Пэтти около 35 лет, и, к тому времени, как обратилась за помощью к частному психотерапевту, она 11 лет была замужем. У нее трое детей, младший из которых был болен детским церебральным параличом. Пэтти посвятила свою жизнь семье, стараясь быть хорошей женой и матерью.

Она рассказала терапевту, что любит детей, не сожалеет о своем решении сидеть дома и воспитывать их, но повседневная рутина ей ненавистна. До брака у нее было много друзей и хобби, она работала медсестрой и интересовалась окружающим миром. Однако за годы, последовавшие за рождением детей, в особенности больного ДЦП ребенка, она утратила весь свой энтузиазм.

У нее осталось мало подруг, она набрала больше 80 фунтов веса, не понимала своих чувств, а если и понимала, то ощущала вину за них. Она объяснила, что пыталась сохранять активность, помогая подругам и занимаясь волонтерской работой для нескольких организаций, но ее усилия обычно приводили к ощущению неэффективности и обиды. Она подумывала о возвращении к работе, но не сделала этого, потому что, по ее словам, «единственное, что я умею, это быть медсестрой, а меня уже тошнит от заботы о людях».

– Мои родственники и друзья считают меня той самой «каменной стеной». Старая добрая Пэтти, на которую всегда можно положиться! Всегда все под контролем. Всегда готова помочь им. А на самом деле, – говорила Пэтти, – я распадаюсь на части, очень незаметно, но очень верно. Я пребываю в депрессии не один год. Я не могу от нее избавиться. Стоит шляпу уронить – и я пла́чу.

– У меня совершенно нет сил. Я постоянно ору на детей. У меня нет никакого интереса к сексу, по крайней мере, с моим мужем. Я постоянно испытываю чувство вины за все на свете. Я чувствую себя виновной даже в том, что пришла к вам, – призналась она консультанту. – Мне следовало бы уметь решать собственные проблемы. Мне следовало бы просто отключиться от этого. Просто смешно тратить ваше время и деньги мужа на мои проблемы – проблемы, которые я, вполне возможно, попросту вообразила и несообразно раздула из ничего.

– Но я не могла просто ничего не делать, – продолжала Пэтти. – Недавно я подумывала о самоубийстве. Конечно, я бы ни за что на самом деле себя не убила. Я нужна слишком многим людям. Слишком многие от меня зависят. Я бы их расстроила. Но я обеспокоена. Я напугана.

Пэтти также сказала консультанту, что до брака у ее мужа были проблемы с алкоголем. В браке он стал пить меньше, держался на одной и той же работе и неплохо обеспечивал семью. Но после расспросов выяснилось, что ее муж не посещал встречи Анонимных алкоголиков или каких-либо других групп поддержки. Вместо этого он был «в завязке» месяцами, периодически уходя в запой по выходным. Пьяный, он вел себя как безумный. Когда не пил, был раздражителен и враждебен.

«Мои родственники и друзья считают меня «каменной стеной». Всегда все под контролем. Всегда готова помочь им. А на самом деле я распадаюсь на части».

– Я не знаю, что с ним случилось. Это не тот мужчина, за которого я выходила замуж. Еще больше пугает то, что я не знаю, что случилось со мной и кто я такая, – говорила Пэтти. – Трудно объяснить, в чем именно проблема. Я и сама этого не понимаю. Нет никакой серьезной проблемы, в которую я могла бы ткнуть пальцем и сказать: «Вот в чем дело». Но ощущение такое, будто я потеряла себя. Временами я гадаю, не схожу ли я с ума. Что со мной не так? – спросила она.

– Возможно, ваш муж – алкоголик, и ваши проблемы вызваны семейной болезнью алкоголизма, – предположил консультант.

– Как такое может быть? – удивилась Пэтти – Мой муж пьет не так уж часто.

Консультант углубился в личную историю Пэтти. Она с любовью говорила о родителях и двух старших братьях. Она была из хорошей семьи, дружной и успешной.

Консультант копнул глубже. Пэтти упомянула, что ее отец ходил на собрания Анонимных алкоголиков с тех пор, как она была подростком.

