К ее собственному удивлению, Мона поймала похожий на мяч предмет и быстро положила его обратно в деревянный ящик. Повезло. Она могла бы поклясться, что по-настоящему проклята в этом плане. Брендбол^[3], футбол, баскетбол, даже настольный теннис наряду с бумажной работой и документацией были ее злейшими врагами. Никого так часто не задевали, не били и не пинали мячом, как ее. Причем в нее никто намеренно не целился, мячи словно сами по себе находили путь к ее лицу, даже если для этого им приходилось сделать странную дугу. На самом деле в школе дети не издевались над Моной, ее слишком боялись. Не из-за готического стиля, а больше из-за ее подруги Амелии, которая при своем боевом росте в сто пятьдесят сантиметров могла наорать даже на самого сильного здоровяка-одноклассника. Мечта Амелии стать рестлершей сформировалась в детсадовском возрасте, и она даже частично превратила это хобби в профессию. Во Франкфурте ночной клуб существовал почти для всего.

Мона почти никого не любила так сильно, как эту мускулистую девушку, в удушающем захвате которой плакал не один отморозок. Сама Мона отличалась скорее слабым темпераментом. Но прежде всего она была чересчур дружелюбной. В Амелии же, наоборот, кипела энергия десятерых, а в случае необходимости она действительно могла пробить головой стены или парочку других голов. Чего бы Мона ни отдала за то, чтобы ее лучшая подруга сейчас оказалась рядом.

Профессор Копролит, что-то напевая, сновал по своей мастерской, и к этому моменту на столе собралось гораздо больше артефактов. Все они относились к экспозиции Сонотепа, и Мона впервые смогла взглянуть на табличку с проклятием. У нее уже была копия иероглифов, ей заранее прислали их, и несколько книг. К сожалению, она мало что поняла. Кроме того, экземпляр текста ей явно сделали на древнем копировальном аппарате. Перевод отсутствовал. Абсолютно ясно, что на этой работе Мона стала кандидатурой на крайний случай.

– Ты здесь, чтобы следить за ним. Спокойно спрашивай все, что хочешь знать.

Мона прикусила губу и тут же об этом пожалела, потому что даже у стойкой черной помады есть свои пределы. По языку растекся привкус косметики.

– Эти рисунки, они необычные. В смысле, я знаю иероглифы. Я какое-то время училась в Египте… но вот это… что это такое?

– Утенок.

– Ммм… – вырвалось у Моны, и она почувствовала, что у нее открывается рот.

– Он означает «плавать». Это же довольно очевидно. – Костлявый палец указал на символ.

– Тогда… это пузатое U и закорючки, ванна и… он играет с пищащим утенком?

– Ну, пищал ли он, я не в курсе. – Профессор засмеялся. – Но здесь видно слугу, который имитирует звук. А о самом звуке специалисты спорят до сих пор. Как правильно: «наг-наг» или «нак-нак».

Мона в замешательстве схватилась за голову.

– И… и как это связано с проклятием?

– Это правда очень увлекательно. В этом отрывке говорится о божественном благословении. Мамотар и Папотеп хотели сделать сильнее своего слабого сына: тому больше всего нравилось проводить время, мастеря деревянных человечков.

– Что, простите?

Профессор, кажется, был разочарован ее вопросом. Он подбоченился и укоризненно покачал головой:

– Ну, ты что, в детстве не играла с каштанами?

– Понятно… – У Моны в голове застряла картинка египетского принца, возившегося со спичками и орехами. Интересно, у него так же слипались пальцы, как у нее раньше? В Древнем Египте вообще росли каштаны?

– Так или иначе, он не обладал задатками воина. Сонотеп был худеньким юношей, совсем слабеньким – что умом, что телом. Родители умоляли бога даровать ему сил, чтобы из него наконец получилось что-то путное. Увы, нам неизвестно, какому именно богу!

– Сила бога, вау! А потом Сонотеп стал ею злоупотреблять, и на него пало проклятие, – сделала вывод Мона и кивнула.

– Что?

– Ну, он неправильно пользовался силой.

Профессор весело рассмеялся:

– Ах нет. Не он. У парнишки определенно были мозги набекрень.

Картинка у Моны в голове изменилась, в памяти всплыло воспоминание из детского сада. Один мальчик тогда попал в реанимацию, потому что сунул спичку себе в глаз и почему-то из носа у него торчал маленький каштан.

