Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие (страница 25)
Полицейский не верил ни единому слову. Это читалось в умных, видавших всякое глазах, в поведении, в каждой полосочке пиджака и линии галстука. Его не испугали хождения сквозь стол. Опыт, помноженный на профессиональное умение ничему долго не удивляться, брали своё, сталкивая прохиндеистого Антона с намеченной линии поведения и заставляя того молоть неконтролируемую, сущую чепуху.
А в инспекторской голове, выпав из ниоткуда, нудной грампластинкой зациклилось докторское «Не навреди» и, почему-то, оно казалось запоздалым, проигранным.
– Вирус, говорите? – скептически прозвучало из-за стола. – Ошиблись уколами? Надо же!.. Поэтому вы толкаете меня на должностное преступление?
– Ну, бизнесом вам тоже вроде бы нельзя заниматься – и ничего, совмещаете как-то, – отчаявшись, в сердцах бросил Швец последний аргумент перед откровенным шантажом.
– Да, – сухо, отрывисто согласился генерал. – Это не секрет в определённых кругах. Дальше?
Разыгрываемая партия окончательно превратились в полнейший разгром, козыри стали дешевле мусора. Этот человек насмехался над Антоном, как шулер над ощипанным до трусов лохом, и они оба это понимали.
Изначальная настырная, подогревающая рассудок самоуверенность выходила даже не боком, а раком. Содрогалась в конвульсиях; издевательски повизгивала, напоминая, что ещё не полный конец.
О чём говорить дальше – призрачный инспектор не представлял, ужасаясь грядущим последствиям. Листок с данными потерпевших и подозреваемых давно и незаметно исчез в недрах рабочего стола, предоставляя чиновнику в погонах широчайшее поле для мести или вдумчивого разбирательства.
Швецу же любое развитие ситуации грозило одним, но страшным, втаптывающим самолюбие в грязь: придётся идти к шефу, вымаливая помощь. Тот, конечно, придёт на выручку, но последствия… всю печень выклюет, урча от удовольствия.
«А… Шут с ним, с Карповичем. Лишь бы люди, за которых так бездарно ходатайствовать припёрся, не пострадали».
И ещё подумалось: «Серёга обязательно с утешениями полезет, демонстративно не вспоминая, кто всю кашу заварил. Эх, лучше бы по морде врезал».
Особенно горько это выглядело на фоне его, Антона, умствований о том, что к генералам по уровню ходят… Ну и прочих рассусоливаниях на данную тему.
Сам наплёл, сам нарушил, сам облажался.
Полный провал.
Высокий чин с интересом следил за посмурневшей физиономией гостя.
– Молодой человек, – тело в кресле приняло расслабленную позу. – У меня много работы. Поэтому ускорим наше общение. Про вирус мне понравилось, позабавили. Всё ждал, когда до поголовного чипирования и вышек 5G договоритесь… Удержались, похвально. Про коррупционную составляющую я услышал. Жидковато для меня. Не пробрало, – призраку словно раскалённый металл за шиворот налили, безошибочно указав на слабость аргументации. – Передайте Фролу Карповичу, я окажу содействие в поднятом вами вопросе.
Услышав про шефа, Швец не поверил своим ушам. Прокрутил только что сказанное, осознал, что ничего не перепутал. Прозвучало именно «Фрол Карпович».
С досады закусил губу. До боли.
– И примите совет, – посчитав отдых законченным, сидящий за столом высокий чин придвинул к себе отложенные бумаги, с неудовольствием посмотрел на смартфон. – Всегда берите генералов за горло. Жёстко, уверенно, обоснованно. Чтобы они вам верили «от» и «до». Только так, и никак иначе. По-другому мы не понимаем. До свидания.
Исчезал Антон, сгорая от позора.
Глава 11 Лирическая история
История с мстительными вещами наделала в Департаменте много шума. Фрол Карпович, подключив своего приятеля Александроса и прочих сотрудников Спецотдела, посетил квартиру артефактора.
Каждый предмет, наделённый Силой, подвергся всестороннему изучению, провели несколько срочных экспериментов. Первоначальные выводы инспекторов, в общей суматохе отодвинутых на задний план, подтвердились полностью: чёрным колдовством владелец жилплощади не увлекался.
