– Видишь ли, Тоха, – сказал задумчиво Шумилин, – достаточно того, что мы просто появились рядом с Николаем. И тем самым попали под колпак спецслужб Российской империи. Ты думаешь, что когда он гуляет с собачкой по Летнему саду, или пешком фланирует по Невскому, то за ним никто не наблюдает? Как бы не так, за царем ведется слежка, причем весьма умелая. И люди, которые ею занимаются, неплохо знают свое дело. Они и нашим опушникам могли бы дать фору. Тем более что в те времена не было ни радиостанций, ни других шпионских приборов. Ходят эти мальцы сзади, наблюдают за императором, а другие, не столь искусные, но настырные, потом выясняют – с кем это беседовал при встрече государь, и стоит ли опасаться собеседника монарха. Это, естественно, не касается тех, кто знаком государю и кто считается вполне благонадежным.

Был такой случай – Николай повстречал во время прогулки одного заезжего французского актера. Царь покалякал с ним о том о сем, а потом пошел своей дорогой. Актеришку же через пару минут взяли за цугундер полицейские и потащили в участок. За то, что он, дескать, «приставал на улице к императору». Потом, естественно, установили личность француза, что было довольно сложно сделать, так как француз не понимал по-русски, а полицейские не понимали ни бельмеса по-французски. Ну, а баз данных тогда еще не успели завести. Затем, конечно, извинились и отпустили его.

Вот так-то. Причем наблюдение может вестись как агентами Бенкендорфа, так и агентами Дубельта. Хрен, конечно, редьки не слаще, но я бы предпочел иметь дело со своим тезкой. Леонтий Васильевич – личность склизкая и, я бы сказал, более сволочная. Хотя работая в таких структурах, трудно быть белым и пушистым…

– Понятно, – озадаченно протянул Антон, – а скажи мне, Шурик, как мы должны себя вести в общении с этими персонами?

– Быть осторожными, – ответил Шумилин, – ведь я совсем не против того, что люди из тамошних спецслужб охраняют Николая от неприятностей. Тем более что сам наш новый знакомый в этом отношении ведет себя довольно беспечно. Например, когда царь после пожара и ремонта снова вернулся в Зимний дворец, то он приказал снять ночные посты у своих личных покоев. А ввел их его старший брат Александр, который хорошо помнил о том, что случилось с их отцом Павлом I в одну мартовскую ночь 1801 года.

А ведь после подавления польского восстания 1831 года некоторые горячие польские парни всерьез собирались совершить теракт в отношении Николая. О чем его не раз предупреждали и Бенкендорф, и Дубельт. Но он отправлял их в игнор, продолжая в одиночку гулять по улицам града Петрова. Впрочем, против самих охранителей он ничего не имел. Он только требовал, чтобы охранники не попадались ему на глаза.

Я, Тоха, опасаюсь другого. Если мы станем часто и тайно встречаться с Николаем, то на нас начнут точить зубы люди из его окружения. Кто из зависти, кто из желания узнать то, что им знать не положено. Совсем будет скверно, когда в наши взаимоотношения начнут совать нос ребята из конторы Карлуши Нессельроде. Во-первых, они шустрят не только за рубежом, что им положено по службе, но и лезут в дела внутренние. К тому же сам Карлуша пляшет под дудку австрийского канцлера Меттерниха. И это совсем скверно. Да и прочие европейские государства держат в Петербурге целую свору своих агентов. И они с ходу заинтересуются новыми фигурами, появившимися рядом с Николаем.

– Так что же нам делать? – спросил Антон. – И жандармы будут за нами топать, и шпионы в наши дела нос совать. Схрумкают нас и не подавятся.

– Не боись, Тоха, – улыбнулся Шумилин, – жандармы и люди Бенкендорфа, какие бы они ни были, все ж слуги государевы. И в открытую против царя не попрут. Будут, конечно, плести интриги – как же без этого. Но если Николай прикажет им: «Этих не трогать», – то они будут дело свое делать, хотя, может, и без особого удовольствия.

– Ох, Шурик, как-то мне все это… – морща нос, произнес Антон, – хотя что мы теряем? Случись чего, уходим в век XXI, уничтожаем аппаратуру и живем, как и жили до этого.

