Сидели с Сороками и пытались довести эти выводы – пока только на бумаге – до Косыгина. При этом Пётр и словом не обмолвился о втором глинозёмном. Пусть Госплан ошибётся – построит и Заречный район, и институт, и школы с садиками, и бассейн, и т. д, и т. п. Но пусть построит и заводик по сборке мотороллеров, а потом чуть его расширит – до производства хотя бы трети деталей самостоятельно. Пусть построит заводик по отвёрточной сборке автомобилей – на месте только кузова штамповать и свинчивать. Пусть построят большой противотуберкулёзный санаторий союзного уровня, а в перспективе – и институтик маленький по изучению этой проклятой палочки Коха и методов борьбы с нею. Кому будет плохо? И деньги-то нужны небольшие. Десяток ненужных танков столько стоит – а их десятки тысяч.

Сороки оказались и впрямь монстрами и специалистами. Раздолбали в пух и прах его кустарщину и объяснили, что так машину не построить – нужно всё считать. Это не костюм сшить. Кузов – это не пиджак. Иногда Петру хотелось выгнать их. Легко критиковать! Построит. И эти «Волги» поедут. И не хуже получатся. Две! Три! А себестоимость? А кому они нужны тогда будут? Сволочи. Впрочем, как и все сороки. Лишь бы стрекотать противно.

Тринадцатого мая завершили сорочинскую ярмарку, и те убыли в столицу – «получать замечания» от министра Тарасова. Да и пусть творят что хотят, он своё дело сделал. И, наверное, опыт сей подтвердил мнение, что эту страну с такой экономикой не нужно спасать, да и невозможно.

Глава 8

Событие сорок девятое

Hичто не даётся нам так дёшево, как хочется.

– Пётр Миронович, теперь точно беда.

Перед этим привычным криком души раздался звонок телефона и скучный женский голос сообщил – сейчас будете разговаривать с Москвой. Пока ждал разговора, соображал, кто это может быть в пять вечера. Тарасову рано – Сороки ещё не доехали. Фурцевой ничего не должен. Смирнова?

– Алло. Пётр Миронович!

– Слушаю, Трофим Ильич, – вот это кого нелёгкая занесла! Точно ведь, в Москве сейчас три часа дня, и подвели итоги республиканских олимпиад. Что ж, пора пожинать плоды.

– Пётр Миронович, теперь точно беда, – чуть не всхлипнули на той стороне, – Опять не верят. Опять меня выгнали, да и Барсукова Иван Ивановича тоже. Ребята заняли четыре первых места, два вторых и три третьих. Только по математике и английскому нет призовых мест. Не верят! Говорят, знали вопросы. Что делать?

– Трофим Ильич, вы же не знали вопросов. Дети сами всё написали. Будет проверка – ещё раз напишут. Чего вы волнуетесь? Ну и, на всякий случай, вы этим Фомам напомните, что у нас презумпция невиновности стоит во главе законодательства, а ещё в уголовном кодексе есть статья за клевету. Если они не успокоятся, то родители детей подадут на них в суд – и тогда в следующем году этих граждан в комиссии не будет, они будут в нашем подсобном хозяйстве в свинарнике работать. Вот именно этот текст им и озвучьте. Ну и, если они будут настаивать на проверке, то соглашайтесь. Только чтобы все призёры участвовали.

– Зачем?

– А там увидите. И при составлении вопросов чтобы вы с Барсуковым участвовали. Стоп! Вы знаете что? Вы эдак, между прочим, скажите, что Виктория Петровна Брежнева, жена Генерального Секретаря ЦК КПСС, слышала об успехах учеников города Краснотурьинска и сама их по голове гладила, – и это было правдой. Не всех, конечно. Просто из девятой школы прибежала пара сорванцов – попросили сделать им к республиканской олимпиаде ранцы, как у дочерей. Пётр как раз зашёл к себе забрать Брежневых на очередную примерку – вот там и встретились будущие победители с Викторией Петровной, и она на самом деле погладила их по головкам и пожелала удачи.

Подождём ответного хода.

Опять звонок – теперь уже в восемь вечера и домой.

– Пётр Миронович, вы маг, что ли? Теперь у нас шесть первых мест. Ещё одно второе и два третьих. Как вы могли заранее знать?

