Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие (страница 20)
– С этими вашими прогрессами, – ораторствовал начальник, – тяжко душегубствовать стало. Везде камеры, любопытные… И удумал выучень как науку, полученную от учителя, к нынешним реалиям приспособить. Создал чаты, юнцов прельщал… У него с обыска и в иных школах эти… как их… сообщества понаходили. А сам при морге обосновался. Ему там сподручно было бисерины изымать. Никто бы не догадался… Ходит, делает, чего скажут, спросу нету.
– Где он теперь? – Антон, ещё не отойдя от работы, понемногу отщипывал рахат-лукум и размеренно, почти не ощущая вкуса, жевал.
– Кто? Учитель? Подох в турецких землях, при Махмуде первом. Зарубили его за волшбу. Кому-то из сильных наобещал чересчур много, да не выполнил. У турок с этим сурово, и костяной бисер не помог, – шеф снова налил себе чашку чаю из большого заварника. Пятую или шестую по счёту. – Выучень – где положено. В тюрьме. Для таких, как он. Колдовать более не сможет, но знания ведь никуда не денешь. До Бездушной с концлагерями ему далёко, нравом жидковат, но и доведение до самоубийства – такое нынче, к моему несомненному удовольствию, не спускают.
– Травил чем? – Серёга в кафе предпочёл выпечку. Машкиной не чета, но достойная, не отнять. Откусил немножко.
– Ядом, – Фрол Карпович отхлебнул из чашки, выкушал ложку мёда. – Сам таблетки делал, сам разносил, Звёздочка – тоже он. По его науке важно, чтобы человек добровольно помер, но не меньше, чем пятнадцать минут страдал, жизнь отдаваючи. И таблеток с запасом наделал из-за хитрости. Одну глотать – не всяк решится. Когда же их много – больше вероятность того, что попробуют. Пусть и не всё примут, но мальцы же не знают, что и единственной хватит. Яд основан на долгорастворимости. Быстро не помрёшь… Не пужался. Образованный эксперт сказал, что он всю переписку дюже грамотно вёл, через Южную Америку с Австралией да при каких-то прочих тонкостях. Искушён в деле компьютерном, подлец. Осознанно обучался, у хороших умников, чтоб им…
Продолжение пожеланий неизвестным хакерам осталось недосказанным – боярин сдержал горячий нрав от сквернословия. Всё, что он о них думал – запил чаем, проглатывая в себя.
– А как преступник на школоту вышел?
– Просто. Распечатал немудрящий текст с адресом интернетовским, да и подбросил на площадку спортивную. Детвора-то жадная до нового, полезла, себе на погибель.
Поглощаемые угощения шли вразрез с общей канвой беседы, и Серёга, выбрав печенье покрасивее, невинно поинтересовался:
– Фрол Карпович, почему вас Ключимой(****) звали? Производная от фамилии?
– Прозвище, людьми даденое. За службу правильную. Оно мне вместо имени долго было.
– И что оно значит?
– Что Ключимой звался. Отстань, – бывший сотник не захотел переводить со старорусского на современный, вследствие чего инспекторы дали себе слово найти толкование в мировой паутине.
– А как вы в Департамент попали? – не унимался Иванов.
– Через Сашку… Александроса. Он меня надоумил, пока я с бесами пред дверьми судеб… – шеф поперхнулся, негодующе стукнул чашкой о блюдце. – Не твоего ума дело! Молод ещё всеми тайнами владеть! Ишь ты, совсем заболтал, стервец! Как цыган прямо!
Отеческая оплеуха лишь развеселила всех присутствующих, словно отделяя прожитый день от будущего, и, как хотелось верить всем троим, более радостного.
(*) Закат – запад
(**) Полудень – юг
(***) Вечор – вчера вечером
(****) Ключима – производное от слова «ключимый/ключимный» – годный; хороший; случившийся кстати; полезный (Cловарь архаизмов русского языка).
(*****) Заруда – связано с диалектным глаголом зарудить – покраснеть, окровяниться, кровавый. Прозвище Заруда могло так же означать краснолицего или загорелого докрасна
Глава 9 Лирическая история
– У нас тут интересное, – вместо приветствия объявил Антон, встречая напарника возле продуктового маркета и протягивая ему одноразовый стаканчик с кофе, приобретённым в аппарате при входе. – Будем людей от тюрьмы отмазывать.
