– А помимо этого, почти у всех лекарств, если они на самом деле действуют, есть весьма неприятные побочные эффекты. Ими порой злоупотребляют так называемые производители так называемых лекарственных средств. Одно тащит за собой другое, и пациентов можно лечить до бесконечности. Ведь так? Вылечите модными таблетками мигрень – схлопочете язву, избавитесь от язвы – вас обсыплет еще какой-нибудь неприятной дрянью.

– Ваши лекарства не такие? – Мне нравилось, как он говорил.

– Мои лекарства уникальны. Я создаю для каждого случая его собственное средство. То, что действует мгновенно и целенаправленно.

– У вас свои рецепты?

– И рецепты я каждый раз создаю снова.

– Интересно, – попыталась представить я. – Весы, порошки, пробирки.

– Не обязательно. Я беру не только традиционные вещества, хотя иногда и они справляются, если их грамотно сочетать. Я использую память некоторых веществ…

– Гомеопатия?

– Не совсем. У каждого метода и теории, безусловно, есть своя логика, у гомеопатов в основе тоже когда-то были неплохие идеи, но дело не в этом. Так вот, я беру память веществ или предметов, их энергетику и подбираю сочетания…

– Вы алхимик?

– Я аптекарь. Называйте вещи своими именами. Я не делаю из ртути золото. Я просто использую все возможное и невозможное, чтобы сделать идеальное лекарство, я не хочу, чтобы люди мучились от недугов или страдали по другим поводам.

– То есть вы можете приготовить лекарство от всего? От недугов и от поводов?

– Практически. Я стараюсь.

– Вы где-то их продаете? У вас, наверное, есть своя маленькая аптека?

– Представили меня за прилавком в крахмальном халате? – улыбнулся он. – Нет. Люди сами узнают обо мне, когда это становится нужно, и приходят сюда. Кого-то надо вылечить, другого мучают навязчивые желания. Когда люди не могут их исполнить, они хотят от них избавиться. Любые желания – это химический процесс в вашем теле, добавьте нужный компонент, нейтрализуйте лишний – и процесс развернется в ту сторону, куда вы захотите.

– И много процессов вы уже развернули?

– Достаточно. Но они очень индивидуальны. Мы относимся к себе по-разному. Кто-то весит сто сорок килограммов и гордится каждым из них, для другого это беда.

– Вы вообще отучите его есть?

– Не все так просто. Да, ему придется разлюбить сам процесс, но я не настолько жесток, чтобы грубо лишать людей их удовольствий. Взамен я, скорей всего, предложу такому человеку что-то другое. Он даже сможет выбрать, полюбит ли он дорогие сигары или итальянскую оперу. Не надо так удивляться. Духовные и плотские удовольствия гораздо ближе, чем кажутся. Но от мигрени и застарелых болей в суставах я тоже могу избавить. А также от многих фобий и некоторых маний. Хотя с ними расстаются очень неохотно. – Он замолчал. Снова внимательно посмотрел на мои руки. – Откуда у вас это кольцо? – вдруг спросил он. – Оно ведь не из вашей семьи.

– Купила в антикварной лавке, уже давно. У моего знакомого ювелирная антикварная лавка, я часто к нему заглядываю.

– Но носите его недавно.

– Ношу недавно, – кивнула я.

– Оно вам велико.

– Да. – Я покрутила кольцо на пальце. – Собиралась зайти к ювелиру, уменьшить, но все время забываю. Не хотелось бы потерять.

– Нет, велико не в том смысле. Человек, который носил его до вас. Та женщина… Вы с ней слишком разные. Хотя внешне, возможно, похожи. Но ее жизнь – это не ваша жизнь. Так что я бы на вашем месте поостерегся этой вещицы. Уж очень оно тяжелое, это ваше колечко. Не хотелось бы вас пугать…

– А я, представьте, не из пугливых.

Не знаю, то ли на меня так подействовал этот грог, то ли я осмелела от усталости, но я как будто забыла, что только что тряслась от страха, когда шла к этому дому. Аптекарь немного помолчал, а потом продолжил все тем же ровным спокойным тоном, как будто объяснял мне простые вещи, доступные для понимания даже ребенку.

