Триптих (страница 3)

Страница 3

…Прилетел черный ворон и, каркнув зловеще,
опустился на кованый крест.
Роза вспыхнула контуром огненных трещин,
побежал длинной искрою треск.
Паутина расплавилась, спали оковы,
посветлела кромешная тьма.
Зарождался надеждой на радость день новый,
распахнулась ночная тюрьма.
Красота белых лилий с рассветом померкла,
и развеялся сладкий дурман.
Осыпала роса листья бисером мелким,
разогнал свежий ветер туман.
Мир, воскреснув, сиял розоватой зарею.
Розой яркой восход расцветал.
Смерть, с надгробия встав, замахнулась косою.
Черный ворон взлетел и напал
на паучье гнездо. Клювом бил в сердцевину.
Смерть ждала, опираясь на крест.
Но Паук в ночь ушел, тороплив покинув
поле боя. И ворон исчез.
Смерть рассыпалась прахом, с рассветом пропала.
Жар глазниц в мертвом лике погас.
На востоке мигнула звезда, засверкала,
как лучащийся радужно глаз.
Слезы высохли, Мэри с тревогой смотрела
на движение ярких лучей.
Разлетались они словно длинные стрелы,
становились темней и черней.
И звезда, побледнев, в паука превратилась,
изогнулись лучи в форме лап.
Затянулась заря облаков паутиной.
Ангел с неба в могилу упал.
Крышка гроба откинулась. Ложе из лилий.
Бледный юноша будто бы спит.
Но раскрылись глаза. Губы тихо молили
о прощении, звали Лилит.
– Кто ты? – Мэри испуганно, тихо спросила,
протянув руку юноше. Он
ухватился за кисть, с неожиданной силой
потянул резко девушку в гроб.
Мэри вскрикнула, вырвавшись, и отскочила.
Незнакомец поднялся. Глаза
засверкали как звезды.
– Хотела кончины?
Я б помог! – рассмеявшись, сказал.
– Кто ты? – снова спросила, назад отступая,
от невольного страха дрожа.
– Ангел Смерти, – ответил, – звала ты, я знаю.
Выбирай: смерть от яда, ножа?
Он шагнул к ней из гроба и руки раскинул.
Как весы закачались они.
В правой – нож, в левой – склянка.
И девушка, вскрикнув,
стала пятиться.
– Нет! Уходи!
– Как легко умереть! Жить труднее. Да, Мэри?
– Уходи! Говорить не хочу.
– Я хочу! Для тебя приоткрою я двери
в мир иной. Перейдем за черту?
Склянка, нож вдруг исчезли. И юноша мягко
обхватил Мэри крыльев кольцом.
Холод смерти объял, ее тело обмякло
перед быстрым и легким концом…
– Люцифер,… – прошептал нежный голос чуть слышно. –
Эта девушка слишком юна.
Отпусти же глупышку! Душа еле дышит.
Пригодится нам в жизни она.
Мэри вздрогнула, кровь побежала по венам,
жар разлился по телу. И взгляд
прояснился. Алело на западе небо,
догорал, угасая, закат.
«День прошел? Но ведь только восход был,… я помню!
Может быть, я уже умерла?»
Отошла от креста, опустилась на холмик.
«Смерть – не сон, а паучья нора!
Знаю это теперь. Добровольно из жизни
не уйду.… Ждет за гранью Паук.
Был и юноша бледный.… Но это лишь мысли,
просто образы…. Но холод рук
и объятий смертельных я помню так ясно!
Крылья ангела.… Нет! Это бред.
Что я делаю здесь? Все забыть. Жизнь прекрасна!
Впереди много радостных лет».
Мэри встала с могилы. Почувствовав легкость,
улыбнулась, смотря на закат.
Солнце село, и красок туманная блеклость
угасала.
– Пора мне назад, –
прошептала. – Ночь скоро. Как быстро темнеет…
Я на кладбище?! Нужно домой.
Как же Джон?.. Не прощу! Он еще пожалеет,
обошелся он подло со мной!
– Это так! – звонкий голос ответил со смехом.
Двое вышли из тени креста.
Бледный юноша в черных блестящих доспехах,
серебристых волос густота,
кожа белая, щеки без тени румянца,
голубые глаза холодны,
искривленные губы в ухмылке паяца
ненормально, кроваво красны.
Рядом девушка, нежная, истинный ангел,
в белом платье, воздушном, до пят.
И лилейный цветок, от пыльцы в красных пятнах,
на груди ее словно распят.
– Кто вы? – Мэри, спросив, отбежала от пары.
Встав за крест, попыталась унять
страха дрожь.
– Ты не бойся! Мы – готы и панки,
и по кладбищу любим гулять.
Мэри вышла. И глянув на них, удивилась.
Изменился их облик и стиль.
Парень в джинсах и майке. Тату – паутина
на груди, в центре череп блестит,
на гайтане подвешен массивным кулоном,
резкий блеск бриллиантовых глаз.
На запястьях браслеты – металла оковы…
Мэри вздрогнула.
Будто бы глас
прямо в мозг к ней вошел. И настойчиво, ясно
зазвучало:
– Скорей уходи!
Обольщение лжи иллюзорно-прекрасно,
но расплата – нет сердца в груди.
И она отступила назад, но преграда
оказалась как раз за спиной.
Обернулась и встретилась с пристальным взглядом.
Но исчезло лицо за стеной.
Белый мрамор в прожилках, без дат, безымянный.
Мэри быстро зашла за плиту.
И увидела девушку. Роза упала
из руки ее в серую тьму.
Платье белое враз почернело и сжалось,
облепив ее тело, открыв
ноги длинные.
Лилия с сердца упала.
От пыльцы красной словно нарыв
на груди. Незнакомка наряд отряхнула,
улыбнулась, и к Мэри шагнув,
протянула ей в пятнах размазанных руку.
– Я Лили, а тебя как зовут?
Что молчишь? Это Люци. Ты тоже готесса?
Парень рядом с подругою встал.
– Нет…. Я Мэри…. И к этому нет интереса.
Я тут просто гуляла… Закат
здесь красивый, кресты на краснеющем фоне
силуэтами четко видны.
– Ты художница? Любишь творить на природе?
Арты в стиле готичном модны!
Люци ей улыбнулся, и Мэри смутилась,
глядя в ясные парня глаза.
Череп, вспыхнув, погас. На груди засветилась
многолучьем паучья звезда.
Но Лили ее быстро прикрыла ладонью,
спрятав резкий струящийся свет.
Алый рот растянулся в улыбке довольной,
и заката померк красный цвет…

