– Значит, Харриет… точнее, Чарльз стал причиной смерти Харриет. Так как ей не было девятнадцати, ее силы не хватило на переход в мир мертвых. И Чарльза наказали, заставив носить ее имя. Но Харриет не умерла или умерла, но как-то не так, может, была не человеком. Она затаила злобу, научилась открывать портал в наш мир и пришла мстить.

Может, все эти странные события в жизни Харриета – ее рук дело?

– Но почему портал ведет к «Титанику»? Да за сто лет там никто не выжил бы!

– Боюсь, у меня нет никаких идей. Никогда о таком не слышал. Чтобы душа, погибшая до девятнадцатилетия, спаслась и спустя век нашла своего убийцу… Кстати, а откуда ты знаешь, что Харриета наказали ее именем и что она из-за него погибла?

Я закусила губу. Неловко получилось. Впрочем, быстро нашлась:

– А зачем ты меня вчера усыпил? Еще и с последствиями?

Самаэль усмехнулся.

– Один – один. Но у меня нет ответов на твои вопросы. Я должен посоветоваться с отцом. Мы многого не знаем о наших мирах. Не представляю, что могло произойти с Шарлоттой. Но чувствую, что нам еще всем придется непросто.

– Она никогда не попадалась ему на глаза. Если меня встречал Харриет, Шарлотта убегала под благовидным предлогом. Если я о нем говорила, она меняла тему. Она сказала, что погибла в озере, потому что не умела плавать. И имя… Шарлотта – почти женская форма имени Чарльз. Она знала, что делает. Она хотела мести.

«Я тоже хочу», – чуть не ляпнула я, но вовремя умолкла.

– Если все так, как выглядит, то ее можно понять. Она пережила нечто куда более страшное, чем Аид.

– Зато у вас появится еще один способ пугать плохих девочек, – вяло пошутила я и тут же поморщилась: голова трещала от боли.

Самаэль поднялся.

– Я принесу тебе еще чай.

– Он ужасно противный! А есть еще какое-нибудь средство от этой вашей магии?

– Даже не знаю… – Гад усмехнулся и сделал вид, что задумался. – Секс иногда помогает.

– Тогда завари сразу литр, – пробурчала я.

– Зато теперь ты понимаешь, что такое магия, и, может, чуть меньше будешь фыркать, слыша о маскараде.

– Да ладно! Прямо-таки все лежат еле живые и с нетерпением ждут одной-единственной терапевтической оргии в году.

– Нет, просто учатся с этим жить. – Он пожал плечами. – Тебе подойдет любое эмоциональное занятие. Что-то, что тебя всколыхнет. Но секс тебе не нравится, а большинство других занятий запрещены. Так что литр так литр.

Пришлось вернуться в постель, но расслабиться не получилось. Я снова и снова прокручивала в голове все детальки странного пазла Хариетта и Шарлотты… или Чарльза и Харриет, и пыталась свести их в единую картинку.

Итак, по вине Чарльза погибла Харриет. Ей не было девятнадцати, поэтому проводник не забрал ее душу. Зато забрал Чарльза, бездарно профукавшего вырванный у девчонки шанс на жизнь. По какой-то причине вместо Аида (а в том, что за такое полагался Аид, я не сомневалась, и Дэваль это косвенно подтвердил) Чарльза оставили здесь, служить Вельзевулу под именем той, что из-за него погибла.

Красиво. Но совершенно непонятно. Чем он заслужил особое отношение? Почему именно его приставили ко мне?

А дальше еще больше непонятного. Каким-то непостижимым образом Харриет выжила, нашла портал в этот мир (или открыла?), поняла, что Чарльз здесь, и задумала месть. Прикинулась студенткой колледжа, подкладывала парню сюрпризы, но старалась держаться в тени. И на свою беду подружилась со мной. А может, только сделала вид. Хотя если бы сделала вид, то нашла бы способ слиться от проведывания болезной подружки. Мне, во всяком случае, хотелось так думать.

Раздался стук. Подумав, что это Самаэль, я крикнула «заходи!», но в комнату вошел Дар.

– Привет. А что здесь было?

– Ты не видел?

– Видел, но ничего не понял. Что та девушка не поделила со слугой?

– У-у-у, – протянула я.

Дарий, похоже, настолько был в творчестве, что вообще не интересовался окружающим миром. И понятия не имел, кто такие Харриет и Шарлотта.