– Чтобы быть бесстрашным, человек должен очень хорошо уметь испытывать страх. Знать его изнутри. Владеть материалом, если позволите так это назвать. Так что у меня есть все основания предположить, что вы профессиональная трусиха.

– В прошлом.

– Может быть, и сейчас?

Мне не нравилось, что он видел меня насквозь.

– Может быть. Но вот я же пришла посреди ночи в дом к незнакомому человеку, а у вас оказалось так уютно, так интересно. Вы меня даже заинтриговали. Я вообще люблю разные чувства и эмоции, если честно.

– Это я понял. Вы похожи на копилку. На аккумулятор. Вы накапливаете эмоции. Злость, радость, любовь – все равно. Страх. Накапливаете, но не тратите. Почему? Почему вы их не тратите?

Я не знала, что сказать. Он был как рентген.

– А страх – эмоция номер один. Только страх заставляет наш разум совершать невероятные усилия, чтобы избавиться от него. Страх крайне полезен для людей, он открывает в нас такие способности и скрытые качества…

– А как у вас обстоят дела с эмоциями? – Я попыталась перейти в наступление, чем сильно удивила его. – Вы живете тут один, с вашей кошкой в огромном доме на краю света. У вас случаются эмоции?

– Эмоции случаются. – Он улыбнулся в усы, поднялся с дивана и тщательно вытер крошечное пятно от грога на столе. – Но я не коплю их, как вы, я использую их, когда работаю. Злость прибавляет мне азарта, радость дает вдохновение, удивление приносит смелые идеи и комбинации. Иногда я даже пытаюсь искусственно вызывать их, программировать эмоции. Если мне надо разозлиться, или разочароваться, или слегка вознегодовать. Должен вам признаться, я человек суеверный, поэтому для меня еще очень важны знаки… Намеки, предзнаменования. Развлекаю себя. На вас я тоже загадал, между прочим.

– Хотели разозлиться? Или слегка негодовать?

– Думал разочароваться и порадоваться. Но вы оказались другой. Не такой, как я подумал сначала. Вы меня удивляете. Пока. Хотя от вас, конечно же, будет много хаоса…

Я быстро собрала в аккуратную горку кусочки бумажной салфетки, из которой сначала уже успела сложить пароходик, а потом мелко изорвать. Я все-таки нервничала.

– В вашем гроге перец чили, – сказала я, чтобы сменить тему.

– Вы переводчик, – сказал Аптекарь. – Или ресторанный критик.

Я поперхнулась грогом: это были две профессии, о которых я фанатично мечтала в детстве, я жила ими, я представляла себя взрослой, я грезила ими обеими, через день. В результате я стала реставратором. Но ответить Аптекарю я не успела, потому что откуда-то издалека раздался звонок моего ожившего телефона. Надо мной все-таки сжалились, эвакуатор был где-то поблизости.

– Спасибо вам, – улыбнулась я Аптекарю. – Я больше не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Еще посмотрим, – ответил он с каким-то лукавством во взгляде из-под очков и повел меня по своим бесконечным коридорам к выходу.

Я опять прошла за ним шаг в шаг, хотя голова у меня еще немного кружилась, снова пробежалась взглядом по корешкам диковинных книг, вдохнула напоследок запах этого странного дома и стала искать свои мокрые туфли. Я оставила их где-то на маленьком коврике, но свет в просторной прихожей был такой тусклый, что я растерянно шарила по полу, и они никак не попадались мне под руку.

– Подождите, – сказал Аптекарь, щелкнул выключателем, я подняла голову и тут увидела на противоположной стене картину.

Это было как будто наваждение. С этим полотном мы не расставались последние три месяца, я знала каждый его миллиметр, каждый кракелюр, каждый нюанс в оттенках. Совсем недавно я закончила ее реставрировать, и картина вернулась на свое почетное место в зале самого главного музея этой страны. Я очень гордилась своей работой, и увидеть копию здесь, в доме Аптекаря, было так приятно. Как будто добрый знак, как будто меня здесь ждали, все были свои, и ничего дурного уже точно не могло бы случиться.