– Ну, это ты брось, – одернул друга Александр, – чтобы мы, да не справились с какими-то там жандармами и австрийскими джеймсами бондами недоделанными?! Стыдно нам будет – взять и сбежать. Или мы не ТриАда?!

– Да ладно, Шурик, – сказал Антон, – это я так… Будем кумекать. Все же за нами знания трех тысячелетий. Да и не одни мы. И здесь и там есть люди, которые нам помогут… Так что ты говоришь насчет тамошних спецслужб?

– Тебе интересно? – спросил Шумилин. Антон кивнул, и бывший опер продолжил: – Тогда я начну с Александра Христофоровича Бенкендорфа. Буду говорить в стиле Копеляна: «Истиный ариец – родом из Лифляндии, корни уходят во Франконию…» Мужик храбрый, пороху понюхавший – воевал с турками, с Наполеоном, имеет двух Георгиев и золотую шпагу с бриллиантами «За храбрость». После ухода Наполеона из Москвы – первый комендант Первопрестольной… Партизанил не хуже Дениса Давыдова, лихой кавалерист… По жизни – тоже далеко не трус… В 1824 году, когда в Санкт-Петербурге случилось большое наводнение, он стоял на балконе с государем императором Александром I. Не выдержал, сбросил с себя плащ, доплыл до лодки, плавающей у стен Зимнего дворца, и спасал весь день тонущих…

Имеет опыт оперативной работы. Еще в 1821 году предоставил императору Александру I докладную записку о «Союзе благоденствия», предупредив, что настроены эти ребята серьезно и не остановятся перед цареубийством…

Участвовал в следствии по делу декабристов. В 1826 году стал шефом жандармов, и в том же году возглавил III отделение СЕИВ канцелярии.

В 1828 году тряхнул стариной – был рядом с Николаем на фронте во время войны с Турцией. В 1832 году «за заслуги» получил графский титул. И еще… Он один из посвященных в Великую тайну. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю?

Антон кивнул, и Шумилин продолжил:

– Вот вроде и все о его личности. Теперь о его службе. Третье отделение – чисто аналитическое учреждение, которое оперативной работой практически не занималось. В свое время было заточено под наблюдение за высшими армейскими чинами и гвардейцами – царь помнил, откуда вышли его «приятели по делу 14 декабря»… Штат III отделения был небольшой, а дел на него навешено более чем достаточно.

Что касается жандармов и их начальника, Леонтия Васильевича Дубельта. Тоже «из арийцев», тоже повоевал с французами. При Бородине был ранен. В молодости якшался с «вольными каменщиками», состоял одновременно аж в трех масонских ложах. Правда, в 1822 году, когда масонство в России было запрещено, дал подписку о разрыве с «братьями». Также путался с декабристами, был знаком со многими из них. В 1826 году даже привлекался по «делу 14 декабря». Но по рассмотрению следственной комиссии, все обвинения против него «оставлены без внимания».

В Корпус жандармов попал в 1830 году, сумел понравиться Бенкендорфу, быстро пошел в гору, после чего подсидел своего шефа, став в 1839 году его начальником. Ему простительно лишь то, что Александр Христофорович к тому времени стал сильно хворать – сказывались боевые ранения – и часто отсутствовал на службе.

В общем, как я тебе уже сказал, личность довольно скользкая. Впрочем, что характерно, развернув сеть осведомителей, он оплачивал им услуги суммами кратными тридцати – в память о тридцати сребрениках Иуды. Имел контакты с некоторыми взяточниками и казнокрадами. По некоторым данным, «крышевал» их. Любил карты, порой проигрывал довольно крупные суммы.

Вот с ним-то, Антон, нам и придется нелегко. Но другого выхода нет. И чтобы вас, штатских и военных, этот типус не обвел вокруг пальца, надобно мне, старому оперу, отправляться в год 1840-й.

Так что, Тоха, я не зря тут занимался копанием в архивах. Завтра я буду у тебя со всеми своими досье, а ты отправишь меня в век XIX-й… Будем налаживать там агентурную работу.

Нелегкие раздумья

Окно в будущее захлопнулось, исчезла висящая в воздухе изумрудная точка, и наступила тишина. Лишь где-то в кустах чирикала птичка, да за поворотом дороги всхрапнула застоявшаяся лошадь.