Подумав, добавил:
– Хорошо, что банковские карты начали даже кофейные автоматы принимать. – Прогресс. Я вот прямо очень этим доволен.
Серёга, давно переставший удивляться разнообразиям служебных задач, принял угощение, благодарно кивнул, пропуская мимо ушей хвалу развитию деньгособирающих технологий.
– Сколько душ?
– Четверо.
– Когда вляпались?
– Позавчера, под вечер.
– Почему?
Обожающий драматизм и затяжные паузы призрак достал сигареты, с тренированной ловкостью повертел пачку между пальцев, по блатному закурил, выпуская дым через ноздри.
– Они троих гопников отметелили. По-взрослому, с травмами разной степени тяжести. Беда в том, что все были одержимыми и не ведали, что творили.
– Бесы развлекались? – логично допустил Иванов, отказываясь от табачного довольствия, предложенного из вежливости.
– Если бы. Не поверишь, шеф твёрдо объявил, что ими управляли! Безделушки типа деревянного паровозика и старой солдатской кружки. Этими причиндалами и дубасили.
– Паровозиком с кружкой? Как кастетами?
По правде, Сергей пока не представлял, почему распутывать нарушение закона предстоит именно им, а не адвокатам, да и про командующие людьми предметы слышал впервые. Но признавать собственное дилетантство опасался из профессиональной гордости.
– А то! Тебе хоть раз челюсть детским паровозиком ломали? В двух местах? – Антону явно нравилась нетрадиционность происшествия. – А шнобель кружкой?
– Фигасе!
– И я про то же самое. Фабула такая: гопари тусовались на районе. Набежали люди, между собой не знакомые, приличные, с разных концов города, и без прелюдий – в рыло. Кто хочешь прозреет… Вся троица утырков в больнице.
– С чего решил, что пострадавшие именно гопники?
– Информационная база так говорит. Судимостей ни у кого нет, но административок на каждом – как блох на дворовой собаке. Ещё и спортсмены. Каратисты.
От нахлынувших раздумий кофе потерял вкус, превратившись в механически потребляемый напиток.
– Причины известны?
– Ни малейших. Нападавшие с троицей ранее не пересекались, даже не знали об их существовании, как и друг друга. Наваждение на граждан нашло. Никто ничего толком не помнит. Сидят, глазами ошалело хлопают. Бормочут, что ни при чём… Отпустило их после мордобития. В себя пришли и как один твердят – во всём виноваты кружка с паровозиком и что-то там ещё… в протоколе отмеченное. Заметь, синхронно утверждают, хотя допрашивались по разным кабинетам. В полиции, само собой, не верят, подозревая сговор. Дело шьют… И имеют все основания! Избиение произошло рядом со строительной базой. Мужики оттуда набежали, вмешались. Дали свидетельские показания. Все записи системы охраны периметра изъяты и приобщены к материалам. Там всё как на ладони. От начала и до конца. Не отвертятся.
С удивлением обнаружив, что кофе в стаканчике закончился, инспектор сходил к автомату и взял ещё пару стаканчиков. Себе и другу.
Хотелось ещё горячего, да и соображалось с ним легче.
– Одержимость по нашей части. Верно. Взглянуть бы на… – сказать «орудия преступления» Иванов не решился, потому что орудием вроде как люди выступали. А «инициаторы» или «зачинщики» – усомнился. В его сознании побитые спортсмены плохо увязывались с бытовыми предметами обихода. Предпочёл обтекаемое, – вещички.
– Уже, – Антон без пауз перешёл к второй дозе кофеина. – Карпович проверил. Говорит – непростые безделушки. Полуартефакты. Силы в них много, и вся одна схожая. В одинаковых пропорциях. Словно кто-то умышленно накачал, по регламенту. Как сахар порционно развесил. И ещё, шеф сделал интересную ремарку. Сообщил, будто приятные они. Дословно не вспомню, но смысл примерно такой «хочется обнять и любоваться», что бы это ни значило. Производитель, как ты понимаешь, пока сохраняет инкогнито. Я не о том…
– А о чём?
– Что делать станем, дружище? Твои времена, твои правила.
От такого логического выверта Серёга подавился. Закашлялся, а от мягких похлопываний товарищеской руки по спине ещё и озверел. Ишь, заботливый, паразит… Инициативу спихивает.
