– А что вас интересует? – русского Фриц не знал. Нет, Фриц – это не прозвище, это имя. Фриц Флигерт. Немецкий уже Пётр знал так себе. Общались через переводчицу. Вроде бы флигер – это один из парусов. Моряками, значит, предки были.

– А интересует нас асфальтоукладчик.

Бабам. Это у всех присутствующих челюсти отвалились. Присутствовали люди непростые – и Федин был, и Фурцеву позвали. Уж точно не каждый день ФРГшное издательство заключает договор с русским писателем. Но Фурцева, один чёрт, перебор. Болеет за своего протеже? Или бдит? А то отчебучит чего… И вот! Уже отчебучил. У земляка… Стоп. Земляк – это когда родились в одном месте. Штелле-то был немцем, но родился в СССР, и менять на толерантную Европу его не собирался. А как одним словом называются представители одной нации? Нацисты? Смешно. Соплеменники? Но при чём здесь сопли? У немца тоже челюсть отвалилась, когда переводчица донесла до Фрица смысл просьбы. Долго искала синонимы.

– Asphalt Fertiger?

– О! Я! Я! Asphalt Fertiger, – и без впавшей в кому старушки обошёлся Пётр.

– Ungewöhnliche Bitte, необычная просьба, – вот гад, а прикидывался, что великим не владеет. Самка собаки.

– И всё же?

– Боюсь, что я не владею ценами на данную продукцию, но думаю, она стоит дороже двадцати тысяч, – практически без акцента выдал герр.

– А вы увеличьте тираж. С игрушками у вас и миллион экземпляров купят. Это ноу-хау! Никто ещё так не делал. За идею надо платить. Мне нужен асфальтоукладчик, – Федин и Фурцева начали рвать на себе воротники, старушка переводчица – судорожно сучить ногами. А немец улыбнулся.

– Достойный соперник. Я проконсультируюсь. Ответ завтра. Разрешите откланяться, – это он уже Фурцевой.

Екатерина Алексеевна икнула. Немец посчитал это положительным ответом – и отбыл.

Федин вышел молча. Если учитывать, что это его кабинет, то всё было плохо. За ним потянулись и прочие писатели. Ушла, вздыхая, Смирнова. Ушли переводчица и ещё одна женщина, тоже какая-то писательница, Пётр фамилии не запомнил. Звать Людмила. А зачем она присутствовала при разговоре? Из органов?

– Ты рехнулся.

Это не было вопросом. Это была констатация.

– Екатерина Алексеевна, вот увидите, завтра этот толстенький моряк придёт и подпишет договор. В договоре будет указана цена в сто с лишним тысяч марок, а не двадцать, которые он мне хотел всучить, раз я нищий русский дурак. Налог, который возьмёт с меня государство, увеличится в шесть, скажем, раз. И где здесь помешанные?

– А если не придёт? – а глаза загорелись, как у бездомной кошки на кринку сметаны.

– Отсутствие информации делает нас слабыми, а обладание ею не делает сильным, если ты до этого не был сильным. Барон Бик мне сказал, что немцы хотят заключить с ним договор на игрушки к моим книгам, а значит, хотят и со мной. Но ведь они капиталисты, а мы варвары и дегенераты. Даже не люди – мы недочеловеки. Унтерменши. Ну, побили мы ихнего Гитлера. Люди-то другими не стали, а значит, и мы не перестали быть недочеловеками. Но среди нас оказался один умный примат. Немец обрадовался. Он придёт, заключит договор и попытается меня обмануть, подсунув плохой асфальтоукладчик. А вы с Тарасовым должны найти информацию по этому вопросу, чтобы меня не обманули.

– Ну ты, Миронович, и нахал. А массаж ступней тебе не сделать? – расцвела прямо Екатерина Великая.

– А умеете? – поржали. Отпустило. На смех заглянул и глава Союза Писателей.

– Заходи, Константин. Пётр Миронович уверяет, что придёт завтра германец и подпишет договор – а он ведь провидец. Поверим?

– Думал, инфаркт хватит. А можно узнать, товарищ Тишков, зачем вам асфальтоукладчик? – сел на своё место, поёрзал на стуле, наверное, проверял, не закачался ли он под ним.

– Буду укладывать асфальт.

– Теперь всё разъяснилось, – опять посмеялись.