Город ночью не спал.
Клубов яркие двери,
словно бездны провал,
зазывали в веселье,
приглашали есть, пить,
танцевать до рассвета,
разум хмелем глушить,
оставлять без ответа
все вопросы о том,
что волнует и гложет.
Мысли мягким комком
в наркотическом ложе
нереальной мечты
шевелились, бугрились,
забивали умы.
Бесы всласть веселились.
Мэри, вслед за Лили
в клуб зайдя, оробела.
Шум людской толчеи,
блеск огней в дымке белой.
Обнажение тел,
без любви поцелуи,
страсти злой беспредел.
Блуд и Похоть танцуют.
– Поздно… Нужно назад, –
Мэри в страхе сказала.
Опустила глаза,
побежала из зала.

Но попала в объятья –
Люци встретил, и выход
ей закрыл. И распятьем
руки-крылья раскинул.
Он сдавил ее больно.
Мэри тут же обмякла
и расплакалась горько…
– Ну не будь же ты тряпкой! –
зашептал Люци в ухо. –
– Мэри, детка, надейся,
лишь на месть. Разве плохо
наказать злом злодея?
Станет легче, поверь мне!
Джон поймет, как же больно
быть обманутым. Мэри
отшатнулась.
– Довольно!
И откуда ты знаешь…
– Ты сама рассказала…
там на кладбище. Плачешь?
И Лили рядом встала.
– Месть? – спросила со смехом.
И глаза посветлели.
Мэри вспыхнула Гневом,
трубы ада запели.
И картинка мелькнула:
Джон в объятьях блондинки…
Мэри молча кивнула.
И глаза, будто льдинки,
заблестели. Но морок
разум в саван закутал.
Паука жуткий голод
на сердца бросил путы…

