– Ты сладко петь, колдун, – сказал генерал и поймал его взгляд. – Но ты сейчас все сказать, чтобы жить. Мне некогда разбирать, где ты врать.

Нории почувствовал, как его волю продавливают ментальным прессом, как внушают желание говорить правду, рассказать все, о чем спрашивают… он закрыл глаза, он мысленно ставил в голове барьеры – но сеть почти убила его, и сил не хватало справиться.

– Ты мочь научить меня колдовству? – спросил тиодхар.

Давление усилилось, и дракон сжал зубы. Его затрясло – и он почувствовал, как рот открывается и словно чужой начинает выговаривать слова.

– Нет. Это врожденные способности.

Тмир-ван удовлетворенно кивнул.

– Ты будешь служить моим богам?

– Нет. Я предпочту смерть.

– Сколько людей в войске, в котором ты сражаться? Сколько там колдунов? Сколько людей в твоем городе? Где он есть? – Тмир-ван кивнул на карту. – Какое там войско? Кто править в городе? Много ли таких как ты колдунов есть в новом мире? Говорить, колдун.

Давление еще усилилось, и все, что он смог сделать – говорить правду так, чтобы она казалась страшнее, чем есть. И говорить медленно, выигрывая время и используя крохи своей силы.

– Я сражался в войске, где почти сорок тысяч воинов. Но колдунов там немного – несколько сотен. Не все такие сильные, как я, но почти каждый может вызвать по десятку огненных духов и нанести мощные колдовские удары… – Нории застонал, пытаясь вытолкнуть чужой ментальный контроль из головы, чтобы не говорить об Ангелине, чтобы не давать врагу даже мысли использовать ее… и не смог. – В моем городе более ста тысяч жителей… правит там моя жена и она сильнейшая колдунья, способная сжечь все твое войско, генерал…

Молодой иномирянин скрипел пером, занося информацию в свиток, Тмир-ван слушал пленника внимательно, задавая вопросы – о его титуле, о земле, которой он правит, об армии и соседних государствах, – и удовлетворенно, спокойно кивал. А Нории говорил и говорил, не в состоянии остановить себя, защититься – силы восстанавливались по крохе, по полкрохи, и он понимал, что не успеет за время допроса прийти в форму, как бы ни заговаривал слушателей.

* * *

Четверо, тысячелетия скрывающиеся от местного солнца во тьме, единомоментно почувствовали, когда над равниной стало закручиваться напряжение перед прорывом последнего канала на Туру. И с той поры им стало неважно все остальное – лишь одна из двух оставшихся теней непрерывно следила за скрытой областью на месте падения оружия их давнего врага, чтобы не выпустить, не допустить выхода чужака до того, как они сами смогут пройти сквозь врата.

А успеют это сделать – и можно будет уже с той стороны уничтожить врата, чтобы чужак остался здесь. И тогда победа будет им обеспечена.

Когда полилась молитва жрецов, сообщающая, что дымка на месте будущих врат закручивается в спираль, боги уже об этом знали. И нетерпение, которое подгоняло их последние декады, стало почти болезненно невыносимым.

Врата должны были открыться в ближайшее время, – но еще предстояло подождать, пока переход укрепится, наберет прочности. Совсем немного – и это время будет использовано для выхода последней армии – но каким же бесконечным казалось сейчас это «немного»!

«Пусть армии готовятся, – передали они жрецам. – Пусть каждый человек будет готов выступать сразу, как образуется проход. А мы придем в новый мир через несколько долей за вами».

По времени нового мира для укрепления перехода нужно было от часа до двух. От восьми до шестнадцати долей. Совсем немного по сравнению с вечностью.

Они набрали много силы и сейчас переговаривались, решая, не стоит ли за последние доли впитать силу поверженных богов. Но солнце уже поднималось над равниной, а здесь оно было злое, ревнивое, и силы могло отнять больше, чем можно было взять у уже истощенных пленников. Боги не стали рисковать – сейчас они были сильнее, чем когда бы то ни было при прошлых завоеваниях, и больше никогда солнце другого мира не станет им чуждым – потому что они поглотят его богов, станут с ними единым целым.