– Папа стал трезвенником, когда я была в старшей школе, – сказала она. – Я очень люблю его и горжусь им. Но когда он пил, это были воистину безумные годы для нашей семьи.

Пэтти не только замужем за человеком, который, весьма вероятно, был алкоголиком; она была еще и тем, кого теперь называют взрослым ребенком алкоголика. На всю семью оказала воздействие семейная болезнь алкоголизма. Ее отец бросил пить; ее мать ходила в группу Анонимных алкоголиков; семейная жизнь выправилась. Но все это воздействовало и на Пэтти. Неужто можно было рассчитывать, что она волшебным образом преодолеет это воздействие – просто потому, что прекратилось пьянство?

Вместо дополнительных сеансов терапии консультант рекомендовал Пэтти курс развития самооценки и курс развития уверенности. Он также посоветовал ей посещать встречи Ал-Анон или «Взрослых детей алкоголиков» – групп самопомощи, опирающихся на программу «Двенадцать Шагов» общества Анонимных алкоголиков.

Пэтти последовала совету консультанта. Она не излечилась в мгновение ока, но по мере того как проходил месяц за месяцем, она обнаружила, что принимает решения с большей легкостью, чувствует и выражает свои чувства, говорит то, что думает, уделяет внимание своим потребностям и меньше мучается чувством вины. Она стала более терпимой к себе и своей повседневной рутине. Депрессия ее понемногу отпустила. Она стала меньше плакать и больше смеяться. Вернулись энергия и энтузиазм в отношении к жизни.

Кстати, без понуканий со стороны Пэтти ее муж вступил в группу Анонимных алкоголиков. Враждебности в нем поубавилось, и их супружеская жизнь начала выправляться. Мораль этой истории в том, что Пэтти обрела контроль над своей жизнью. Ее жизнь ожила.

Теперь, если спросить Пэтти, в чем была или состоит ее проблема, она ответит: «Я созависимая».

Клиенты, которые обращаются за помощью, – не единственные люди, которые страдают от созависимости.

Рэнделл был консультантом по химической зависимости и выздоравливающим алкоголиком с несколькими годами трезвости за плечами, когда обнаружил, что у него самого есть проблемы этого рода. Рэнделл также был взрослым сыном алкоголика; его отец и три брата были алкоголиками.

Интеллигентный, чувствительный человек, который получал удовольствие от своей работы, Рэнделл испытывал сложности с досугом. Бо́льшую часть свободного времени он проводил в беспокойстве – доходившем до одержимости – о других людях и их проблемах. Иногда он пытался распутать хаотические ситуации, созданные алкоголиками; иногда гневался на алкоголиков за то, что они создают хаотические ситуации, которые он чувствует себя обязанным распутывать; иногда расстраивался из-за того, что люди (не обязательно алкоголики) вели себя определенным образом. Он бушевал, мучился чувством вины, жалел людей и позволял им пользоваться собой. Однако он редко ощущал настоящую близость с ними. И редко веселился.

Много лет Рэнделл верил, что его долг – беспокоиться о людях и вовлекаться в их проблемы. Он называл свое поведение добротой, участием, любовью и (порой) праведным негодованием. Теперь, получив помощь в связи со своей проблемой, он называет ее созависимостью.

Иногда созависимое поведение неразрывно связано с желанием быть хорошей женой, мужем, братом или христианином.

Марлисс – женщина сорока с лишним лет, весьма привлекательная, когда заботится о себе. Однако бо́льшую часть времени она занята заботами о своих пятерых детях и муже, выздоравливающем алкоголике. Она посвятила свою жизнь стараниям сделать их счастливыми, но не преуспела.

Обычно Марлисс полна гнева, ибо ей кажется, что ее усилий никто не ценит, а семья злится на нее в ответ.

Она занимается с мужем сексом всякий раз, как он того захочет, вне зависимости от собственного самочувствия. Она тратит слишком большую долю семейного бюджета на игрушки и одежду для детей, удовлетворяя все их прихоти. Она возит их на машине, читает им, готовит для них, убирает за ними, холит и лелеет тех, кто ее окружает; но ей никто ничего не дает. Бо́льшую часть времени они даже не говорят ей «спасибо».