– В любом случае все пошло не по плану.

Теперь Моне и вправду стало любопытно.

Профессор радостно усмехнулся:

– Тем вечером, когда его собирались наделить силой бога, Сонотеп поскользнулся в купальне, разбил голову и умер.

– О… как жаль. – Фантазия перестала быть веселой, и Мона невольно потянулась рукой к затылку.

– Да, очень досадно, не так ли? Ходят слухи, что его смерть была предопределена. Один из тех, кто раскапывал гробницу, поскользнулся на тряпке и тоже ударился затылком. Позже, когда Сонотеп спал в своем первом музее, похожим образом умер один из ночных сторожей.

Сейчас Мона чуть сильнее прижала руку к голове, но в проклятии гробницы сомневалась. Они действовали конкретнее, а все, о чем рассказывал профессор, больше походило на типичный бытовой несчастный случай.

– Но ведь его настоящее проклятие… – начала она, однако ее тут же оборвали.

– Да. Его мать жутко взбесилась, когда он просто взял и умер, и прокляла его.

– О, она была ведьмой?

– Нет, не думаю.

– Но как же тогда она его прокляла? – окончательно запутавшись, откликнулась Мона.

Профессор Копролит пожал плечами:

– А как еще проклинают? В очень большой ярости!

Она покачала головой:

– Нет, видите ли… Все не так просто. Это проклятие ходячих мертвецов. Они очень сложные. Вы можете мне перевести, как дословно оно звучало? У меня есть только копия содержания проклятия-ноктюрна.

– Разумеется, у меня есть перевод. Ммм, секунду… – Профессор пару секунд повозился с ужасно длинными бумагами, которые кто-то очень смело скрепил вместе. – Ах да, вот тут, момент.

Он прочистил горло.

– «О солнце. О луна. О несчастье. Несчастье – это ты. Ты маленький бесполезный неудачник. Ты червь. Ты беззубый крокодил. Я рожала тебя шесть часов. И все сфинксу под хвост. Из-за тебя у меня разорвалось место, куда не заглядывает Ра, и это твоя благодарность? И чем нам пришлось расплатиться с божеством за силу, твою силу, бесполезный ты наследник! Вот тебе и «Я не хочу становиться большим и сильным, мама»… вот что ты в итоге получил. Ты и твои сраные палочки и орехи. Надо было посадить тебя в плетеную корзинку, как все делают. Но отец боялся, что ты начнешь продвигать религию! Вот же размазня! Вы оба! С меня довольно! Ты, кусок дерьма, я хочу, чтобы ты снова встал, а потом наступил на свои невыносимые острые игрушечные кубики, которые я, кстати, всегда ненавидела! Пусть тебе закроют путь к Ра! Навсегда, за то, что ты так любил торчать в своей комнате! Спи неспокойно! Твоя мамочка!»

Профессор Копролит закончил читать.

– Естественно, это современное изложение. Многие проклятия были сформулированы в соответствии со своей эпохой, но так их никто не поймет. О, и у нас здесь даже есть кубики. – Он потянулся за маленьким деревянным ящиком.

Мона тем временем погрузилась в собственные мысли и какое-то время хмуро смотрела на табличку с проклятием. Некоторые символы вдруг обрели смысл, и она заметила злость, с которой кто-то высек эти строчки в камне. Даже совы казались сердитыми. Но настоящие проклятия выглядели иначе, совсем иначе. Здесь даже ритуала нет.

– Может, это бомбочка для ванны, – бормотал профессор, снова глядя на золотой шар. – Жаль, что нельзя больше прочитать, чей он. Ты знаешь этот символ?

– Пффф. – От такой перегрузки у Моны из легких вышибло весь воздух. – Нога… собака?

Профессор от души рассмеялся и покрутил шар в разные стороны под светом люстры.

– А! Собака! Точно! Может, это игрушка для домашнего животного вроде мячика, – гордо объявил он, и Мона опять поймала себя на желании громко застонать.

– На самом деле иероглифы работают… – начала она, однако покачала головой, сдаваясь.

– Ты так не думаешь? Если это не собачья игрушка, то эти символы означают… нога, собака и… ммм… это, вероятно, рука. Тогда это было бы… да нет, не думаю. Только не он. Баал не славился огромными шарами. – Профессор элегантно закинул шар обратно в ящик и стряхнул пыль с ладоней.