– Очень просто. Громче всех кричит «держи вора!» именно вор. Кроме того, наши в себе уверены – а вот когда других детей погнали на очередной тур, они заволновались. И что теперь комиссия говорит?

– Заикаются, прощения просят.

– Не прощайте. Пусть теперь едут в Краснотурьинск и извиняются перед родителями, а то те подадут в суд. И на этом стойте насмерть, и Барсукову скажите, что если комиссия в полном составе не приедет в Краснотурьинск, то я лично пожалуюсь Брежневу. И это правда. Всё, отбой. Работайте.

Барсуков отзвонился ещё через час.

– Пётр Миронович, вы уверены, что нам нужно идти на обострение? Все извинились. Детей наградили, скоро всесоюзная олимпиада. Зачем вам это?

– Иван Иванович, вы их боитесь? Почему? Вы подчиняетесь напрямую хоть одному из членов комиссии? Ведь нет. Так в чём дело? Это они должны бояться вас. С них кроме извинений можно что-нибудь стребовать? Деньги на ремонт школ? Оборудование для физ- и химкабинетов? Учебные пособия по биологии? Кинопроектор? Телескоп, наконец? Если можно – идите на мировую. Если нет – то пусть посетят дом-музей изобретателя радио Попова и оставят там хвалебную запись, после того как извинятся перед родителями наших детей. Всё, у нас тут уже много времени, пора спать ложиться. До свидания.

И всё же ещё через полчаса позвонил главный горонист.

– Пётр Миронович, извините, что поздно. Только думаю, что стоит новостью поделиться. В 9-ю школу передадут телескоп, а в 23-ю – двадцать комплектов хороших лыж с палками. Кроме того, все победители и призёры получат путёвки в «Орлёнок». Думаю, не стоит дальше накалять обстановку?

– Хорошо, Трофим Ильич, будем считать – ничья. Когда Всесоюзная олимпиада? Двадцать пятого? Готовиться надо. До свидания.

Событие пятидесятое

Последователей Карла Маркса называют марксистами. А как называют последователей Фиделя Кастро?

Андрюха не подвёл. В смысле, Эндрю Луг Олдем двух деятелей прислал. Он-то прислал – а шестнадцатого мая позвонила Фурцева.

– Пётр Миронович! Есть две новости. Начну с хорошей. Тебе двадцатого нужно быть в Москве. Отправляется делегация на Кубу – там тебе и премию дадут, и медалью наградят. Кроме тебя ещё двоих. Мы тут с товарищами посоветовались – бери Сенчину и Толкунову. Кроме того, можешь взять дочерей. Машу так обязательно. Надеюсь, ты перевёл два этих своих «клипа» на испанский?

Вот ведь интересная женщина! Когда просил переводчицу с испанского, чтобы зарифмовать довольно сложный текст, то прислала парнишку, еле-еле знакомого с правилами написания испанских слов – зато очередного диссидента. Алексей Александрович Добровольский. Пётр, когда узнал биографию индивидуума, то чуть не заплакал. Этот человек был «волхвом» и идеологом неоязычества со своеобразными взглядами. Мракобесие. Во время Венгерского восстания распространял листовки от имени своей национально-социалистической партии, за что уехал в лагерь на три года, а после выхода из тюрьмы крестился. Второй раз теперь уже не юношу, но мужа арестовали в 1964-м в качестве активиста Национально-трудового союза (НТС), после чего он около года находился в психиатрической больнице, где познакомился с видными диссидентами. И вот теперь этого уникума сослали в Краснотурьинск. То-то Заграевская и Горбаневская порадуются – решил Тишков, но ошибся. При встрече диссиденты шипели друг на друга. Разных они взглядов и на действительность, и на будущее. Не может не радовать.

Песни всё же перевели и спели. Не обошлось опять без команданте Боске. Волхв сделал подстрочный перевод, а член политбюро компартии Кубы придал этому рифму и ритм. Судить о качестве перевода было некому, однако кубинки спели. Теперь осталось дождаться реакции простых кубинцев.

– Да, Екатерина Алексеевна, спасибо вам за волхва Алёшеньку. Ценный кадр.

