В конце я попросила богов послать знак, смогу ли когда-нибудь стать счастливой. И они послали, о да. Просто взяли и посмеялись! Потому что этот человек поймал мою ленту и завязал на одной из ветвей.

Мир вокруг исчез, подернулся туманом, у меня даже перед глазами потемнело.

Гром ведь ничего не знал о традициях и обычаях Шиссая! Иначе никогда бы так не сделал. Это слишком интимное действо, которое проводят только молодожены. Женская лента и узел, который завязывает мужчина – как обещание любить друг друга вечно.

И тем карикатурней выглядел этот ритуал в нашем исполнении.

Так ведь глупец даже не понял, что сделал! Ему бы только мечом махать и разрушать все своими заклинаниями. Вот это у него хорошо получается.

Нет, мы, конечно, не поженились. Этого еще не хватало. Просто выглядели как два идиота. Пускай Гром и дальше пребывает в неведении. Если бы на его месте был кто-то другой, я бы отнеслась к этому спокойней.

Утром мы покидали место стоянки. Дерево шимме стояло чуть в стороне, но я не удержалась и стала искать взглядом свою ленту.

Ее не было.

Вот просто не было и все. Неужели она сгорела в лучах утреннего солнца?

С тех пор меня со страшной силой кидало то в жар, то в холод при приближении Грома. Словно господин Сандо стоял за спиной и толкал меня к этому человеку. Я отлично помнила его унизительное поручение, но вместе с тем голову щекотало чувство, что я забыла нечто очень важное. И чем глубже копала, тем меньше понимала, что со мной происходит.

Солнце играло на водной глади озера Тамзи. Его назвали так в честь богини Печали, которая оплакивала умершего возлюбленного.

Когда я была тут в прошлый раз, вокруг бушевала зима, а воды озера сковал толстый слой льда. Снежный ветер хлестал по лицу, выстуживая до костей. А сейчас берег был тихим и светлым, усыпанным мелкими белыми цветами. Ничто не напоминало о том, что творилось здесь чуть больше двух месяцев назад. Земля быстро затянула свои раны.

Еще недавно противоположный берег принадлежал Шиссаю, а сейчас там Сеттория. Остался последний рубеж, и я окажусь на территории врага.

Люди и лошади нуждались в отдыхе, мы и так несколько дней выжимали из себя последние силы. Сетторцы бегали к воде освежиться, наш лагерь стоял на берегу Тамзи. Раз им можно, то и мне тоже, да?

Ожидая, что в любой момент меня могут остановить, я медленно дошла до кромки. Полуденное солнце освещало озеро до самого дна, в толще воды резвились стаи мелких рыб.

– Все, что за нашими спинами, шиссаи сохранили благодаря вам, – раздался голос, который я меньше всего хотела услышать.

Он подошел сзади совсем неслышно. Как настоящий разведчик.

– Снова следите за мной? – скрестив руки на груди, я повернула голову и встала полубоком, чтобы видеть собеседника.

– Я ведь обещал, что отныне не спущу с вас глаз.

Гром, как обычно, был сосредоточен и хмур. А я не знала, что делать с руками и куда спрятать глаза. Присутствие этого человека давило.

– Мне льстит, что один из лучших боевых магов континента признает мои способности, – я невесело усмехнулась и пнула камешек носком ботинка. Он проскакал и плюхнулся в озеро, запустив серию кругов.

Мы стояли рядом и, могу поспорить, думали об одном и том же. Заново переживали день, который едва не стал для нас обоих последним.

– Может, вы просто следите, чтобы я не утопилась с горя?

Глубоко внутри сидело недостойное желание поддеть Грома. Физически и магически мне его не одолеть, остаются только слова.

– Сколько вам лет, госпожа Мирай? – спросил он вдруг, проигнорировав мой вопрос.

Я вскинула удивленный взгляд.

Хочет услышать ответ, а потом заявить, что я веду себя как глупая малолетка?

Ах, конечно, Гром спрашивает не из праздного любопытства. Всем известно, что магический источник растет до двадцати пяти. Грубо говоря, что ты успел наработать в молодости, с тем и живешь до старости. Вот и интересуется на всякий случай.