Глава 6

Событие тридцать второе

До семи вечера безо всяких перерывов регистрировал песни. Кучу песен. Из них две на английском и одну – на испанском. На испанском была «Макарена». Собирая материал для книги, Пётр Штелле посмотрел перевод. Девушка хвасталась нарциссизмом, тем, что изменила своему парню с двумя его друзьями, и ещё тем, что хочет свалить в Америку, потому что там магазины с красивой одеждой. Этого не дадут петь не только в СССР, но и в самой Испании. Есть шуточная переделка Минаева про бабу Лену и хрен по колено, но там всё построено на рифмовании почти бессмысленных русских слов. Тоже не вариант.

Когда я танцую, меня называют Макареной,
И ребята говорят, что я прелестное создание.
Они все хотят меня, но не могут быть со мной,
Поэтому они подходят и просто танцуют рядом:
Двигайся со мной, прижмись ко мне,
И если ты хорошо себя покажешь, я возьму тебя с собой.

Доставь удовольствие своему телу, Макарена,
Оно для того, чтобы ты делала ему приятно.
Доставь удовольствие своему телу, Макарена,
Эээ, Макарена! Эй!

Снова вернулись к переводу. Нет! Бред и хрень. И тут Петра осенило. А не надо пытаться изобрести песню! Там всё зациклено на рифму buena – Macarena, пусть так и останется. Возьмём русский перевод, заменим последнюю строчку: «И если ты хорошо себя покажешь, я возьму тебя с собой» и заменим на: «И если ты хорошо себя покажешь, я позволю тебе потанцевать со мной». Припев же изменим кардинально.

Доставь удовольствие людям, Макарена,
На твой танец смотреть приятно.
Доставь удовольствие людям, Макарена,
Эээ, Макарена! Эй!

А остальные куплеты просто выдумал, благо, рифмовать не надо. Главное, чтобы были слова, которые с русского переводятся, как buena, то есть – хорошо, приятно. Ну а последний куплет испанцам удался, его оставим без изменения.

Приди и найди меня, моё имя – Макарена.
Я всегда на вечеринках, потому что люблю веселиться.
Ну же, присоединяйся ко мне, потанцуй со мной.
И все вы, парни, – пошли со мной!

Пётр только заменил слово «вечеринках» на более приличное «танцах». Вот, а дальше – гениальный ход. Позвали двух кубинок и сыграли им музыку, а потом всучили русские тексты и попросили перевести, используя рифму buena – Macarena. Черноокая Сиомара Анисия Орама Леаль и черноокая и чернокожая Джанетта Анна Альмейда Боске попытались. Не смогли. Получилось без рифмы и исчез ритм. Тогда Пётр попросил у Фурцевой на пару деньков хорошего переводчика испанских стихов. Приехал, перевёл. Один чёрт – хреново, исчез шарм песни. Тут товарищ Боске заявляет, что ей нужно срочно позвонить отцу. Девушка и до этого пару раз связывалась с батянькой из кабинета Петра. Как уж там удавалось нашим телефонисткам соединить Краснотурьинск с Гаваной – неизвестно, но слышимость была даже лучше, чем когда просто говоришь по городскому номеру. Наверное, помогало то, что Хуан Альмейда Боске – известный кубинский революционер, а сейчас заместитель министра РВС – Революционных вооружённых сил Кубы и целый «команданте» до кучи. Ещё батянька с октября 1965 года – член Политбюро ЦК КПК. Всё это Пётр знал и раньше. А вот про то, что товарищ Хуан Альмейда к тому же известный на Кубе автор песен, забыл. Дочь позвонила. Поставила кассету с музыкой, продиктовала тот бред, что придумал Пётр (подстрочник на испанском), потом перевод переводчика. Команданте перезвонил через день и спел «Макарену». Потом продиктовал дочери текст. Потом опять к телефону позвали Петра, и наш посол на Кубе Алексеев Александр Иванович донёс до Петра, что его песня кубинским товарищам понравилась. Пусть дочь товарища Боске как можно быстрее запишет песню и через МИД доставит её на Кубу. Ещё и обрадовал – есть мнение Петра за эту песню наградить. Получит товарищ Тишков за неё «Премию Дома Америк», это такой латиноамериканский аналог британской премии Букера и американской Пулитцеровской. Гордитесь, товарищ Тишков. Кроме этого, на Политбюро ЦК КПК принято решение и о награждении Пётра Тишкова медалью «Дружба». Снова гордитесь – этой медалью награждают очень редко. Где и когда товарища Тишкова будут награждать – неизвестно, но вы, товарищ Тишков, готовьтесь на всякий случай прилететь в Гавану. Это мы удачно зашли! Теперь даже Михаилу Андреевичу Суслову будет непросто запретить её из-за воспевания не наших ценностей. Там Политбюро во главе с Фиделем Кастро высказалось «за». Вы сомневаетесь в верности «команданте Фиделя» Ленинским принципам? Правда?

