– Понятно. Ты знаешь, кем я сейчас тружусь, – Будённый был в сталинском кителе с большим квадратом колодок и флажком депутата Верховного совета на груди.

– Председатель наградной комиссии ДОСААФ?

– Ну, это тоже, но я про другое.

– Член Президиума Верховного Совета СССР?

– Тугодум ты, Пётр, – хохотнул маршал в усы.

– Не томите, самому интересно.

– Председатель общества советско-монгольской дружбы! – и палец в потолок.

Пётр глянул туда. Следовало бы побелить, но карты Монголии там не было.

– Догадался?

Пётр ещё раз посмотрел на потолок. Наверное, маршал плохой маг – карты Монголии так и не было.

– Нет, Семён Михайлович, Все мозги дверью вышибло.

– Эх, Пётр, Пётр. А я, старый дурак, думал, что кроме меня в Союзе ещё один умный мужик появился, – маршал покачал осуждающе головой.

Пришлось жест повторить, раскаиваясь.

– Я вчера Гарбузова видел, – и молчит.

– Я тоже.

– Точно дверью шибануло. Нужно для Монголии такую же лотерею сделать, как для Болгарии. Поехали. С послом я договорился, Он уже ждёт.

– Семён Михайлович, куда я с такой физиономией. Да ещё к послу.

– Ничего, он мужик боевой, у самого шрам на щеке, ещё с Халхин-Гола. Эскадроном тогда командовал.

– У меня встреча с министром автомобильной промышленности назначена, с Тарасовым, – предпринял ещё одну попытку.

– Позвони, перенеси. Да, давай я позвоню, – и бегом к телефону.

– Хорошо, Семён Михайлович. Сейчас Тамара Филипповна придёт, принесёт очки, перенесёт встречу. И перевесит дверь, – а вот и она выглядывает смущённо из-за этой двери. Та ещё картина.

– Тамара Филипповна, позвоните пожалуйста Александру Михайловичу Тарасову и извинитесь. Перенесите встречу на завтра и расскажите в красках всю историю. Сможете? – взял протянутые очки. И это у пижона? Убожество.

Винтаж. Квадратные, огромные, чёрные. У сварщика украли? Ну, хотя, половину лица скрывают.

– Поехали.

Уже в машине на заднем диване спросил у маршала.

– Посла-то хоть как зовут?

– Нямын Лувсанчултэм, – вилы, и как это произносить.

– Семён Михайлович, вы к нему так и обращаетесь?

– Нет. Мы запросто. Я его – товарищ Нямын, а он меня – товарищ Сямын.

– Ещё раз пожалуйста.

– Товарищ Сямын.

– Семён Михайлович! Имя посла!

– Его превосходительство Нямын Лувсанчултэм.

– Он по-русски говорит?

– Ещё бы он по-русски говорил, цены ему бы не было. Чуть-чуть лопочет. Да, ты не переживай. Два переводчика будут – махнул рукой Будённый и сбил с Петра очки. Больно-то как. Маршал не заметил, – Там ещё и наш посол в Монголии будет. Должен уже подъехать в Борисоглебский переулок. Он сейчас как раз в Москве. Вызвали в министерство. Леонид Николаевич Соловьёв. Не знаком?

– Откуда. Я в Москве кроме вас и не знаю никого.

– Шутишь. Люблю весёлых людей. Вон приехали.

– Подождите! Семён Михайлович, воспользовались сотрясением мозга. Лотерея. Не моё. Это министерство финансов. Вы же сказали, что говорили с Гарбузовым.

– Экий ты вредный, Петруша. Тебя же не договор заключать везут, а пообщаться с хорошим человеком. Кроме того у товарища Нямына есть и чисто к тебе дело. Он хочет организовать гастроли ансамбля «Крылья Родины» в Монголии.

Мир сошёл с ума. В Монголии. Не в Англии. И даже не в Венгрии. В Монголии!

Товарищ Нямын был немного похож на Будёного. Крепкий коренастый, усатый. Усы, правда, подгуляли, так испачкали чем-то под носом. А вот шрам красивый. Через всю щеку ко лбу через глаз. И как не лишился. Рубака.

Попили водочки. Поговорили. Договорились. Первый тираж 7 ноября. Тогда же и гастроли. Три концерта в Улан Баторе. В ответ Пётр выпросил у Его Превосходительства трёх белых верблюдов и трёх чёрных для Краснотурьинского зоопарка. И ещё пять лошадей Пржевальского. Лошадки расплодились в Монголии в зоопарке, и посол обещал посодействовать.