Джон зашел домой и хлопнул дверью.
Подождал. Ответом – тишина.
– Ну и пусть! Невелика потеря.
Мне досталась скучная жена…
Усмехнувшись, скинул он одежду.
Постоял у зеркала нагим.
– Я хорош! Красив, силен, как прежде…
Я самец! И девками любим.
Он упал в кровать, мечтами полон
о порочной страсти без преград.
Опустился сна туманный полог,
Джон закрыл глаза, забвенью рад…

… Свист плетки, боль короткая,… шершаво
по коже поползло тепло змеясь.
Джон, вырванный из сна, увидел жало
и заорал, от ужаса трясясь.
– Эй, тише, милый…
Ласково, но глухо
раздался голос. Легкая рука
коснулась лба. Слова полились в ухо:
– Я не убью…. Нас ждет с тобой игра!
Склонилась маска, в прорези лучисто
глаза сверкнули.
– Кто ты?! – заорал,
вскочив с кровати, Джон. – Уйди, нечистый!
Исчезни! Сгинь!
И крест он начертал.
Раздался хохот. Маска тут же спала.
Вгляделся он в знакомое лицо.
– Так это ты! Вернулась. Где гуляла?
Ночь на дворе…
– Не будь ты подлецом,
я б не ушла. Любовь не терпит пыток.
А я горела в пламени костра
предательства. И ревности напиток
мне горло жег, сжигал любовь дотла.
Тебя я ненавижу! Ты – мой демон,
источник зла.… Готова я убить.
– Полегче, Мэри! Слово, значит – дело.
И попусту не стоит мне грозить.

– Как голубки воркуют…. Слышишь, Люци?
Жестокая, но милая игра.
Вновь яблоко приносишь им на блюдце.
Простит его? Вмешаться нам пора!

Поникла Мэри. Слез внезапных холод
жар погасил в опущенных глазах.
И демон Гнева, ощущая голод,
призвал на помощь депрессивный Страх.
Паук расправил лапы, Сеть взлетела
и оплела пространство серым злом.
Любовь в сердцах фантомной болью тлела,
и завязалась памятным узлом.
Исчезла нежность, огрубев. И Похоть
взяла тела в привычный оборот.
– Ну, что ж ты, детка? Начала неплохо…
Убить готова?
Джон закрыл ей рот
глубоким поцелуем. И во власти
желания она легко сдалась.
Упала на кровать…. И путы Страсти
тела связали. Языки, змеясь,
сплетались, проникали и ласкали.
Сомкнулись веки, пряча зеркала.
И лица в неестественном оскале
теряли лики.… Похоть в плен взяла.
Жар рук, жар губ…. Устав от пресыщенья,
Джон распластался, тяжело дыша.
– Ну, ты даешь! – заметил, в восхищеньи
на Мэри глянув. – Это ты, жена?
Ты снова в маске…. Но зачем, глупышка?
Не прячь лицо стыдливо от меня.
Все так естественно,… меня услышь ты!
Ведь ты полна любовного огня.
Джон маску сдернул.
Перед ним, сияя,
возникла девушка.
– Не Мэри, – прошептал.
Каскад волос, как пламя окружая,
лица точеный правильный овал
подчеркивал. Глаза, как изумруды.
переливались зеленью… и злом.
В улыбке дерзкой растянулись губы.
Бровей надменный вычурный излом
лоб искривил. Но сеть морщинок-лапок
разгладилась.
– Меня зовут Лили.
Певучий голос был приятно сладок,
и сахарные нити оплели
уснувший разум. Джон заулыбался,
пробормотал:
– Ты прелесть. И мечта!
– А я? – из темноты вопрос раздался.
Белеющего тела нагота
смутила Джона. Пристально вглядевшись,
он понял: парень. В страхе обомлел.
Но плоть в союзе с похотью успешно
преодолела нравственный предел…