Однако Олав посчитал измену себе меньшим злом, чем измену Господу Богу. Он запретил жестокие грабежи. Вдобавок, если сражение будет складываться не в его пользу, скот и добыча только затруднят отступление, а в случае победы армия всё равно всем завладеет, и заблаговременно всё уничтожить значило только ухудшить свое положение. Он пытался договориться с крестьянами, даже отозвал в сторону местного фермера, который примкнул к войску, и дал ему серебра, чтобы сберечь его до окончания битвы, а затем передать церкви за молитвы павших в сражении крестьянских душ. Таким образом Олав надеялся расположить к себе крестьян, но прошлое его не отпускало.

Как только армия поднялась на возвышенность в Стикластадире, все посмотрели вниз и увидели там буквально каждого норвежца, способного держать оружие в руках: землевладельцев (лендерманов), дворян (танов), зависимых фермеров (коттариев), слуг (бондменов), крестьян, мелких свободных землевладельцев (йоменов) и даже рабов (трэллов) – «весь народ, свободный и несвободный, – записал Снорри. – Их было так много, что в те времена в Норвегии никто и не видел на поле боя такого огромного войска».

Он пишет, что воинов собралось «сто раз по сто», что звучит как удобное выражение для слова «много», но если считать длинными сотнями, то набирается 14 400 человек, то есть более чем в четыре раза больше, чем в войске Олава.

Короля Кнуда, разумеется, среди них не было, но от его имени армию вел Кальв Арнасон, которого Снорри отметил как «великого полководца <…> человека предвидения». Он был потомком клана Арнаснир, сыновей Арни, – могущественной семьи, которую разделила преданность двум королям. Его братья встали на сторону Олава, но Кальв, самый старший, перешел на сторону короля Кнуда. Сейчас он стоял во главе крестьянского войска вместе со своим свояком Хареком из Тьотты и с тестем, Ториром Собакой из Бьяркей, у которого были свои счеты с королем на почве вражды, денег за пролитую кровь и мести.

Старый Харек поссорился с шерифом – земским начальником графства Олава, из-за чего король предал его суду. В качестве возмездия Харек совершил убийство и поддержал Кнуда, когда до того дошло. Кальв относился к нему как к «испытанному в сражениях и честолюбивому человеку» и даже предложил ему командовать армией, но Харек отказался: «Я уже старый и дряхлый, и в битве от меня толку нет. Кроме того, мы с королем Олавом раньше были друзьями, и хотя сейчас ему до меня нет дела, мне не подобает вести войско на него».

Торир Хунд, что означает Собака, из клана Бьяркей, был одним из самых великих предводителей Холугаланда, земель на северо-западном побережье Норвегии, и раньше он также был предан королю. (Его отец Торир погиб вместе с Харальдом, отцом Олава, на погребальном костре у Гордой Сигрид.) Но племянника Торира втянули в кровавую вражду, в результате которой он обезглавил врага на столе у короля Олава, за что позже один из королевских воинов поразил его копьем. У Торира было то самое копье, и он поклялся вонзить его в тело Олава.

Кроме них, был еще некто Торстейн Кнарресмед – Корабельный Мастер, кораблестроитель, «статный и сильный», как писал Снорри, «очень воинственный, и искусный человекоубийца». Он точил на короля Олава зуб за конфискацию крепкого торгового судна, которое самолично построил, в счет уплаты за убийство. Его горячо приняли в первые ряды войска Торира Собаки, откуда тот надеялся подобраться к королю на расстояние вытянутой руки. Как плотник, Торстейн всегда носил с собой топор.

«Все хотели, чтобы Кальв стал предводителем армии, – записал Снорри, – и чтобы тот каждому указал его место». Кальв предупредил воинов, что хотя у Олава было меньше людей, он сам был великим полководцем, и что если предводители армии Кальва покажут хоть каплю страха или дадут слабину, то многочисленная крестьянская армия может обратиться в бегство, бросив остальных на милость короля. «Мы все должны быть стремительными и непреклонными, – сказал он им, – и уверенно вести крестьян вперед, ибо они заразятся нашей решимостью, когда мы будем вдохновлять их на бой».