Они были так сильны, что даже недавние выходы Девира с колоколом-огнем и Омира с копьем-гарпострогом ослабили их на малую малость, и все это компенсировалось силой, взятой у побежденных богов. И не волновало завоевателей, что Лакшия, город, который поставлял им молитвы и жертв, практически уничтожен – вода, отступив, оставила тысячи тел, потому что даже привычные к наводнениям дома не выдержали удара стихии. Не волновало их и то, что оставшиеся на планете после их ухода обречены на гибель вместе с нею.

Вот-вот дымка межпространственного перехода образует червоточину. Вот-вот пойдут по ней первые разведчики.

Боги, замерев, отслеживали, как наливаются силой последние врата перед прорывом, как усиливаются остальные «канаты» – так, что пройдет совсем немного времени, и они точно выдержат проход той силы, которой являлись сейчас ждущие.

Глава 6

Тафия, 10–11 утра, 6 мая

5–6 утра по времени Рудлога

3–4 утра по времени Инляндии

По всей Туре священство выходило на службы: там, где это было возможно, несколько служителей окружали маленькие поселки и творили защитные молитвы, там, где города были слишком большими, собирали народ под кров монастырей и храмов, а то и располагались вокруг парков, создавая щит над ними.

Молились в каждой стране и Триединому, и своим богам-покровителям. Молились в Тидуссе и великим духам – многоглазому духу Инире, что вечно струился в небесах и приглядывал за Турой, и шестиглазому духе Шивале, что являлся в виде большого паука и приносил гармонию и равновесие, и морскому духу Таласу, что спасал рыбаков, и другим духам.

И в Тафии, под сводами обители Триединого в Тафии продолжала возноситься непрерывная молитва – настоятель Оджи и около пятидесяти братьев двойной цепью окружили ключ к порталу, и читали славословия Творцу, наполняя пространство умиротворением. Вокруг них, закрывая внутренний двор обители, сверкал серебристый щит – ректор Нефиди и драконы-маги из Тафийского университета установили его на десяток накопителей, которые должны были сдержать на какое-то время захватчиков.

– Мы установили максимально возможный купол, – хмуро проговорил ректор. – На больший у нас не хватит сил. Вся надежда на вас, настоятель. Будем надеяться, что предсказание йеллоувиньского императора верно, и портал откроется завтра, а не сегодня.

Настоятель под мелодичный гул возобновившейся молитвы покачал головой.

– Стихии слишком слабы, уважаемый Нефиди, а сегодня с утра, как вы наверняка почувствовали, ослабли еще. Если бы не наши молитвы и стены храма, портал был бы уже открыт.

Они оба посмотрели на вишню, вокруг которой начала собираться белая дымка, то сжимающаяся с усилением молитвы, то дальше поднимающаяся по стволу.

– Мы сейчас займемся ловушками на случай, если переход откроется раньше и отсюда пойдет враг, – сказал Нефиди. – Только восполним резерв и поставим вокруг храма столько, сколько сможем. Для вас, отец Оджи, мы оставим проход на главной дороге, что ведет к реке – но вы должны выйти последним, пропустив всех братьев вперед, потому что за вами активизируется ловушка.

Настоятель Оджи сделал знак, что услышал, и вновь присоединился к молитве. Через несколько минут он ощутил, как у храма чуть подскочил стихийный фон – то драконы поставили первую ловушку.

Братья молились, но мир трещал по швам, и настоятель понимал, что теперь даже совместной молитвы всех людей Туры не хватило бы, чтобы обратить катастрофу вспять.

Солнце уже поднялось высоко над головами и преломлялось в хрустальных побегах терновника, который за прошедшие часы оплел храм десятками слоев, заполнив пространство между колоннами по периметру, поднявшись по ним снаружи и дотянувшись до купола храма во внутреннем дворе. Лишь несколько проходов оставил терновник меж колоннами для монахов, да и те открывал только когда кто-то подходил к нему. От сияющих стен, радужные блики от которых ложились на лица и одежды молящихся, по мозаичному полу к монахам то и дело подползали побеги с белыми цветами, слушая молитвы – словно разведывая обстановку.

Ректор Нефиди также передал, что из Истаила уже три часа назад вылетело несколько сотен драконов, что сюда летят сражаться и защищать жителей Песков и другие драконы из Белых городов. Но от Истаила в Тафию было лететь не менее четырех часов – успеют ли драконы подготовить оборону, вывести остатки жителей, или прибудут тогда, когда из портала уже выйдет армия?

Настоятель почти воочию видел, как сила молитвы сжимает, успокаивает стихии, как замедляет все сильнее закручивающиеся потоки – и желал, чтобы сил братии все же хватило на вседенное и всенощное стояние. Потому что сейчас только монахи и купол терновника стояли между порталом и спешно уходящими из города жителями.

Старые часы на мраморной стене внутреннего храма показывали без пятнадцати одиннадцать утра, когда белая дымка подобралась к ногам монахов. По земле вокруг вишни вдруг поползли трещины, она стал осыпаться, уронив дерево набок, а потом и поглотив быстро расширяющимся котлованом, заполненном вязким белым туманом. А над туманом, наполовину погруженный в него, стал раздуваться перламутровый шар, в котором клубилась серая мгла.

Сильнее и громче запели братья, вкладывая в молитву всю душевную силу – и расширение чуть приостановилось…. Но вот окутанные дымкой края кратера снова начали расширяться, а вслед за ним – и шар. Накренилась, а затем и рухнула в туман статуя Желтого, у которого была посажена вишня, туманное озерцо стало шириной с хороший бассейн, а шар – с двухэтажный дом. Он то и дело чуть сжимался под молитвы монахов, а затем, словно преодолев очередную стену, рос дальше.

Вот он завибрировал, закружившись сам вокруг себя – и раскрылся, как бутон лотоса, раскинув вокруг лепестки, и продолжил расти, оставив в центре кипящую серую хмарь.

Одна за другой с тихим шорохом соскользнули, раскалываясь на куски, в дымку статуи Великих Стихий и столб с ликами Триединого, пошла трещина по стене белого храма с древней кованой дверью… братья отступили от озерца на десяток шагов, потом еще на десяток, не переставая молиться.

Цветок дрожал, становился бледнее и почти исчезал, и истово молилось священство обители – в какой-то момент настоятелю даже показалось, что они обратили процесс вспять… но вновь стал расти и крепнуть огромный портал, поглощая строения обители.

Накренился тысячелетний храм – первым сорвался вниз огромный купол, нырнул в озеро мглы, подняв бурунчики, затем стали оседать стены, пережившие десятки Владык и сон драконьего народа в горе.

Братья уже вышли за границу щита, установленного драконами, и прижимались к внешним колоннам, обвитым терновником, потому что провал подкрадывался к опоясывающей обитель галерее… а затем заскрипели основания внутренних колонн, съезжая в бездонное озеро, ведущее прямиком в другой мир через мириады километров, посыпалась мраморная крыша над головой – и по крику настоятеля монахи стали выбираться наружу через щели в терновнике.

– Великий, отходи, – шепнул настоятель хрустальным побегам, – иначе твоя защита не выстоит!

Терновник, перебирая побегами, вросшими в землю, отступал вслед за монахами, расширяя купол, а вслед за ним ползло туманное озеро, окруженное лепестками перехода и накрытое почти по самому краю щитом. А затем… щит замерцал и начал разваливаться, потому что накопители, на которые он был установлен, один за другим соскользнули в бездну. У настоятеля Оджи сжало сердце – сколько сил потрачено на его установку, и все зря. Но вот расширение остановилось – туман становился гуще, еще гуще и тяжело шел по кругу, а лепестки наливались светом.