– Садись. История будет долгая.

По мере того как я рассказывала, выражение его лица с любопытного менялось на недоверчивое.

– То есть ее зубы мне не почудились? Я уж думал, переработал.

– Не почудились. Кто она такая? Кто-то типа Тордека из колледжа? Из другого мира?

– Я не знаю. Возможно. Но если она погибла в твоем, то как там оказалась?

– Представительница древней цивилизации шумеров? Инопланетянка, потерпевшая крушение? Обращенная вампиром? Проклятая шаманами вуду? Результат экспериментов на людях? – Я собрала весь бред, о котором слышала. – Что теперь с ней будет, как думаешь? Драка это, конечно, безобразие. Но не отправят же в Аид девчонку, с которой так жестоко обошлась судьба. Это несправедливо!

– Но и Харриета несправедливо наказывать, – возразил Дар. – За одно и то же не судят дважды даже у нас.

– Странно все это.

– В последнее время у нас много странностей. Кажется, они начались с твоим появлением.

– Эй! – воскликнула я и метнула в Дара подушку, но промазала и попала прямо в Самаэля, который как раз принес графин с чаем и почему-то лимон в горшке – изрядно вымахавший и зазеленевший.

Надо сказать, горячую жижу, выплеснувшуюся на светлую рубашку, он воспринял стоически, а я на всякий случай обмякла – не будут же бить болезную!

– Зря я отбирал его у Тордека, – буркнул он.

– Это мне?! Мне?! Мой лимон!

Вид симпатичного живого деревца так обрадовал, что я забыла о температуре и вскочила пристраивать нового жителя на подоконнике. Нет, на столе. Нет, на тумбе у кровати.

– Да спи с ним, – посоветовал все еще обиженный на прилетевшую подушку Самаэль.

Я вдохнула аромат свежей листвы и расплылась в блаженной улыбке. Как же этому миру не хватает красоты! Зелени, моря, неба, звезд, животных. Боже, я не видела ни одного животного! Как они здесь живут и почему я не ценила все это на Земле?!

– Что теперь будет с Харриетом и Шарлоттой? – спросила я наконец, удовлетворившись получившимся декором.

– Я доложил Повелителю. Решение за ним. Полагаю, Вельзевул передаст их дело судьям. Но прежде надо выяснить, кто такая… или что такое Шарлотта. А она отказывается говорить. Пока что они останутся взаперти.

– Но Харриет-то в чем виноват? Не он начал драку. Он был напуган, рассказал мне о том, что в его квартире кто-то бывает, оставляет пугающие послания. Он жертва, а не преступник.

– А ты в этом уверена?

– Конечно.

– А кто открыл портал?

Я открыла рот, чтобы ответить «понятия не имею», и закрыла, так и не произнеся ни звука.

– Думаешь, Харриет открыл? – нахмурился Дар. – Зачем?

– Многие держат нас за идиотов, полагая, что мы не знаем, как упрощают себе жизнь проводники, таская из немагических миров разные вещи в обмен на услуги. И, пока они это делают тихо, мы не нарушаем устоявшееся равновесие. В основном это мелочи: книги, одежда, еда… коньки.

Я слегка покраснела. Но Самаэль явно сразу понял, откуда они у меня появились, и раз все же стал замораживать Стикс, то не был против.

– Иногда проводники наглеют. Начинают тащить предметы искусства, знаковые для душ вещи, запрещенные вещества, оружие. За это полагается суровое наказание. Харриету вполне могло прийти в голову попытаться улучшить свое положение за счет корабля, который утонул. Многие в нашем мире готовы щедро заплатить за такой сувенир. Чем или кем бы ни была Шарлотта, возможно, она – реакция твоего мира на вмешательство из нашего. Но в любом случае это все догадки.

– Как у вас все сложно устроено. Когда я перестану чувствовать себя так, словно это я провела сто лет на дне океана? Там чай еще остался? Хоть немного?

Самаэль подошел к столику, чтобы налить мне в кружку розового варева.

– Вообще я надеялся, ты будешь сообразительнее.

– В каком смысле?

– Тебе поможет эмоциональное занятие, которое тебя всколыхнет.