– Двадцать два.

А он взял и опять меня удивил:

– Это правда, что вас отправили на войну ребенком?

– А с вами разве не так было? Все мы… – я запнулась и поморщилась, будто от этих слов на языке разлилась горечь, – …все мы дети этой проклятой войны.

– Дети? – он невесело хмыкнул. – Я бы сказал, пасынки.

Гром меня понимает? Его тоже лишили детства и юности?

Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Как звери, которые еще мгновение назад скалились, а потом внезапно замолкли, учуяв родство.

Его левая бровь поползла выше, и шрам над ней стал более явным. На виске запульсировала голубая жилка, черты заострились, взгляд стал глубоким, как то озеро за нами.

– Пожалуйста, не нужно продолжать.

Не могу говорить с ним об этом. Говорить о себе и слышать о нем – ни к чему. Это лишнее. Ведь чем выше между нами стена, тем спокойней.

– Хорошо. Но я пришел к вам не за этим. Я признаю, что был не прав у древа желаний, и приношу свои извинения.

Я сперва решила, что он шутит, но в холодных глазах Грома не было ни капли веселья. Меня окатило горячей волной и стало трудно дышать. По щекам поползли предательские розовые пятна.

– Хорошо, что вы это признаете.

В таком духе я могла говорить с Искеном или Рэйдо, а вышестоящим дерзить не имела права. И от интонаций Грома стало не по себе.

– Если вы разговариваете подобным образом и с господином Сандо, то я не удивлен, что глава рода отдал вас без боя.

Прежний настрой его смазался. Гром скрестил руки на груди и взглянул на меня так, будто больше всего на свете мечтал открутить мне голову. Слова извинения дались ему нелегко. А я, вместо того чтобы принять их с распростертыми объятиями и слезами на глазах, огрызнулась.

И все-таки сейчас в его взгляде не было той ненависти и горячечной ярости, что испугала меня два месяца назад.

Но порой отступление – лучшая тактика.

– Вы злорадствуете над женщиной, которую бросили в стан врага?

Ага, отступление. Говорил же Искен: «Не нарывайся». Но жизнь меня ничему не учит. Если молния вскипела в крови, не успокоюсь, пока не выпущу весь пар.

– Вы почетный дипломат, а не пленница. Не стоит драматизировать.

«Заткнись, Мирай! Заткнись!» – завопил внутренний голос с интонациями Искена.

Я вперила взгляд в озеро, надеясь остыть, но и там увидела отражение Грома. Он стал моим личным проклятием. Его тень нависала надо мной, заслоняя солнце.

– Вам была дорога та лента?

Почему это его интересует? Откуда такие странные вопросы? Как будто на что-то намекает.

Я посмотрела на него искоса и осторожно ответила:

– Да.

– Откуда она у вас?

– Мне подарил ее дядя Комо. Для меня она была как талисман. А вы… – я запнулась и медленно опустила взгляд, но получилось, что оглядела Грома с головы до мысков сапог. Он снял нагрудник, и черная ткань прилегала к телу, не скрывая очертаний хорошо развитых мышц. – Вы казались мне менее общительным.

– Я спросил у Мая, что значил тот ритуал, – сообщил Гром бесстрастным тоном, даже не обратив внимания на мои слова.

Внутри все перевернулось, а потом съежилось от мучительного и болезненного стыда.

– Госпожа Мирай, – его голос стал капельку теплей. – Не переживайте, нам это не грозит.

И развернулся, чтобы уйти и оставить за собой последнее слово.

– Да, верно. Вы совершенно правы! – дыхание участилось, пальцы сжались в кулаки, по ним скользнули тонкие голубые молнии и как змеи свернулись на запястях. – Ведь мужчина должен завязать на дереве ленту своей любимой девушки. То должен был быть жест вечной любви, а не вечной ненависти.

Он замер, а потом медленно повернулся. Пока приближался, взгляд его блуждал по моему лицу, изучая. Я напряглась, готовая обороняться.

– У меня нет к вам ненависти, – проговорил негромко, но четко. – Ненавидеть и мстить женщине недостойно. Есть лишь досада.

И все равно оставил последнее слово за собой!