– Какая прекрасная копия, – выдохнула я, поднявшись, и улыбнулась картине, словно старой знакомой. – Дорогое удовольствие. Не так много людей нынче копирует шедевры на таком уровне.

Я подошла поближе. Работа действительно была прекрасная. Если бы я не знала, где висит подлинник, то могла бы заподозрить, что его украли и тайком притащили в берлогу Аптекаря на край земли, где круглый год идет дождь.

– А с чего вы взяли, что это копия? – эхом моих мыслей отозвался Аптекарь.

Я засмеялась.

– Потому что я точно знаю, где висит оригинал. Как и бо́льшая часть населения земного шара. Более того, я, пожалуй, похвастаюсь. Я ее реставрировала! Ой, простите, я проболталась вам о моей профессии.

– Вы реставратор… Понятно… Тогда все сходится. – Он довольно потер руки. – Так что же, вы хотели чем-то хвастаться?

– Так я же ее реставрировала! – воскликнула я. – Да-да, я! Совсем недавно, там был буквально пустяк, но мелкой возни с ним оказалось много… Разве этим нельзя хвастаться? Я, между прочим, приложила руку к такому шедевру… Видите, вот эту самую руку! Не каждого профессионала допустят… – Я любовно разглядывала полотно, все еще не скрывая восхищения мастерством загадочного копировальщика.

– Ну раз вы такой профессионал, – сказал Аптекарь у меня за спиной, – то вы, безусловно, узнаете свою руку… То есть – вашу работу…

– Что вы хотите сказать?

– Да что угодно, не обращайте внимания на стариковское бормотание. Вам показалось. И вообще, вам и правда уже пора, техническая служба наверняка подоспела. – Он снял с вешалки мой плащ и держал его наготове.

– Нет, постойте, вы что, смеетесь надо мной? Я, по-вашему, выгляжу как наивная дошкольница? Которой можно наплести, что у вас в доме висит подлинник, а вы на самом деле супермен, который ворует из музеев картины, и никто при этом ничего даже не подозревает?

– Боже упаси, моя милая гостья. Мы только что провели вместе чудесный вечер, и вы сами убедились в том, что я крайне приличный и даже скучный человек. Дом, кошка, склянки, пилюльки – вот и все мои развлечения, сами видели. Надевайте же ваш плащ, мне пора к моим пробиркам.

Но я опять увернулась от рукавов, которые он мне подсовывал.

– То есть вы намекаете, что это подлинник?

– Да чего вы так вскипятились? Хорошо еще, что я не дал вам коньяку, вы и от грога норовите буянить.

– Нет, подождите. – Я переводила взгляд с него на полотно.

Картина манила меня как магнит, втягивала в свое пространство, гипнотизировала бликами лака, по спине пробежал холодок, меня сбивало с толку то, что обычно я чувствовала так только подлинники, только они обладают подобной силой, но на этот раз я списала этот эффект на коварный аптекарский грог.

– Я прекрасно знаю оригинал! – отрезала я. – И знаю, где он!

– Вот и прекрасно. Доброй вам ночи и счастливо добраться.

– Благодарю за помощь! Я сильно вам обязана. – Я все-таки надела плащ и туфли и уже подошла к двери.

– Так, может, оставите мне хотя бы ваш номер телефона, раз уж вы моя должница? Вдруг и мне когда-нибудь пригодится ваша помощь. У меня, знаете, много… э-э-э-э… занятных копий известных произведений.

Он говорил серьезно, но его глаза смеялись как у ребенка. Они хохотали надо мной! Что-то здесь было не так.

– Отчего нет, – сказала я, достала из сумки визитную карточку и протянула ему. – Обращайтесь, конечно, долг, платеж и все такое… А я, пожалуй, и правда пойду. И еще раз спасибо.

Я открыла дверь, повернулась на пороге и на прощание еще раз бросила взгляд на картину. Нет, это не могло быть правдой. Я нормальная. Я не верю в детективные истории, только если они не происходят в кино. Да, в моем мире тоже случается что-то загадочное, но я всегда и всему могу найти логичное объяснение. Копия. У него гениальная копия.

– До свидания, – сказала я.

– Доброго пути и доброй ночи, – сказал мне Аптекарь, и я шагнула за порог.