Ну, вот, не зря прокатились. Столько дел за один день. И по башке прилетело, и верблюдов добыл.

35

Сидел солдат-истопник в кочегарке. Жарко. Скучно. Дай, думает, родителям письмо напишу, порадую стариков, расскажу им про ратные армейские будни. Взял листок бумаги, подпалил его по углам и начал: «Здравствуйте, мои дорогие, письмо пишу из горящего танка…»

А на следующий день Пётр отыгрался на товарище Сямыне. Уговорил его посетить совместно Кубинку и покопаться в нелеквидах. Ожидал Пётр большего. Добыть в Краснотурьинск Т-34. Добыть более редкие КВ и ИС.

Особенно хотелось именно КВ-1 заполучить. Легендарная машина. У склонных к мистицизму немцев танк КВ-1 получил прозвище «Gespenst». В переводе с немецкого – «призрак».

Впечатление от посещения неоднозначные. Одним если словом, то «Перебор». Сотни таков, самоходных арт установок и прочая и прочая. И под открытым небом, и павильонах. Всех цветов и размеров. Есть размалёванные. Рябит в глазах. Да мощь, да «БОХАТО». Будённый тоже не прыгал от радости. Понятно, кони-то стальные. Другой дух от них, не потом разит, а соляркой.

Встречал целый генерал. Потом по конюшням водил уже майор. Вскоре они с майором вообще вдвоём остались. Старенький маршал притомился и ушёл к генералу чайку испить. С коньячком. Походили ещё немного. Скучно. Тут фанатом надо быть. Разбираться в этих железяках. Дело очень важное. Даже бесценное. Детям, наверное, будет очень интересно, но пока вход очень и очень ограничен и уж точно дети тут не бывали.

Дошли и до немецкой техники. Вот тут чуть интереснее, всякие причудливые конструкции. Только мозг к этому времени успел отключиться. Майор хмыкнул на просьбу министра закруглиться.

– Тоже чайку захотелось. Кто это вас так отделал. Охраны нет что ли? От девятки?

– Секретарша избила.

– Да, ну, правда? Приставал что ль? – такая физиономия предвкушающая.

– Ты майор ни кому не говори.

– Могила! – Ссука, в армию попадают самые доверчивые.

– Слушай, Пал Палыч, (так провожающий представился в начале экскурсии) а нет у вас какой-нибудь гитлеровской техники ненужной, ну, там третьи экземпляры, или раздербаненная сильно. Меня внутренности не интересуют. Я у себя в городке музей военной технике небольшой собираю.

Задумался. Наморщил лоб. Почесал затылок. Высморкался. Поправил фуражку.

– Команду надо.

– От Гречко?

– Ну, уж от Гречко?

– От Устинова?

– С чего бы это, – опять те же действия включая сморкания, – Говорят в Большом Театре платья шьють?

– Утром стулья вечером деньги, – и всего-то. Стоило сморкаться.

– Пошли.

– Пойдём.

– Есть разукомплектованныйПанцеркампфваген I – германский лёгкий танк 1930-х годов, – привёл в один из ангаров, ткнул пальцем.

Уродец. С двумя непонятными палочками торчащими из башни. То ли пулемёты, то ли пушчоночки? Может, трубки, чтобы дышать?

– Заверните. Беру.

– Два платья дочери и два жене, – ну, за удовольствия надо платить.

– Конечно, Пал Палыч. Всё за наш счёт. А как забрать агрегат?

– Нужна платформа. Всё же пять тонн. Кран найду.

– По рукам. Ну, вот теперь можно и по рюмочке чайку продегустировать.

Будённый с генералом в хлам не начаёвничались, но возбудились. Кричат, раками машут, конные дивизии в атаку посылая, или танковые корпуса. А смотреть приятно. Молодцы деды. Не будет больше таких.

Интермеццо 9

– Да ты знаешь кто мой дядя???

– Кто?

– Мой дядя – мамкин братуха!

Луис Павлович Меркаде́р (Луис Меркадер дель Рио) с позапрошлого года работал преподавателем систем радиокоммуникаций в Московском электротехническом институте связи. В 1943 году, после увольнения из советской армии, он поступил в Московский энергетический институт, который закончил в 1948 году. В 1954 Луис защитил кандидатскую диссертацию. Никогда не лез в политику. Честно служил новой Родине.

Луис недолюбливал свою мать Каридад Меркадер, считал её расчётливой женщиной, которая подбила на преступление своего собственного сына. Сама с генералом Наумом Эйтингоном сразу после операции по убийству Троцкого бежала из Мексики на Кубу. Оттуда они перебрались в СССР, где их наградили орденами Ленина. А Рамону дали двадцать лет тюрьмы, максимальный срок по Мексиканским законам. Вот такие «Семейные узы». Несколько лет назад мать переселилась в Париж, откуда два раза приезжала в гости. Но теплоты этих уз ни с одной из сторон не проявилось.

Когда брата привезли в Союз, Луис попытался наладить с ним отношения. Но старший брат превратился в нелюдима. Иногда неделями сидел на даче, даже в магазин не выбираясь. Потом ему дали квартиру в Москве и «престижную работу». Присвоили звание Героя Советского Союза. Но прежний весельчак и душа любой компании не проявился. Приехал сычом, сычом и остался.

Стали отдаляться постепенно. А недавно Мария – старшая дочь родила внучку, которую назвали Анной. Рамон поздравил, а потом и говорит:

– А почему бы по этому поводу не собрать всю семью? Давай я напишу письмо Марии, – и написал ведь. Сам, правда укатил на курорт, но сказал, что если эта великая актриса появится, то его нужно вызвать, сразу приедет.

И вот Мария прилетела, да со всем семейством. В белой шубе в такую жару. Точно охарактеризовал её Рамон – «Великая актриса».

А муж вполне адекватный товарищ, не задирает нос. Четыре Оскара это нечто. Один, наверное, такой в мире. А Марию любит, сразу видно, прямо трясётся над ней. Пока Луис их в квартиру Рамона заселил, а тому дал телеграмму. Не получилось на солнышке понежиться. Хотя, дней пятнадцать ведь позагорал. Хватит. Тем более, что и Каридад Меркадер из Парижу прилетает, да ещё и с Хорхе.

Витторио сразу потребовал отвести его к министру культуры СССР. Хочет снимать фильм о Толстом. И как добраться до этого нового министра. Говорят, он зверь просто. Людей пачками увольняет.

36

Однажды Чукча купил «Волгу» и поехал в своё стойбище хвастаться, а как тормозить забыл. Покружился, покружился, да и врезался с размаху в камень.

Машину – вдребезги, сам – в больницу попал. Вернулся через некоторое время из больницы домой и говорит:

– Врачи сказали, хорошо, что мозгов нет, а то было бы сотрясение.

– Пётр Миронович! Дорогой ты мой! – похожий на Хрущёва министр Автомобильной промышленности Тарасов полез обниматься. Потом ещё и сжал со всей дури. И держал так. Смерти хочет?

– Александр Михайлович, раздавишь, – просипел Пётр.

– Ох, извини, – поставил на место, и… что есть силы, хлопнул по плечам, – Всё, всё! Это от радости. Вернулись ведь мои сегодня утром из Краснотурьинска. Здоровы! Оба! Дай расцелую!

– Может не надо?

– Надо! Ещё как надо! – и полез-таки. Не он Брежнева случайно научил? Или Брежнев его?

– Ты ведь волшебник, Пётр Миронович. Все врачи вздыхали, да Крым советовали. А ты в тайгу с болотами завёз и вылечил.

– Доктора вылечили, – зачем чужая слава.

– Доктора? Доктора? А где раньше были? Считай, в неоплатном долгу!

– Рад и за вас и за ваших родственников.

– Рад он, понимаешь! Нет, тут радостью не отделаешься. Сегодня прошу ко мне. Вся семья соберётся. Стол накроем нескромный. А без тебя садиться не будем. С голоду сдохнем, а не будем. Не хочешь ведь детей уморить голодом?! В шесть прошу ко мне с семейством. Обязательно с семейством.

– Ну, не знаю. У меня сыну одиннадцать месяцев.

– И нечего знать. С ним и заваливай. Присмотрят. Присмотрим. Я шофёра пошлю к половине шестого. В высотке Авиаторов же обитаешь? – сколько энергии в человеке.

– В высотке.

– Чайка будет. Твоя чайка. Я её сегодня купил, а завтра на тебя перепишем. И не строй мне тут рожи. Обещал. Коммунист должен слово держать.