– Не за что, пользуйтесь. Теперь плохая новость. Англичанин Олдем прислал мне двух деятелей. Один поэт, молодой, да ранний. А второй – учитель русского языка в этом их Оксфорде. Там у них какой-то скандал вышел с руководством университета, вот его и турнули. Но не обольщайся. Я с ним разговаривала, он точно не коммунист. Анархист скорее.

– Это плохо. Хотелось бы коммуниста, – на полном серьёзе проворчал Штелле. По крайней мере, сделал всё, чтобы так слышалось – а сам чуть не захлебнулся смехом. Ох, уж эти старые большевики.

– Ничего, может, переосмыслит взгляды. Так вот, о плохом. Не могут они к тебе приехать.

– Почему?

– Да потому, что Свердловск – закрытый для иностранцев город. Не купить им билеты на самолёт – а я к Семичастному не пойду. Мы тут из-за одного скрипача недавно поругались, – а голос радостный. Боец!

Вот что за страна! В КГБ куча предателей, диссидент на диссиденте в столице, а закрыт для иностранцев Свердловск. Точно, там ведь есть завод «Три тройки». Какую-то электронную начинку для ядрёных бомб делают. Украдут схему! Всё – пипец державе. Это при том, что наши микросхемы – самые большие в мире. И в бумагу с чертежами у проходной тётки пирожки заворачивают. Хотя, может, пока и не в чертежи – но во что-то же заворачивают?

– Екатерина Алексеевна, есть ведь поезд, Москва – Серов. Идёт всего сорок один час. В Серове я их встречу. На поезд билеты продают без паспортов, – что можно сказать: «Энергия есть – ума не надо».

– Вот умный ты мужик, Пётр, а дурак. Кто же двум иностранцам билет продаст в Серов?

– Екатерина Алексеевна, так пусть ваш помощник билеты купит. Только не объясняйте, для кого и зачем. Всё же бережёного бог бережёт. А этих английских борцов с режимом попросите не разговаривать в поезде – «да», «нет», и весь диалог. Надеюсь, преподаватель русского осилит эту мантру.

– На преступление толкаешь?

– В чём же преступление? Серов ведь не закрытый город.

– Убедил. Встречай, завтра выпровожу. Про двадцатое не забудь. С тобой полечу. Одного тебя как оставишь? Ещё учудишь чего.

– Точно – пойду в мае купаться на пляж Варадеро. А ещё сигар и сигарилл Брежневу куплю. Как думаете, он какой ароматизатор предпочитает? Ваниль, вишня, какао, кофе, яблоко? С мундштуком?

– Сволочь ты последняя, Пётр Миронович. Не помню, говорила ли тебе. Не трави душу. Да, с нами возвращается домой Эрнесто Че Гевара. Да не один. Похоже, он женится на Светлане Аллилуевой. Представляешь?

– Представляю. Пипец Боливии и Венесуэле.

– Чего за пипец? – булькнули на той стороне.

– Выражение такое, чтобы матом не ругаться.

– Пипец! Ну ты и сволочь. Всё, до встречи.

Событие пятьдесят первое

Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги.

Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре). Этот Рауль был поэтом и журналистом. Вот его именем и названа награда, которую вручают Национальный профсоюз работников культуры и Министерство культуры. Зелено-красно-белая ленточка и круглолицый поэт на круглой медали.

Национальный орден «Плайя-Хирон». Прямо как у Гагарина, который и был первым обладателем этой награды. Представляет собой золотую медаль диаметром 5 см и толщиной 1,5 мм. На аверсе изображён ополченец (милисиано) с оружием на фоне двадцати знамён, олицетворяющие двадцать республик Латинской Америки, а также девиз – Patria o muerte («Родина или смерть»). На реверсе надпись: Orden Nacional Playa Girón («Национальный орден Плайя Хирон»). Лента ордена – оливкового цвета.

Медаль «Дружба» («De la Amistad»). Медалью «Дружба» подлежат награждению кубинские и иностранные граждане, организации или учреждения, отличившиеся достижениями в индивидуальной или коллективной деятельности на благо дела строительства справедливого общества, укрепления братских уз дружбы, помощи и взаимовыгодного сотрудничества между народами. Красно-бело-синяя ленточка и золотистая круглая медаль с венком или цепочкой по кругу, внутри звезда и надпись «Amistad».