущественный человек, – десятилетие спустя заметил немецкий монах Адам Бременский, когда писал о короле, которого никогда не видел, что не мешало ему питать к нему ненависть и очернять его, – и прославившийся победами, которые он одержал в Греции и Азии в бесчисленных войнах с варварами».

«Король Харальд был красив и благороден, – пишет Снорри. – Волосы и борода его были золотистого цвета. Борода была короткой, а усы длинными. Одна бровь была слегка выше другой. Крупные кисти рук и ступни были правильной формы». На поле боя Харальда нельзя было спутать ни с кем. Его шелковое знамя, Ландейдан, или Опустошитель Страны, с черным вороном на белом фоне, веками служило штандартом правителей у викингов, символизируя бога праотцов – Одина; оно сразу позволяло выделить Харальда из толпы. Харальд, которому в 1066-м был 51 год, выглядел истинным гигантом. Хауберк доходил ему до середины икры, в то время как на любом другом, менее крупном человеке заканчивался бы у щиколотки.

«Ростом он был в пять локтей», – утверждает Снорри. Локоть, которым пользовались в Исландии вплоть до XIII века, у викингов был длиной восемнадцать дюймов – таким образом, рост Харальда достигал семи с половиной футов (около двух метров двадцати сантиметров. – Прим. ред.). Редкий викинг носил с собой измерительный стержень, поэтому локоть был очень практичной мерой, основанной на средней длине предплечья от локтя до конца среднего пальца, и поскольку в те времена скандинавы (как и все европейцы) были ниже, чем сейчас, в среднем чуть выше пяти с половиной футов ростом (около метра шестидесяти восьми сантиметров. – Прим. ред.), локоть также был сравнительно короче, из-за чего рост норвежского короля был не такой грандиозный, но всё же внушительный.

Двадцатью годами раньше Харальд занял норвежский престол по праву крови, которое исходило от легендарного прапрадеда, короля Харальда Прекрасноволосого. Это имя было типичным и, наиболее вероятно, происходило от старогерманских слов «армия» и «лидер» (here, weald). Еще несколько веков Харальда III не назовут Хардероде — Жестоким, Тираном, Суровым Правителем, и совершенно точно никогда не говорили ему этого в лицо, несмотря на то что не так много норвежских королей соответствовали бы этому прозвищу.^[4]