Мону все еще занимало проклятие, она слушала его вполуха.

– Но… – тихо начала она. – Что ж. Мумия, Сонотеп, так и не исполнил это проклятие. Он не восстал к жизни. Верно?

– Пока нет.

– Уверены, что проклятие настоящее?

– Ну да, оно ведь написано на этой табличке. – Копролит неуклюже поднял драгоценную реликвию одной рукой, и Мона испуганно скривилась. Если его никто до сих пор не уволил, то ей, наверно, не стоило так беспокоиться по поводу собственной должности.

Профессор Копролит, как обычно, пожал костлявыми плечами, у него в спине что-то хрустнуло.

– У других мумий проклятия тоже сбывались.

Мона кивнула, сглотнула и тихо застонала от напряжения.

– Может, и так, но их проклятия проявляются, как только кто-то прикасается к их гробницам и пробуждается спящая магия. А это… оно… оно неактивно уже несколько веков.

– Что скоро, то не споро!

– Что?

– Будет день, будет пища!

– Не думаю, что…

– Поживем – увидим.

– Ну…

– Ну а есть перерыв – есть KitKat, мм?

В этот момент она решила сдаться. Возможно, эта работа еще обернется в ее же пользу. Проклятие не могло быть настоящим, потому что в противном случае столько детей страдало бы от самых странных проклятий, даже по соседству с Моной. Чего только соседка не желала своей дочери каждый день, когда вела ребенка в детский сад… у бедной девочки уже давно отросла бы еще одна пара ног.

Может, Моне действительно повезет? Возможно ли, что эта мумия оправдает свое название и останется простым трупом? Конечно, другие реликвии и сверхъестественные существа потребуют участия Моны, но это ничто по сравнению с работой сверхъестественным консультантом. Потеря этого места грозит тупиком. Кроме того, музей предлагал ей все, что ее интересовало: искусство, история, Египет и безобидные теоретические знания. Сидя по ночам перед бесполезным саркофагом, она сможет читать, сколько захочет. К тому же за такое короткое время она успела привязаться к Борису и Бену.

Немыслимо. Правда. Чтобы такое было возможно… Впервые в жизни Моне на самом деле повезло. Теперь надо просто постучать по дереву.

Глава 6. Сегодня у меня, к сожалению, нет для тебя фото

– А теперь еще раз очень медленно расскажи мне, в чем дело, – попросил усталый женский голос из динамика телефона. Смартфон Моны лежал на письменном столе, а сама она металась по комнате. Нервы заставляли ее ноги напряженно вышагивать от офисного стула до стены. С каждым поворотом кроссовки скрипели на линолеуме. Она уже много раз окунала руки в ледяную воду, но кончики пальцев не прекращали гореть.

– Мне пора идти, – пробормотала она больше себе, чем собеседнице.

– Мони! Серьезно, – раздался строгий голос.

Несчастно вздохнув, Мона опустилась на стул, а потом буквально осела. Голова упала на столешницу.

– Я же еще даже не начала по-настоящему, – захныкала она, уткнувшись в дерево. – Это был мой шанс, Амелия. Мой шанс!

– Прекрати себя жалеть и сделай что-нибудь, – уверенно ответила Амелия. – Нет смысла себя накручивать, – прозвучало очень настойчиво, и Мона была целиком и полностью с ней согласна.

– Я не могу это остановить!

– У тебя с собой огнеупорные прихватки?

– Да, но…

– Тогда надень их, черт возьми! – прогремели слова Амелии из плохих динамиков смартфона, и Мона вздрогнула. В отличие от Моны, черная рестлерша с твердым голосом обладала бо́льшим мужеством, чем любой супергерой. Этих двоих словно магнитом притянуло друг к другу в школьное время, и никакое расстояние, даже из-за учебы в университете, не смогло повлиять на их дружбу. Впрочем, новые рабочие часы Моны стали настоящей проблемой. Амелия уже спала. Так что Мона была особенно благодарна ей за то, что подруга вообще ее слушала – нет никого страшнее уставшей Амелии.

– Я скучаю по тебе, – прошептала Мона и получила в ответ резкое «Пфф».

– Возьми себя в руки. Значит, склетиха просто убежала. Ну и что? Иди за ней и забери ее!

– Да как я ее найду? – Теперь Мона опять повысила голос и подняла голову.

– Наверняка ведь есть отслеживающие заклинания для реликвий, мм?