– Да, я помню. До новой оргии еще целый год, а твой брат куда-то ушел, так что мне даже подраться не с кем…

Я осеклась. Взгляд упал на сумку, в которой лежали коньки. Каждое утро я шла в колледж с надеждой, что Самаэль заморозит Стикс и даст мне полчаса покататься. Если с утра он не удостаивал меня милости, надежда обращалась к вечеру.

– А если я… пойду покатаюсь, то река замерзнет?

– Возможно. В крайнем случае подышишь свежим воздухом.

– Юху-ху!

С пугающей для больной девицы прытью я соскочила с постели и понеслась в ванную – переодеваться.

– А можно мне с тобой? – раздался голос Дара.

В этот момент он мог просить хоть тысячу желаний – я бы пообещала их все!

Оказалось, даже мысль о коньках снимала половину симптомов. А при виде кристально прозрачного льда на Стиксе я и вовсе почувствовала себя почти здоровой.

При виде нас народ начал стекаться к набережной.

– Слушай, – спросила я, – почему все так удивляются, что я катаюсь? К вам что, ни разу не попадали фигуристки? Ни в жизнь не поверю. Разве что они все в Аиде за подсыпанное соперницам в коньки стекло.

– У нас просто нет льда. Стикс никогда не замерзал раньше. А катков мы не строим. Многие здесь – иные, никогда не бывавшие на Земле. Даже если они и слышали рассказы, никогда не видели многих вещей вживую. Ты привлекаешь не только красивым катанием, но и самим фактом того, что тебе позволено делать это на Стиксе. Ни у кого нет иллюзий. Все знают, с чьего позволения ты здесь. По этой же причине никто не решается ступить на лед, хотя все они уже знают, что он безопасен.

– А почему, если дар создавать искусство такой редкий, вы не используете талантливые души? Столько крутых художников уже умерло! Композиторов!

– Оказавшись в нашем мире, душа теряет свои способности. Остаются только навыки. Их хватает, чтобы что-то создавать, но теряется магия. Вы не замечаете ее на Земле. Ищете какие-то критерии, техники, смыслы. Но дело совсем в другом, в том, что нельзя увидеть или вывести из формулы. Кстати, ты не против, если я порисую тебя, пока ты катаешься?

– Я думала, ты рисуешь по одному портрету на душу.

– Тот мне пришлось… м-м-м… уничтожить. Не получился. Таких, как ты, сложно рисовать. В вас слишком много эмоций.

– Валяй, – отмахнулась я.

Закончила шнуровать коньки и осторожно спустилась на лед, чувствуя, как с каждым шагом сил становится все больше и больше.

Наверху, у перил, столпился народ. Они жадно всматривались в каждое движение, изрядно нервируя, и я подумала, что в следующий раз стоит попроситься сюда ночью. Мне хотелось восстановить чуть больше сложных прыжков, но не хотелось валяться по льду на глазах всего Мортрума.

Но даже простейшие вращения и легкие разминочные прыжки привели меня в чувство. Лезвия безо всяких усилий скользили по поверхности льда, оставляя едва заметные царапины. А где-то в глубинах темных вод по течению плыли души-огоньки. Сначала мне казалось, они совсем меня не замечают, но вскоре стало ясно, что это не так – там, где я выходила из прыжка, где в лед врезались зубцы, на миг вспыхивал и тут же гас свет. За ледяными узорами следовали и огни, подсвечивая рисунок танца.

Да, я оказалась плохой фигуристкой. Не завоевала медали. Не принесла победы. Не вписала свое имя в историю.

Но никто из тех, кем я восхищалась, никто из тех, кому отчаянно завидовала и на кого хотела быть похожей, ни одна олимпийская чемпионка, ни одна чемпионка мира не каталась на льду замерзшей для нее одной реки мертвых. Ни на кого не смотрели так, как сейчас смотрели на меня.

Остановившись, я прислушалась к бушующим внутри эмоциям и вдруг поняла, что счастлива. Впервые за много дней здесь.

Да, отец все еще в Аиде, и я не знаю, как ему помочь. Да, будущее все так же пугает неизвестностью. Да, теперь я лишилась единственных друзей и осталась одна в доме, где никому не нужна.

Но я хочу жить. Пусть так, в мире, который не получается понять, но хочу. Хочу узнать историю Аиды Даркблум дальше.

– А ты можешь меня научить? – спросил Дар, когда я совершенно без сил взобралась обратно на набережную, ко всеобщему разочарованию.

– У вас здесь нет коньков.

– А если я достану?

Я улыбнулась.