Норвежский епископ, смутьян Сигурд, назначенный своим дядей Кнудом, обрушился с проклятиями на Олава, перечисляя несправедливости, которые тот творил во имя Господа. Кальв добавил: «Все, кто не станет сегодня отважно биться, будут признаны бесполезными трусами, поскольку среди наших противников нет невинных. Никого не щадите, ибо от них вам пощады не будет».

Он приказал поднять свой стяг в центре крестьянской армии, под ним поставить своих людей и людей Торира Собаки, а менее опытных расположить в первых рядах, чтобы им было сложнее бежать с поля боя через ветеранов. С обеих сторон поставили самых проверенных воинов, а остальная многочисленная толпа расположилась по флангам. «Этот участок рядов был широкий и тесный», – записал Снорри, имея в виду плотную стену щитов.

Харальд стоял рядом с Олавом, когда король, державший в руках копье и одетый, как подобает королевской особе, – в хауберке, кольчужной рубахе, в покрытом золотом шлеме, держа белый щит с выложенным на нем золотым крестом, а на его поясе висел меч с золотой рукоятью под названием Хнейтир («Разящий»), – обратился к войску со словами: «У нас много крепких воинов, и несмотря на то что фермеры могут превосходить нас количеством, лишь судьба решит, кому достанется победа. Клянусь, что в этой битве буду стоять насмерть – я либо буду победителем, либо погибну».

Каждому в случае победы он пообещал земли и богатства или, в случае поражения, большую награду на небесах. «Мы должны ударить первыми и быстро переломить сопротивление, поскольку количеством они нас превосходят. Залог нашей победы – в быстрой атаке. Если же будем долго сражаться без подкрепления, они только своим числом нас победят. Если же обратим в бегство их первые ряды, то они толпой навалятся на тех, кто сзади, и чем больше их там будет, тем больше мы сможем убить».

В сагах не говорится об этом напрямую, но, судя по описанию, не приходится сомневаться в том, что Олав построил свое войско в традиционный для викингов боевой порядок – клин, свинфилкинг, или «рыло кабана». По словам датского историка XII–XIII веков Саксона Грамматика, это построение было личным изобретением самого Одина, однако на самом деле, скорее всего, было перенято у римлян – от их клинообразного строя под названием caput porcinum, что означает «голова свиньи». (Некоторые современные историки считают, что свинфилкинг больше напоминал колонну.) Такое построение предполагало расположение наиболее тяжело вооруженных солдат на вершине клина для того, чтобы пробить определенный участок стены щитов противника. Этим битва при Стикластадире отличается от битвы при Фулфорде, которая произошла тридцать шесть лет спустя: в 1030 году высокую позицию занимали атакующие, а не защищающиеся. Однако, чтобы одержать победу, необходимо было оставить позиции, спуститься и омыть клинки кровью крестьян.

Арнльота Геллини, Гаука-Кукушку и Афру Пахтанье со своими людьми Олав поставил на передний край атаки. Тану Торду Фоласону он предоставил честь нести стяг с фигурой морского змея – виверны — на белом фоне, а сам со слугами встал под ним. Бьёрн – Медведь – был сталлари короля, его военачальник, главнокомандующий, сражающийся топором швед и старый друг Астрид, шведской королевы Олава; именно он прибыл на Русь, сообщив Олаву, что снова открылась возможность завоевать Норвегию. Рёгнвальд Брусасон, молодой наследник графа Оркнейского, последовал в ссылку за Олавом, а сейчас вернулся с ним же. «Люди Рёгнвальда были самыми красивыми, – говорится в “Саге об оркнейцах”, – с густыми светлыми и шелковистыми волосами. Волосы у него были пышные и золотистые, как шелк. Скоро он вырос и стал высоким и сильным. Он был умен и знал, как вести себя при дворе конунга».

Придворным поэтам Олав приказал укрыться вместе с ним за щитами, расставленными вокруг стяга: «Оставайтесь здесь и всё запоминайте, а когда будете слагать свои песни, то не станете полагаться на слухи».

Сигвата Тордарсона, излюбленного поэта короля, тогда вместе со своим хозяином не оказалось – в самый нужный момент он совершал паломничество в Рим, как насмешливо заметили менее талантливые скальды, которые присутствовали на месте событий. Однако он смог позже поговорить с выжившими и подробно написал о сражении, и Снорри детально его цитирует.