Николай достал из кармана мундира белоснежный батистовый платок и вытер вспотевший лоб. Он был человеком трезвомыслящим и не склонным верить в чудеса. Но то, что сейчас он увидел, иначе как чудом не назовешь.

Впрочем, самодержец был еще и глубоко верующим человеком. И иначе как Промыслом Божьим сие чудо не могло быть объяснимо. К тому же он заметил в вырезе расстегнутой рубашки Антона серебряный крестик, что говорило о принадлежности людей из будущего к Православной церкви. Да и стоящие рядом Виктор и Алексей не были похожи на слуг нечистого.

Теперь следовало решить – как использовать открывшиеся возможности, и насколько будут полезны для его государства знания и технические возможности новых знакомых. Решив не откладывать на потом решение этих тревожащих его вопросов, он обратился к князю Одоевскому.

– Владимир Федорович, я хочу вернуться в Петербург вместе с Виктором Ивановичем. Если вы не возражаете, то обождите здесь немного, а я отправлю вам первого же встреченного нами извозчика.

Одоевский понял, что царь желает приватно побеседовать с Сергеевым, и не стал возражать.

– Ваше величество, – сказал он, – погода хорошая, и мы с Алексеем Юрьевичем прогуляемся, выйдем на Каменоостровский проспект, а там уж точно найдем извозчика, который и довезет нас до дома. Так что, ваше величество, не стоит беспокоиться.

– Ну вот, и отлично! – воскликнул царь. – Виктор Иванович, – он повернулся к Сергееву, – прошу вас.

И Николай решительно зашагал в сторону своего экипажа. Устроившись на мягких подушках, царь и отставной майор первые несколько минут молчали. Виктор понял, что Николай никак не может решить – как ему себя вести с человеком из будущего. По идее, он не был его подданным, но в то же время – находился на территории Российской империи.

Виктор решил взять инициативу в свои руки и первым обратился к царю.

– Ваше величество, считайте, что я ваш гость, а как говорят на Востоке, «гость – ишак хозяина». Я приму любые формы взаимоотношения и поведения, которые вы мне предложите…

– Ну что ж, – после недолго раздумья ответил Николай, – пусть будет именно так, как вы сказали. Обращайтесь ко мне «ваше величество» – этого будет вполне достаточно. Все промахи в соблюдении этикета вам не будут поставлены в вину. Я понимаю, что в будущем взаимоотношения между людьми гораздо проще, чем в наше время.

– Господин майор, – продолжил разговор Николай, – по дороге сюда князь Одоевский успел мне немного рассказать о том, что ему удалось увидеть во время кратковременного пребывания в XXI веке. И о том, что произошло в нашей истории. Упомянул он и о войне, которая начнется через тринадцать лет, во время которой мы потеряем половину Севастополя и вынуждены будем заключить невыгодный для нас мир. Так ли это было на самом деле? И почему мы потерпели в той войне поражение?

Сергеев, который в свое время тщательно проштудировал историю Крымской войны, задумался. Ему не хотелось рассказывать о вещах, которые были бы лично неприятны царю, и в то же время ему не хотелось лгать. Поколебавшись немного, он сказал:

– Ваше величество, я бы не стал говорить категорически, что Россия потерпела поражение в войне, позднее названной Крымской. Россия не сумела одержать в ней победу. Союзные англо-франко-турецко-сардинские войска понесли в этой войне потери большие, чем русские войска. Им удалось захватить в Крыму южную часть Севастополя, а на Балтике недостроенную крепость Бомарзунд. На Севере и на Тихом океане войска и флот противника не добились успеха, а на Кавказе русские войска под командованием генерала Муравьева взяли турецкую крепость Карс. В общем, победа ваших противников была весьма сомнительной. И лишь под нажимом ваших нынешних союзников – Австрии и Пруссии, сменивший вас на троне Александр Николаевич был вынужден пойти на заключение в Париже мирного договора.

– Вот как… – задумчиво сказал царь, – значит, мой сын будет отдуваться за все то, что началось при мне?

В ответ Сергеев лишь пожал плечами. Николай задумался, а потом тихо спросил:

– Виктор Иванович, а как я умер?