Какая досада? На кого? На меня или на себя? Кто поймет этого Грома?

Захотелось собрать на ладони сгусток оранжевого цвета и запустить ему в спину шаровой молнией. Ненависти у него ко мне нет! А маска благородства-то не треснет, Гром?

Досадно наверняка потому, что пришлось сражаться с женщиной. И что не удалось спасти своих людей на этом проклятом озере.

Фантомная боль пронзила левый бок, и я поморщилась. Вместо шаровой молнии метнула ему новый, пропитанный ядом вопрос:

– Раз пришли извиняться, не хотите ли попросить прощения еще и за то, что два месяца назад на этом самом месте проткнули меня насквозь и бросили умирать?

Я поняла, почему его называют Громом. Он был похож на бурю. Нас разделяло шагов десять, но чувство было таким, что он стоит рядом и сжимает пальцы на моей шее.

Поднялся ветер, и показалось, что по щеке мазнули снежинки. Волна озноба прокатилась по всему телу.

– За это я прощения просить не стану, – процедил Гром. – Вы слишком много о себе возомнили, но всему есть предел, госпожа Мирай. Если снова попробуете мне дерзить, особенно при остальных, я накажу вас. Уверяю, вам это не понравится.

Я знала, что он не шутит. Слишком много правды было в его глазах. Вот и докажи теперь, что нет ненависти. Ты просто маскируешь ее, Гром.

Опуская голову, я чувствовала, какой деревянной стала шея. И не хотела, чтобы он видел выражение моего лица. Столько лет училась себя контролировать, держать в руках, но появился Он, и все пошло прахом.

– Приношу извинения за свои необдуманные слова. Больше такого не повторится, – произнесла я глухо.

Посмотрев на меня, как на самое раздражающее в мире существо, Гром коротко кивнул и зашагал прочь. Он отдалялся, а ко мне возвращалось спокойствие, буря в душе утихала, сердце перестало трепыхаться.

Долго наслаждаться одиночеством не выйдет, пора возвращаться в лагерь. Я бросила взгляд на безмятежное озеро – как же тут сейчас тихо! Солнечные зайчики скачут на воде, у дна качаются плети водорослей и скользят юркие серебряные рыбешки.

Я прикрыла глаза, и шквал воспоминаний закружил, перенес меня на два месяца назад, в самый разгар ледяной метели.

Глава 10. Берега памяти

Молния

Стояла зима, и враг уже сутки без всякой жалости пытался нас заморозить. Сама природа была на его стороне.

Становилось все холодней и холодней. Срывался ледяной дождь вперемешку с хлопьями снега. На земле эта каша быстро превращалась в лед.

Колючий ветер жалил лицо, пробирал до костей, выстуживал даже душу. Отогревались магией как могли, и все равно нас становилось все меньше и меньше. Уйти? Нет, этого я не могла позволить.

Обе стороны были потрепаны и обескровлены. У сетторцев дела шли не так хорошо, как им хотелось. Они воевали не только с нами, но и с другими соседями, и с дикими степными кланами, которые никому не подчинялись.

Никто не хотел уступать, а император был слишком слаб, чтобы навести порядок на окраине своих земель. Либо ждал, когда сильные роды, способные сместить его с трона, повырезают друг друга.

Раньше я не сталкивалась с Громом. Но недавно он вернулся с юга, когда окончательно разгромил пустынников. Явился, как самый страшный из демонов, и теперь весь мой отряд дрожал от ужаса. Новобранцы, совсем зеленые мальчишки не справлялись и либо срывались в истерику, либо теряли сознание от истощения магических сил. Я была старше этих сопляков всего на пять-шесть лет!

Примерно за полгода до этого нас с Рэйдо и Искеном разделили, дав каждому свой отряд. Господин Сандо как будто посмеялся, прислав мне этих дрожащих щенков. Я успела забыть, что когда-то была такой же.

– Нас слишком мало!

– Посмотрите, госпожа Мирай, мы умираем от холода!

– Мы не дождемся подкрепления, нас все бросили!

– Гром просто медленно нас заморозит! Он не идет в атаку, чтобы сберечь своих людей!

– Мы сами нападем на них! Дайте только приказ!