Шведы заняли левый фланг Олава. Норвежцы Дага Харингссона всё еще были на подходе и шли по северной части долины. До тех пор, пока оба войска не соединились, горцы Харальда могли взять правый фланг. Однако, оказавшись в битве с противником с перевесом сил в четыре раза и зная, что у матери нет других сыновей королевских кровей, Олав объявил: «Я считаю, что моему брату Харальду не следует сражаться в этой битве, ведь он еще ребенок».

Эти слова предсказуемо подействовали на молодого принца. Харальд сказал Олаву: «Я непременно буду сражаться, и если я еще недостаточно силен, чтобы удержать меч, я знаю, что надо сделать: я привяжу рукоять меча к руке. Никто так не хочет отдубасить фермеров, как я. Я буду сражаться вместе с товарищами».

Харальд впервые предстает певцом войны – говорится, что здесь он сочинил первые строфы:

Край прикрыть сумею
Войска, в строй лишь дайте
Встать. Утешу, страшен
В ратном гневе, матерь.
Не отступит, копий
Убоявшись, – пляшет
Сталь – младой в метели
Скёгуль скальд удалый.

Больше всего викинги любили, когда отважные воины складывали стихи перед лицом смерти. Молодой Харальд был как раз таким. Сейчас судьба преподнесла ему второй урок – о том, как король ведет войско на битву.

Армии встретились в полдень, но бой начался не сразу. Крестьянское войско было таким многочисленным, что потребовалось время, чтобы подтянулись все. Торир Собака направил самых неблагонадежных фермеров в первые ряды, чтобы те не струсили раньше времени. Это было идеальное время для нападения, но Олав всё еще ждал норвежцев Дага Рингссона. Они так долго собирались, что королю удалось прилечь и вздремнуть. Он возмутился, когда Финн, брат Кальва Арнасона, при приближении врага разбудил его: ему снился приятный сон, как он идет вверх по лестнице до самых небес, – а когда его разбудили, он как раз стоял на самой верхней ступени. Финн сказал ему: «Для меня этот сон не так приятен, как для вас».

Обе армии настолько сблизились, что стоявшие в первых рядах с обеих сторон узнавали друг друга. Олав заметил своего бывшего дружинника Кальва. «Что ты здесь делаешь, Кальв? Раньше мы были друзьями, – выкрикнул Олав. – Тебе не пристало против нас сражаться или бросать копье в нашу сторону, ведь с нами четверо твоих братьев».

(Скандинавские битвы по традиции начинались с броска копья в сторону противника, символизируя копье Одина, стоявшего во главе легендарных асов, которое тот запустил в сторону ванов и тем ознаменовал начало Первой войны богов. Поскольку Олав был христианином хотя бы номинально, то вместе с ним мы можем предположить, что в Стикластадире первым бросить копье мог Кальв.)

Кальв ответил: «Не всегда всё происходит по нашему желанию. Когда ты уехал из страны, те из нас, кто остались, были вынуждены искать спокойной жизни. И несмотря на то что мы сейчас стоим по разные стороны, будь то в моих силах, то я снова стал бы твоим другом».

Однако родной брат Кальва Финн напомнил королю: «Всем известно, что Кальв говорит одно, а делает другое». Олав ответил: «Ты, может, и хочешь мира, но, кажется, твои фермеры другого мнения».

Воин по имени Торгейр из Квистада, из южной части Норвегии, высоко поднялся, когда был на службе у Олава, но теперь стоял с Кальвом. Он крикнул в сторону короля: «Ты получишь тот мир, который дал многим из нас». Олав ухмыльнулся: «Я тебя поднял из грязи – дал тебе и власть, и титул. Ты пожалеешь о том, что меня встретил. Судьба не даст тебе сегодня победы!»

Это было в половину второго после полудня. Крестьянам не имело смысла ждать прихода Дага Рингссона и его войска. Торир Собака, держа копье, которым поклялся убить Олава, был без доспехов, в одной лишь накидке из оленьей шкуры, которую, по слухам, лапландские шаманы заговорили отражать любые удары, бросил боевой клич: «Фрам, фрам, бондмен!» – «Вперед, вперед, бонды!»