Ночью, отправив временно ненужных Иванова и Швеца отдохнуть, привлечённые специалисты проведали и самого создателя престранных вещей, просветив Печатями вдоль и поперёк, пока тот спал.
Опросили массу народа, так или иначе знакомого с Антоном Андреевичем.
Характеризовали тёзку призрака положительно, отмечая мирный нрав и перфекционизм в работе. Частенько упоминали про интеллигентскую застенчивость, но больше как о негативной черте характера, лишней в наше зубастое время.
После жаркого консилиума, перемежаемого спорами о дальнейшей судьбе отлёживающегося торговца с «блошки», собравшиеся представители Департамента пришли к выводу, что перед ними мощнейший неинициированный колдун с редчайшими способностями создавать полуразумные вещи.
Процесс появления артефактов (теперь все их так называли, без ополовинивающей приставки) оказался несложен – Антон Андреевич обожал своё дело, вкладывая в каждый восстановленный предмет частичку любви и истово верил, что его усилия вдохнут в выброшенные безделицы новую жизнь, принося радость новым владельцам.
Имелась в нём такая черта – жалость к человеческому труду, отправленному на свалку, и ничего он с собой поделать не мог, да и не хотел. Собирал, приводил в порядок и перепродавал. Без особой наживы, лишь бы расходники отбить, кайфуя от самого процесса.
Тем и коротал однообразие пенсионерского бытия.
Про то, что таким способом он завязывает отреставрированные предметы на себя – реставратор не предполагал. Это подтвердил допрос, произведённый лично Александросом.
Наделённые, как принято говорить, «частичкой души» вещи отплатили верностью своему новому творцу, отомстив обидчикам. Как они их нашли, чем руководствовались – Спецотдел эти сведения засекретил, а Фрол Карпович увиливал от пояснений, отделываясь дежурным: «Рылом не вышли до такой тайности».
Единственное, на что намекнул довольный подчинёнными боярин – Антон Андреевич будет пристроен к важному делу – восстановлению обветшалых реликвий.
***
С генеральской осведомлённостью тоже кое-как разобрались.
По заверениям шефа, предшественник Иванова и Швеца всегда поддерживал добрые отношения с большими погонами, не особо скрывая от них род занятий, но потом эта немаловажная деталь как-то забылась.
После истории с рыбаком(*) Фрол Карпович, вспомнив про умную традицию, переключил высокие кабинеты на себя но, на всякий случай, предупредил некоторых из их владельцев о возможном визите подчинённых.
Подобная открытость обуславливалась тем, что в подавляющем большинстве руководители силовиков – секретоносители высшей категории, и великолепно умеют молчать о многом. Да и шеф прекрасно разбирался, кому что можно рассказывать.
По кое-каким оговоркам Иванов заподозрил, что с визитом напарника к генералу вышло всё куда как мутно, но начальник и тут ни в чём не признался, шумно отчитав подчинённого за тупость и нерадивость. А Антон предпочёл вообще не вспоминать об этом досадном инциденте, переводя все стрелки на Фрола Карповича.
Уголовное дело мастерски кануло в небытие. Невинные покупатели полуразумных вещей вернулись к нормальной жизни.
С активной роднёй спортсменов тоже провели ряд мероприятий: показали записи признания «деточек» и выписку из больничной карты Антона Андреевича, чуть-чуть подправленную в худшую сторону. Попугали неизбежной юридической дракой с адвокатами избитого пенсионера, открыто упомянули о полноценной судимости, безвозвратно портящей молодые биографии, чем заставили родственничков верно оценить расстановку сил и угомониться.
Троице тоже досталось. От мам и пап. По утверждению шефа – крепко, вплоть до тотального запрета посещать спортивную секцию и вынужденного знакомства с военкомом.
***
На том дознание и закончилось для всех, кроме Швеца, которого Фрол Карпович ещё изволил держать в немилости. В воспитательных целях.
Ему поручили: «Дважды в сутки следить за артефактором. До самой выписки. Возраст у него солидный, как бы чего не вышло. Ещё пригодится.»
