После гастролей все уже уехали на Урал. И уехали не просто так. С довеском солидным. Громыко не поскупился. Представил весь коллектив к наградам, а Брежнев с радостью помог Председателю Президиума Верховного Совета СССР Николаю Викторовичу Подгорному быстро указ опубликовать. Всем дали ордена «Знак почёта», в том числе и Высоцкому, а Марии Петровне Тишковой и главе делегации – Петру Михайловичу Субботе ордена «Трудового Красного Знамени».

Самое интересное, что когда награды вручали в Свердловском зале, то Пётр подумал, что это, наверное, чуть ли не единственный раз, когда глава делегации не просто пиджак для ордена. Пётр Михайлович уезжал весёлым толстячком, балагуром, а вернулся седым, худым и с чёрными пятнами вокруг глаз. Хапнул горя.

Отметили дело это в ресторане «Прага», а на следующий день, все и отправились «домой» в Краснотурьинск. Остались только Маша и Керту Дирир. Ей по учёбе дела порешать надо.

Майора Штелле пока поселил на даче. Уже, понятно, осень, но потопят печку, не вымрут. Туда же отогнал и новую «Чайку». Здесь есть служебная машина, а Петру утром каждый день до Москвы добираться. Наргиз Оберину пока пристроили в редакцию «Молодой Гвардии» переводчиком на узбекский. Сейчас трудится над Буратинами и Рогоносцем.

Ещё через день уже поездом приехала остальная группа детдомовцев. Не все. Три человека передумали. Получилось двенадцать девушек и двадцать три парня. За время пути и пары составились. На всех джигитов не хватило, найдут, если захотят.

Пётр созвонился с Макаревичем.

– Марк Янович, сколько тебе ещё кадров надо и сколько сумеешь принять?

– Мы заканчиваем двухэтажное общежитие. Уже внутренние работы идут. Отправляйте эти двенадцать пар. И пока больше не надо. Девушек в ковровый цех пристрою. Пока столько станков нет, придётся трёхсменную работу организовывать. Пётр Миронович, а что с автобусами и рафиком? – Кто о чём, а вшивый об автобусах.

– Марсель закупил, погрузил на платформы и отправил, плюс даже будет. Трактор с прицепом. Кунг. Ну, или бытовка на колёсах, для пчеловодов твоих.

– Ого. Здорово. Быстрее бы.

– Пока таможня, пока перегрузка. Думаю, недели две ещё придётся подождать.

– Скрепим сердце. Мёд-то нужен? Свежачок. Августовский.

– А Шабуров производство туесков наладил?

– Пареньков в художественном училище учит, а так, сделал сам десяток.

– Вот их и пошли. Не почтой. В Серове отдай проводнице, а здесь Пётр-танкист заберёт.

– Договорились.

Осталось пристроить одиннадцать джигитов.

В селе Захарьинские Дворики катаклизьм локального масштаба. Приехали с Москвы электрики, привезли новый масляный трансформатор (с запасом) устанавливают. Приехали нанятые Марселем Тимуровичем студенты стройотрядовцы – починяют коровник. Уволили алкаша агронома и на его места прислали выпускницу Тимирязевки с красным дипломом. А теперь ещё и неполная дюжина узбеков.

– Товарищ Зарипов, я же вас предупреждал, что людей привезу. Какого чёрта. Что значит, куда их селить? А зачем сто непьющих просил? Вот тебе непьющие и некурящие. Пока не сто. А что у тебя клуб отапливается? Вот туда и рассели. Кровати? Б-дь! Хорошо, – выдохнули, – Будут кровати с матрасами и постельным бельём. Купим посуду и спецодежду. Зимнюю одежду купим. Что ещё забыл? Поставь их сразу коровник и свинарник ремонтировать. Они все строители. Материал?

Пётр отошёл от председателя. А то ведь не сдержится. Наорёт. Хотя, может, и следовало. В том, что колхоз в таком состоянии ведь не только пьющие аборигены Захарьинских двориков виноваты, но и тип этот. Не смог наладить производство. Не смог людей организовать. Канут деньги в пропасть. Нет, не разворует. Просто не в коня корм.

– Ищи материал. Деньги дам наличкой. Марсель Тимурович, ты соберись, наконец, почувствуй себя хозяином. И участкового мне найди. Пообщаться хочу.

Привели старшего лейтенанта через час. Пётр пока ходил клуб осматривал и прикидывал траты на джигитов.

– Товарищ министр! Старший лейтенант Степанов Егор Фёдорович. – О как, по боевому. А сам пацан пацаном.

– Егор Фёдорович. Я тут новых колхозников привёз. Они узбеки. Даже не сомневаюсь, что у них начнутся тёрки с местными. Хочу тебя предупредить, что если будет хоть одна драка, то сядут в тюрьму не дерущиеся, а ты. Фамилия Семичастный о чём-нибудь говорит? А Щёлоков? Вот и хорошо. Они за мою команду играть будут. Проведи беседу среди местных. С каждым по отдельности. Особо предупреди буйных. Изыми все самогонные аппараты. Найди и вылей всю брагу. Запрети продавать в магазине алкоголь. Временно. Пока всё не устаканится.

– А что моё начальство скажет на такое самоуправство? – сдвинул фуражку на затылок рыжий паренёк.

– А ты ему наш разговор передай. И скажи, что я и его прошу приглядеть за пополнением.

– Не простая задача. Тут ведь ещё девки подключатся. Ох, и задачек вы мне назадавали, товарищ министр.

– Окупится. Всё будет мирно, чинно-благородно, я о вас с начальником не забуду.

– Пётр Кузьмич, наш начальник отделения участковых, дядька серьёзный. Войну прошёл. Если возьмётся, горы свернёт.

– Вот и возьмитесь.

Глава 10

Интермеццо 10

Товарищ Брежнев, вы стали генсеком. Как вас теперь называть?

– Можете просто: Ильич.

Сидели молча. Ждали. Не торопясь дымили Брежнев с Черненко. Фурцева вот дёргалась. То левую ногу на правую закинет, то правую на левую. Понятно. Хрущёв был человеком, который вытащил её на самый верх. Он же правда и слегка назад задвинул. А не мели языком чего попало. Все понимали, что она так высоко поднялась не за способности, нужна была женщина, разбавить чисто мужскую компанию. Но ведь у этой медали есть и вторая сторона. Ведь разбавили не Ивановой и не Либерманшей какой. Разбавили Фурцевой, что-то было в ней не такое, как в Либерманше. Фанатизм, беззаветная вера в Ленинскую партию, в коммунизм. Напротив спокойно листал блокнот Алексей Косыгин, делая в нём пометки. Дописывая иногда, что-то важное для страны.

Николай Викторович Подгорный сидел, прикрыв глаза и чуть шевеля губами, сам с собой перешёптывался. С боку, как бедный родственник пристроился новенький. Пельше всего год как вошёл в эту компанию.

Потом это назовут малым Брежневским Политбюро. Сталин на XIX съезде КПСС предложил переименовать в Президиум ЦК КПСС вместе с переименованием партии. Предложил – переименовали. А Брежнев на XXIII съезде КПСС 1966 года решил вернуть старое название. Солиднее звучит. Решил, и опять переименовали, в Политбюро ЦК КПСС.

Ждали Семичастного. Председателя КГБ. Владимир Ефимович не опаздывал. Собрались чуть раньше. Думали, может, что другое обсудить ещё надо, но Брежнев сидел и молча выкуривал одну сигарету «Новость» за другой.

С появлением генерала в полной парадной форме все оживились. Брежнев с Черненко загасили сигареты.

– Давай без раскачек Владимир Ефимович, сразу по делу, – Леонид Ильич отодвинул пепельницу.

– Высказанная в письме версия о смерти Сталина подтвердилась. Его отравили. Хрущёв признался. Зачинщик не он. Берия. В курсе заговора был и Маленков. Ему был обещан пост Председателя Совета Министров. Он его и получил.

– Он всё ещё в Экибастузе? – уточнил Пельше.

– Да.

– Продолжайте, товарищ Семичастный, – кивнул Брежнев, – А вообще нет. Не надо. Есть протокол?

– Вот, Леонид Ильич, – Председатель КГБ протянул папку.

Брежнев взял, раскрывать не стал. Положил перед собой. Осмотрел людей в комнате.

– У кого какое мнение?

Молчали. Первой не выдержала Фурцева:

– Расстрелять обоих!

– Боевая ты, женщина, Катерина, – хмыкнул Черненко, – роту бы тебе.

Фыркнули все.

– А я думаю, что надо сказать Маленкову, что мы всё знаем, Хрущёва отпустить и чтобы больше об этом ни одна живая душа не узнала. Представляете волну. И там за кордоном. Сталин величина огромная, – очень тихо с заметным акцентом проговорил Пельше. Волновался.

– Поддерживаю, Арвида Яновича, – сказал чуть излишне громко Подгорный, и даже слегка по столешнице ладонью прихлопнув.

– Я тоже поддерживаю, – тише и спокойнее сказал Черненко.

Брежнев перевёл взгляд на молчавшего Косыгина.

– Конечно, нужно и дальше хранить тайну. Вопрос в другом. В письме.

– В точку, как всегда, Алексей Николаевич. Есть хоть что-то товарищ Семичастный? – Брежнев встал, достал очередную сигарету, но не закурил. Мял в пальцах.

– Никак нет. Новых данных нет, Леонид Ильич.

– Плохо. Может тебе помочь, чем, надо. Из ведомства Щёлокова кого подключить?

– Это лишние носители сверхсекретной информации. Пока ни какого вреда письма не принесли.

– Весело. Сам не ам и другим не дам. Вреда нет. Польза есть. Пусть пишет Яков. Почему не пишет, кстати, а буквы наклеивает. Ведь у нас есть образец подчерка Якова Джугашвили?

– Так точно, товарищ Брежнев.

– Вот, значит, это может быть и не Яков.

– А может специально, чтобы мы именно так и подумали, – предположила Фурцева.

– Вот. Может и права Катерина. Ладно. По американцам и Андропову тоже тут? – Брежнев похлопал рукой по красной папке.

– Так точно.

– По жене Хрущёва и бандеровцам?

– Всё там.

– Иди, Владимир Ефимович, ищи Якова. Свободен. Я почитаю, потом товарищам дам почитать.

Когда Семичастный ушёл. Брежнев всё же закурил и, глядя на папку, тихо произнёс.

– Значит, решили все вместе, о Сталине ни кому не слова. По остальным материалам соберёмся через неделю. Всем компартиям капиталистических стран пока помощь прекратить. Разберёмся сначала, куда наши деньги уходят. Все свободны, товарищи.

38

Сын, я нашла у тебя в карманах зажигалку. Как ты можешь это объяснить?

– Это не моя!

– Точно?

– Да! Я просто попросил прикурить, и она осталась у меня.

Полно вопросов к французскому другу накопилось, но как не позвонят туда, всё «Пардоны», да ещё «пас». Так и пасуют уже неделю. Голов поназабивали.

И вот свершилось. Объявился блудный сын.

– Петья, ти писаешь? Мнье нюжен продолжений «Раганосцы». Прям счас! – что там опять случилось.

– Почти не писаю. Времени нет. А что случилось-то?

– О, я женьюсь!

– Поздравляю! И как это связано? – хрень какая-то.

– Я женьюсь на Мишель! Она рьядом. Целуит тебья. Хочет продольжьений Раганосиц. Хочет фильм сниматься. Я заказьял сценарьий. Дам деньег на фильм. Она разводитьсья с млядьишним режиссёррьим Андре Смагги. Ми будем женьиться, – вот представишь себе брутала барона Марселя Бика и слушаешь голос – три разных человека. Почему три, а не два? Да, между ними ещё один человек влезет.

– Что с лентой про Лиссабон? – надо съехать на деловые рельсы.

– О, всё карашо, пи́сать сценарий. Два неделя.

– Слушай внимательно Марсель. Нужно кое-то добавить.

– Вся вниманья.

– Автографы Мишель раздаёт ручкой «Бик» и чтобы было видно.

– Тrès bien. Карашо. Поньятно. Реклама. Приньято.

– Ты когда играешь бандита и Бельмондо, когда играет полицейского, прикуривает от зажигалки Бик.

– Опьять поньять, – ржёт.

– И когда Мишель Мерсье бегает в трусах, то на попе у неё написано «БИК».

– Я не понимать. Я не делать трусьи.

– Да и ладно. Главное, чтобы запомнили название.

– Понимать. Сейчьяс спросить Мишель, – чего-то бубнили на языке Экзюпери, а потом ржали в два голоса.

– Мишель говорьит – печьят в пасьпорт. Печать трусьи. Вien! О, Петья, что ти хотель. Говорьи.