Перед самым отъездом в Москву сняли и клип на нетленку. Сидели с Машей-Викой, перебирали актёров, что смогут вещь не загубить. Остановились на следующем. Поют две негритянки своими довольно низкими голосами, а в припев добавляются, как и в оригинале, два мужских голоса речитативом. На подтанцовке человек пять – все поющие и танцующие в шортах и рубахах из камуфляжа. У женщин рубахи завязаны узлом чуть выше пупа, чтобы его было видно. Потом чуть переиначили – Толкунова с Сенчиной не для шорт родились. И ещё Машу с Таней не стали в них рядить, все четверо – просто в платьях «милитари». Мужские роли долго обсуждали. В Los del Rio два старых перца, смахивающих на товарищей нетрадиционной ориентации. Это не наша тема. Нужны славянские мачо. Михалков – это само собой. Кто второй? Где-то в Витебске в этом году заканчивает школу секс-символ следующего десятилетия – Николай Ерёменко-младший. Ему, получается, скоро восемнадцать. Никите Сергеевичу сейчас двадцать два, и его отчислили с четвёртого курса Театрального училища имени Щукина – он, видите ли, позволил себе сняться в кино. Дауны. Ничего, восстановим, и директора пожурим. Есть ведь Фурцева. Она всегда за правду.

На женские роли второго плана кандидаток было мало. Нужна супердива – а таких в СССР не так и богато. Без обсуждений утвердили эквилибристку Московского государственного цирка Наталью Владимировну Варлей. Уже своя, и потому тоже без обсуждений – Анастасия Александровна Вертинская. Ей 22 года, в этом году окончит Щукинское училище. Была в одной группе с мужем. А вот третью выбирали. Остановились на ещё одной восходящей звёздочке. Наталья Игоревна Селезнёва, 22 года. В 1966 году окончила театральное училище имени Бориса Щукина и стала актрисой Театра Сатиры.

После отбора кандидатов Пётр позвонил Екатерине Алексеевне и сказал, что начинает проект «Триста миллионов». Для этого послезавтра в Краснотурьинске на три дня нужны следующие люди. И назвал всех пятерых.

– А чего не сегодня? Чем быстрее, тем лучше ведь, – рыкнула.

– Я могу и не снимать. Для Краснотурьинска никакой пользы, – лукавил.

На самом деле большая часть клипа должна сниматься перед зданием горкома, там, где неделю назад открыли памятник глобусу. Вот на его фоне и должен состояться небольшой флэшмоб с «Макареной». Всемирную славу монумент получит. Будут у него тысячи последователей, а главный архитектор города Геннадий Любан может и премию какую-никакую получить.

– Про младшего Ерёменко ничего не слышала, да и старший не особенно на слуху. Однако раньше ты, Пётр Миронович, в выборе артистов не ошибался – один Богатиков чего стоит. Да и девочки хороши. В Витебске в школе, говоришь, учится? Найдём. Всё, больше ничего не надо?

– Пару маракасов. И одно сомбреро.

– Жди. Высылаю, – трубку повесила. Злится – отвлекает её Пётр Миронович от важных государственных дел. Заблуждается. Это важное дело. Это первый в мире клип, и он «сделан в СССР».

Пришёл в номер еле живой и включил телевизор – а там новости. Сообщают о благополучной посадке космического корабля «Союз-1» с космонавтом Комаровым на борту. Есть! Сработало, значит, письмо! Точно, ведь и про Светлану Аллилуеву ничего не слышно. Ну, лиха беда начало. А ещё есть хорошая пословица – курочка по зёрнышку. Так и развернём страну с пути в бездну. Или пословица про другое? Курочка по зёрнышку клюёт, а весь двор в помёте? Когда ж навоз-то начнётся? Накаркал.