***
Антон Андреевич шёл на поправку. Об этом уверенно говорили все: его лечащий врач, боярин, взявший избитого пенсионера под негласную опеку, и сам пострадавший, сначала понемногу, а потом всё больше и больше гуляющий по больничному коридору и этажам.
Отёки на его лице спадали, постепенно являя миру старчески заострённые, схожие с паспортными черты лица. Сломанное ребро беспокоило редко, а привычные пожилому организму гимнастические упражнения, осторожно выполняемые по утрам в усечённом комплексе, способствовали возвращению подвижности суставам.
Заботливая Евгения Вячеславовна продолжала исправно приезжать к соседу по бизнесу, закармливая того до икоты. Всё так же суетилась вокруг, следила за порядком на тумбочке и заправленностью койки, пунцовея от скромных благодарностей.
На работу она забила, проводя практически половину светового дня в больнице.
К всеобщему удивлению, диалога у пожилых мужчины и женщины не получалось. Они не находили подходящие слова, стеснялись друг друга, пересыпая речь неопределёнными междометиями и незаконченными репликами.
Соседи Антона Андреевича по палате улыбались такому поведению, за спиной сравнивая двух умудрённых прожитыми годами людей с нерешительными юнцами, пробующими на вкус первую любовь.
Но реставратор-самоучка ничего из обсуждений не замечал, подолгу стоя у окна в ожидании нового визита торговки пирожками.
За всем этим Антон Швец наблюдал поначалу с сарказмом, затем с любопытством, а потом и сам не заметил, как к заинтересованности примешалась грусть. Откуда она появилась – он не мог объяснить. Просто каждая встреча стариков будоражила память, горько отзываясь ностальгией по прошлому, где он – молодой лейтенант, держит за руку ту, кто вскоре станет его женой.
Несколько раз призрак порывался забить на полученный от шефа приказ – и возвращался, наступив на горло эмоциям. Приказы положено выполнять.
Менял время появления в палате – но от того становилось только хуже. Воспоминания разыгрывались с удвоенным энтузиазмом.
Он несколько раз даже порывался показаться артефактору и по-мужски растолковать всю подоплёку интереса Евгении Вячеславовны, но после сдерживался, предпочитая не лезть не в своё дело.
От добровольных советчиков редко бывает настоящая польза. Чаще – один вред.
Да и не получилось бы общения без назидательных поучений. Одинокий, мятущийся тёзка раздражал Антона своей нерешительностью куда больше, чем его невнятное блеянье при виде навещающей женщины.
И, вместе с этим, Швец с неослабевающим интересом наблюдал за очередной серией любительского спектакля «Двое молчащих о главном», как он, думая, что создал едкую, отрезвляющую формулировку, обзывал встречи избитого пенсионера и продавщицы пирожков.
***
В день выписки Антон Андреевич попрощался с соседями по больничным койкам, поблагодарил врача и персонал. Собрал в пакет пожитки, подошёл к окну, всматриваясь в шагающих мимо.
Провёл рукой по карману, уныло отмечая пустоту.
Средства связи у него при себе не имелось – телефон куда-то пропал после избиения. Наверное, выпал – каратисты его не забирали. Установлено точно.
Нащупал ключи, проверил, не оставил ли чего. Зачем-то оглянулся.
Незримо присутствующий инспектор Департамента, устав ждать, пока его подопечный закончит копаться, переместился на улицу. Надоело ему это заведение.
Только достал сигареты – как вдруг заметил спешащую к зданию больницы Евгению Вячеславовну. Без тележки, принаряженную, осторожно обходящую лужи лакированными, не по погоде, туфельками.
– Ну твою же… – не успев чиркнуть зажигалкой, простонал Антон, испытывая необъяснимый позор за Антона Андреевича.
К нему женщина торопится, а этот тютя…
Костеря горе-кавалера последними словами, призрак юркнул за дерево и исчез, чтобы вскоре вернуться с букетом шикарнейших роз, приобретённых дальше по улице, в цветочном магазине.
Заплатил честно, нервно сглотнув от стоимости, однако ни капельки не сомневался в правильности поступка.