Марлисс негодует из-за того, что постоянно отдает себя людям, присутствующим в ее жизни. Ее возмущает то, что семья и потребности семьи контролируют ее жизнь. Она избрала уход и заботу своей профессией, но часто злится из-за этого.

– Но я чувствую себя виноватой, когда не делаю того, что от меня требуется. Я чувствую себя виноватой, когда не оправдываю свои стандарты жены и матери. Я чувствую себя виноватой, когда не оправдываю стандарты, которые устанавливают для меня другие люди. Я просто чувствую себя кругом виноватой, – говорила она, а потом добавила: – В сущности, я расписываю свой день, расставляю свои приоритеты исходя из чувства вины.

Означает ли то, что Марлисс бесконечно заботится о других людях, злится из-за этого и не ожидает ничего взамен, что она – хорошая жена и мать? Или это означает, что Марлисс созависима?

Алкоголизм (или химическая зависимость) – не единственная семейная проблема, которая может создать созависимую личность.

Алиса, мать двух подростков, работала неполный рабочий день в организации психического здоровья, когда обратилась к семейному консультанту. (Прежде она не раз обращалась к семейным консультантам за помощью.) Она пошла на консультацию потому, что ее старший ребенок, четырнадцатилетний мальчик, постоянно создавал проблемы. Он убегал из дома, нарушал «комендантский час», прогуливал школу, не повиновался другим семейным правилам и вообще делал все, что хотел и когда хотел.

– Этот ребенок, – пожаловалась Алиса консультанту, – сводит меня с ума.

И она действительно так думала. Она буквально заболевала от беспокойства. В иные дни она была так подавлена и встревожена, что не могла встать с постели. Алиса перепробовала все средства, какие могла придумать, чтобы помочь своему ребенку. Она трижды помещала его на лечение, отдавала в две разные приемные семьи и таскала всю свою семью от одного консультанта к другому.

Алиса испытывала и другие методы: она угрожала, плакала, кричала и умоляла. Она становилась суровой и доносила на него в полицию. Она пробовала действовать мягкостью и прощением. Она даже пыталась вести себя так, словно он не совершал неприемлемых поступков. Она не пускала его домой. А однажды проехала полштата, чтобы привезти его назад после того, как он сбежал.

Хотя эти усилия не помогли ее ребенку, Алиса была одержима желанием найти и сделать то единственное, что «заставит его понять ошибочность его поведения» и поможет ему измениться.

– Почему, – спросила она консультанта, – он поступает так со мной? Он портит и рушит мою жизнь!

Консультант согласился с тем, что проблема с сыном Алисы болезненна, вызывает тревогу и требует действий. Но консультант также сказал, что эта проблема не должна разрушать жизнь Алисы.

– Вы не смогли контролировать своего сына, но вы можете обрести контроль над собой, – сказал он. – Вы можете справиться с собственной созависимостью.

Шерил тоже называет себя созависимой. Вскоре после свадьбы с мужчиной ее мечты жизнь Шерил превратилась в кошмар. Ее муж, как она узнала, был сексуально зависимым. В его случае это означало, что он не мог держать под контролем свое желание смотреть порнографию, его компульсивно тянуло к интрижкам с другими женщинами и, как выразилась Шерил, «одному Богу известно, с чем и с кем еще». Она узнала, что ее муж – сексуально зависимый, через неделю после свадьбы, когда застала его в постели с другой женщиной.

Первой реакцией Шерил была паника. Потом гнев. Потом тревога – за мужа и из-за его проблемы. Подруги советовали ей бросить его, но она решила сохранить брак. Ему требовалась помощь. Он нуждался в ней. Может быть, он еще изменится. Кроме того, она была не готова лишиться своей мечты о розовом будущем, которое могло быть у них вместе.

Ее муж вступил в общество Анонимных Сексоголиков, двенадцатишаговую группу самопомощи, аналогичную программе Анонимных Алкоголиков. Шерил отказалась присоединиться к Со-АС, группе общества для членов семей сексоголиков. Она не хотела выносить на публику свою проблему; она не хотела даже обсуждать ее в частном порядке.