Обычно, на подобные хитрости Швец пускался редко. И обычно для этого имелась очень веская причина.
– Колись, что случилось? С чего бы ты прятался за моей широкой спиной?
Признание далось призраку не сразу, затребовав обязательных вздохов, траурных взглядов вдаль и прочих демонстраций эмоционального упадка.
– С шефом поругался. Вдрызг. Я ему, только про отмазку от тюрьмы услышал, вежливо так намекаю: «А не использовать ли вам, дражайший Фрол Карпович, образ какого-нибудь генерала из министерства? Заявиться к местным шишкам, красиво распедалить их по всем фронтам, чтобы от одержимых отвязались?! Ну а мы с Серёгой, своими скудными умишками, уж как-нибудь выловим тайного артефактора. Не извольте сомневаться».
– Угу. И?
– Ругателен наш обожаемый боярин и гневлив. Послал, короче. Велел самим разбираться. Он, оказывается, по должностной инструкции не обязан подчинённым хвосты заносить и задницы подтирать. В общем, теперь это для Карповича дело принципа, заставить нас…
– Тебя. Я ни при чём, – злопамятно уточнил Иванов, отыгрываясь за столь долгую прелюдию и то, что некоторые детали из напарника пришлось почти клещами вытаскивать.
– Хорошо. Я. И ты. По отдельности. Но спросят комплексно… Серый, не расчёсывай мне нервы! – стаканчик в руке Швеца обличительно указал на сослуживца. – Я реально не представляю, каким образом отмазать людей. На тебя вся надежда.
Но инспектор продолжал занудствовать:
– Ты с Карповичем закусился до или после того, как он боевую задачу нарезал?
– Во время, – нехотя признался Антон. – Ближе к «до». Шеф психанул и…
– И спихнул всю головную боль нам, используя любимейший принцип естественного отбора принудительным образом. Как котят в прорубь кинул. Кто выплыл – тот и молодец. А ты, проще говоря, догавкался, спустив язык с привязи.
Отказываясь признавать объективность обвинений, Швец непокорно тряхнул шевелюрой, одним махом допил кофе и досадливо, с хрустом, смял пустой стаканчик, открыл рот для гневной отповеди.
Постоял, глубоко дыша и еле сдерживаясь от ссоры с напарником, а вскоре и вовсе передумал скандалить:
– Ну… как бы… да. А чего он работу выдумывает?! Ему появиться, бородой потрясти умеючи, и дело в шляпе. У меня таких ксив и полномочий, как у Карповича, нет и не было. Превратиться в кого-то важного – могу, конечно. Но, чтобы говорить с полковником на равных, нужно самому быть не ниже полковника по должности или опыту. В противном случае расколют как семечку, как обезьяна орех… Всё что мне известно о высшем командном составе после милиции и армии – надо выглядеть значительно, говорить через губу, в обязательном порядке уметь орать на подчинённых и еб…, – он осёкся, припоминая цензурный эпитет из-за проходящей мимо пары с маленьким ребёнком, – пороть всех вокруг по поводу и без, чтобы не расслаблялись. Орать и материться я ещё смогу, а вот базарить по уровню… поймут, что стопроцентная липа. Потому высокий чин из меня так себе, на двоечку с минусом. Практики нет.
Мотивация руководства прояснялась всё отчётливее. Подчинённый инициативно вылез с указаниями, пусть и неглупыми, но позабыл о чинопочитании. А для старорежимных замашек Фрола Карповича это оказалось похуже выверенного плевка в лицо.
Теперь Антон расплачивается за… скорее, в назидание на будущее.
– Эге… И мог бы помочь – не захочет из вредности, – безжалостно добил Серёга ни к месту взбалмошного призрака. – Разве что на коленях приползём, землю целуя. Зато о результатах спросит по всей строгости.
– Ага. Утопил. Доволен?
– Забей. Какая разница, почему напряг шеф? У него должность такая, напрягательная.
Подобная перемена в настроении Иванова обуславливалась тем, что сколько ни спорь, а работу работать надо. Да и сослуживец в чём-то прав. Заведомое усложнение производственного процесса не может радовать исполнителя, что бы он ни говорил вслух.
Почуяв конструктив, Швец переборол себя и извинился: