Разместив спортивную сумку на коленях, я глядел в окно, в очередной раз поражаясь, насколько потрясающе уродлив Лос-Анджелес. Ветхие здания, грязные забегаловки, замусоренные тротуары, мосты с граффити, а тележек на улицах больше, чем в «Костко»^[9].

Ко всему прочему, воздух настолько загрязнен, что жизнь в этой дыре равносильна выкуриванию двух пачек сигарет в день. Нужно быть очень глупым, чтобы добровольно переехать сюда.

По стечению обстоятельств у меня было крайне мало ожиданий относительно Хэлли Торн. Хотя я никогда не имел настоящего дома, но считал Чикаго своего рода базой. Там я работал, играл, трахался, жил в пентхаусе за три миллиона долларов, в здании с максимальным уровнем безопасности.

Я тот самый мальчик, которому когда-то приходилось питаться объедками из мусорных баков за продуктовыми магазинами.

– Приехали. – Таксист заглушил двигатель перед отвратительным особняком, который выглядел как оригами, собранный ребенком с десятью большими пальцами. Архитектурный фаллический жест, каких поискать. Этажи дома представляли собой черные и белые квадраты с многочисленными окнами от пола до потолка, открывающими «многообещающий» вид на внутреннее убранство: Винтажные обои, безвкусная живопись и огромная невзрачная люстра.

Я дал водителю чаевые и захлопнул за собой пассажирскую дверь.

Поскольку МакАфи предупреждал, что девица Торн трудная и неуправляемая, я не стал околачиваться поблизости или дважды звонить в дверь. Я вытащил отмычку вскрыл входной замок и пробрался внутрь.

У девчонки была установлена самая современная система безопасности, но, как я и предполагал, она ею не пользовалась.

Дом напоминал хозяйку: в нем царил беспорядок. На мебели в гостиной было разбросано множество маскарадных масок и куча платьев. Нераспечатанные пакеты и подарочные коробки, на которых все еще висели этикетки. Телевизор был включен. На экране крутилась корейская драма с угрюмыми юнцами в школьной форме. Холст с изображением принцессы Торн занимал всю стену в гостиной. На черно-белом снимке она растянулась на подоконнике с видом на Манхэттен, в одних черных гольфах до колен и с черной вуалью на глазах.

Я отвернулся (ей на снимке было лет семнадцать, может, восемнадцать) и направился к книжным полкам, не торопясь знакомиться со своей новой клиенткой. Можно многое сказать о человеке по книгам в его библиотеке.

На полках стояло много томов, рекомендованных клубами Опры и Риз. Я вытащил один и пролистал. Страницы хрустели, от них исходил тот же запах чернил и дерева, что и в книжном магазине. Они все еще липли друг к другу, жесткость корешков говорила громче названий: это реквизит. Маленькая принцесса не читала ни одной из имевшихся у нее книг.

Быстро осмотрев помещение, я неторопливо поднялся по лестнице на второй этаж. Там девчонки Торн тоже не оказалось. Единственным намеком на ее присутствие был шлейф одежды, ведущий из прихожей в спальню.

Последний предмет – розовый кружевной лифчик – валялся возле двойных дверей балкона. Там на шезлонге лежала девушка, которую я видел на обложке журнала, обнаженная, как новорожденный младенец, с полотенцем на лице.

У нее аллергия на одежду?

Не глядя на остальные вещи, я направился к ней. Во время перелета до Лос-Анджелеса я выяснил, что Хэлли двадцать один год. Как и предполагал – она ребенок, особенно для моей двадцатидевятилетней персоны. Не говоря уже о том, что украдкой подглядывать за ней являлось дурным тоном. Я профессионал, и мне не нужно подсматривать за спящими женщинами. Одной сексуальной наклонности с меня достаточно.

Я встал прямо рядом с ней, загораживая солнце. Ее кожа покрылась мурашками, когда я обеспечил ей тень и прохладу. Замерев на месте, не прикасаясь, я ждал, когда меня заметят. Как правило, я не трогал своих клиентов.

Я вообще никого не касался, если мог этого избежать. За исключением, разумеется, тех случаев, когда это было частью тщательно продуманной фантазии с учетом всех переменных.

Хэлли отбросила полотенце с лица и потянулась.

– Келлер? Ты принес мне комбучу? Я так обезвожена. И все еще злюсь…

Последние слова застряли у нее в горле, а глаза округлились, когда она увидела меня.

Мои губы тронула безразличная ухмылка.

– Здравствуй, Хэлли.

В ответ эта маленькая паршивка схватила с пола ближайший предмет – бутылку воды «Сан Пеллегрино», разбила ее о край шезлонга и попыталась проткнуть мне бедро. Стекло скользнуло в нескольких сантиметрах от моего колена, когда я легко поймал запястье девчонки и выкрутил его. Не настолько, чтобы сломать, но довольно сильно, дабы показать, что не исключаю такой возможности, если она продолжит вести себя подобным образом.

– Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль, но сделаю это, если не отпустишь бутылку.

Та упала на пол. Я пнул ее на другую сторону балкона. Хэлли задыхалась, ее большие голубые глаза – невинные, как у новорожденной лани, впервые взглянувшей на свою мать, – отчаянно вглядывались в мое лиц-о.

– Я-я-я… – заикалась она. – Пожалуйста. Я… я дам вам денег. Украшения. Все что хотите.

Все что угодно, лишь бы ей не пришлось ни перед кем отчитываться.

В конце концов, типичный богатенький отпрыск. Наверное, родители предупредили, что я не потерплю ее выходок.

– Мне не нужно ничего из того, что ты можешь предложить, – тихо произнес я. И это еще мягко сказано.

– Я буду драться. – Она попыталась выдернуть запястье, извиваясь на месте. – Я закричу и укушу тебя.

Не угрожай мне удовольствием.

Я ослабил хватку на ее запястье.

– Давай немного сбавим темп. Ты…

Хэлли закричала. Издавая оглушительные, отчаянные вопли о помощи. Мне не оставалось ничего иного, кроме как заткнуть ей рот ладонью. Она попыталась укусить меня, бешено дрыгая ногами в воздухе, стараясь освободиться. Господи, если она устроила такое передо мной, то как же отреагировала на своего отца, когда он сказал, что у нее будет новый телохранитель?

Ее ногти впились мне в руку, раздирая кожу, моя кровь не потекла по подбородку Хэлли. Мне пришлось отвести взгляд. Зрелище слишком сильно напоминало о моем досуге.

– Можешь драться сколько угодно. Но ты раньше меня выбьешься из сил, – заявил я ровным и скучающим тоном. Мои мышцы едва заметно напряглись, когда я прижал ее к шезлонгу. – Все уже решено, мисс Торн.

И тут она зарыдала.

Несомненно, это первый нервный припадок в моей практике. Хэлли хотела, чтобы ее ограбили и убили? Не все отпрыски моих клиентов нуждались в личной охране, но ни один из них до сих пор не пытался столь активно напасть на меня.

Ей повезло, что я желал сохранить деловые отношения с Энтони Торном, иначе бы уже без промедления покинул ее дом.

Слезы Хэлли потекли по тыльной стороне моей ладони, впитываясь в пиджак.

– Прекращай. – Я старался прикасаться только к ее лицу и плечам. И смотреть исключительно выше шеи. – Это для твоего же блага.

Сквозь приглушенные рыдания я услышал, как она икнула.

– Пожалуйста, не насилуй меня.

Меня пробил холодный озноб. Желчь подкатила к горлу.

Насиловать ее?

Когда я отнял руку от ее рта и отступил, Хэлли воспользовалась тем, что ее больше не держат, вскочила с шезлонга и спотыкаясь, направилась в спальню.

Я бы к ней и на пушечный выстрел не приблизился, даже если бы от этого зависело будущее всей планеты. К черту белых медведей и тропические леса.

– Ты только что упомянула изнасилование?

Я случайно хорошенько разглядел ее задницу, пока девчонка ползла по полу, как низкопробная актриса в ужастике. Теперь я полностью понимал, почему президент Торн хотел приставить к ней охрану. Ее задница так и напрашивалась на неприятности. Округлая и гладкая, с татуировкой в виде плюща, ползущего по ноге и обвивающего внутреннюю поверхность бедра. Менее компетентный мужчина мог бы задаться вопросом: каково мять ягодицы Хэлли, нагнув ее над одним из нелепых дизайнерских столиков, и без-жалостно погружаться в нее, пока та умоляет остановиться.

Менее компетентный, но не я.

Я неторопливо следовал за ней, пока она не врезалась в мебель, отчаянно шаря по тумбочке и по заправленной кровати. Хэлли рыдала так сильно, что не могла произнести и слова.

– Это ищешь? – Я держал ее телефон в руке, подняв в воздух. Краска окончательно сошла с ее лица.

Хэлли выглядела такой неподдельно напуганной, что я стал еще сильнее ненавидеть ситуацию, в которой мы оба оказались.

– В следующий раз не оставляй телефон на первом этаже. Теперь, когда я привлек твое внимание, позволь прояснить: я не намерен к тебе прикасаться, не собираюсь домогаться и уж точно не думал тебя насиловать. Надень что-нибудь. Я буду ждать внизу, Торн. Нам нужно немного поболтать. Полностью одетыми.

С этими словами я вышел из комнаты и спустился, чтобы пошариться на кухне. Я не ел с самого завтрака. Но ничего съедобного на глаза не попалось. Одни соки, расфасованные салаты и органические батончики, которые впору использовать как корм для лошадей.

Хэлли спустилась ко мне на кухню спустя двадцать минут. Она надела какое-то вязаное платье и теперь дрожала, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Ее нос покраснел. Очевидно, она много плакала, прежде чем прийти сюда. Что за эмоциональный срыв? Неужели одного этого достаточно, чтобы заставить менее профессиональных охранников сбежать?

Я сделал глоток кофе – единственный приятный момент в этом доме.

– Садись, – приказал я, прислонившись к темно-зеленому гранитному кухонному островку.

Девушка села, пристально глядя на меня, будто я взял ее в заложники, а не вызвал для взрослого разговора.

– Просто хочу, чтобы ты знал… – Она тяжело вздохнула и закрыла глаза.

Я приподнял бровь.

– Это неполное предложение, мисс Торн. Как думаешь, сможешь избавить меня от страданий и закончить его?

Было крайне важно обеспечить мне преимущество в наших отношениях, несмотря на мои нестандартные методы.

Хэлли собиралась навлечь на меня неприятности и заставить пройти через то еще дерьмо, чтобы посмотреть, как далеко она сумеет забраться, прежде чем избавится от меня. Я уже много раз видел подобное. Лучше с самого начала ясно дать понять, что не стоит испытывать мое терпение на прочность.

Как и само его существование, если уж на то пошло.

Энтони Торн лично во время телефонного разговора дал мне зеленый свет на проявление строгости из милосердия и установление четких границ ради возвращения Хэлли на путь истинный. И меня это устраивало – я не баловался детскими играми.

«Послушай, Локвуд, мне известно, почему тебя прозвали Роботом. Говорят, ты прагматик. Выполняешь работу с минимальными ошибками, не позволяешь эмоциям управлять собой. Мне нужно, чтобы Хэлли сумела перенять это у тебя. Моя дочь, благослови ее сердце, хороший ребенок. Но она безрассудна, и мне не хочется, чтобы следующая ошибка стоила ей чего-то большего, нежели чувства собственного достоинства».

Безрассудная Принцесса теперь смотрела на меня взглядом, полным ярости, а не смирения.

– Хочу, чтобы ты знал, я воспользовалась ноутбуком наверху, прежде чем спуститься сюда. – Ее голос дрожал. – И связалась с полицией. Они уже в пути. И охрана моего отца – они тоже в курсе. Не представляю, как ты проник в дом, но даю тебе последний шанс сбежать и никогда не возвращаться.

У меня в кармане запищал телефон, сигнализируя о том, что Хэлли действительно вызвала помощь. А когда она спустилась, я заметил у нее заткнутый за пояс швейцарский армейский нож.

И тут меня внезапно осенило.

Я даже не подумал об этом.

Хэлли не знала.

Она понятия не имела.

Не представляла, что я ее новый охранник.

Она думала, что я вломился в ее дом.

Президент Торн, ты, форменный мешок де…

– Все знают. Время вышло. Просто уходи, – оборвала она мои мысли.