Темные празднества (страница 8)

Страница 8

Я – видение белых каре, строй с пехотой в центре и кавалерией по бокам. Я перемещаюсь туда-сюда, то в полевой госпиталь, то домой, и обратно, в тесное помещение. Лихорадочные вопли моих друзей пролетают, словно артиллерийский обстрел над моей головой, пока я переношусь в его центр. Наши потери отмечены чередой пустых больничных коек. Я отсутствую все дольше и дольше, хотя и умоляю о возвращении. Молитвы мамы и взгляды отца удерживают меня на месте и я наконец уменьшаюсь и выскальзываю на свободу.

Напряжение покидает меня, когда его ария, этот мощный гимн, подходит к концу. Несмотря на свой юный возраст, мой брат принял свою смерть со стойкостью, которая меня поражает. Та неудачная попытка оживить брата до сих пор не дает мне покоя. Мое облегчение – тоже. Лишь ведьма способна воскресить мертвого. Даже бессмертный Поллукс чуть не оказался в подземном мире вместе с братом, пока не разрубил нити, которые их связывали. Я не боюсь попасть вниз. Из-за материнского проклятия я и так нахожусь скорее в мире мертвых, чем в мире живых. Кроме того, я не могу позволить моему брату умереть во второй раз. Его песня – это память о нем, и я не позволю времени притупить ее остроту.

Я засовываю узелок под рубашку и прячу письмо от отца в потайное отделение своего саквояжа. Я покидаю свою тюремную камеру и отправляюсь в другую, поменьше, – в столовую, и там Уилл бросает на меня осуждающий взгляд. Но я выживу, чтобы поместить себя в еще меньшую клетку до тех пор, пока мне не удастся узнать имя матери и перестать быть тем, кем я являюсь. Принц торговли выходит на сцену, и хозяева встречают его напряженными взглядами, его господин – кивком, а Альтамия – улыбкой. Я сажусь за стол рядом с ней и наблюдаю, как Уилл внимательно слушает болтовню Хейла. Затем в воздухе повисает тишина, и входит слуга – тот самый, который утром передавал мне письмо.

– А! – восклицает Хейл, толкая его вперед, словно он – рабочий сцены, а слуга – не более чем реквизит. – Только что поступило известие от моего шурина, лорда Джорджа Кэрью, – заявляет он.

Не рабочий сцены, а дурак дураком, понимаю я, замечая, какое выражение принимает лицо Уилла.

Альтамия, одетая в нарядное платье из зеленого шелка, неловко ерзает, глядя то на отца, то на Уилла.

– Я и не знал, что вы как-то связаны с лордом Кэрью. Передайте ему от меня привет, – заявляет Уилл.

Миссис Хейл перебивает супруга:

– Обязательно передадим, хотя мы с ним и редко видимся.

– Из-за нынешней ситуации многие семейные встречи пришлось отложить, – замечает Уилл, пока Альтамия обхватывает пальцами нож.

Хейл торопится завершить эту беседу:

– Письмо для вас, судья Персиваль.

Уилл доедает хлеб, прежде чем взять письмо из протянутой руки Хейла. Кажется, он не против того, что я с любопытством подглядываю.

Дорогой судья Персиваль,

я не получил ответа, поэтому вынужден предположить, что мое предыдущее письмо Вам было кем-то перехвачено. Пишу повторно, чтобы предложить Вам работу. Мой родной приход Роутон, в Ланкастере, обвиняют в колдовстве. Для расследования я нуждаюсь в человеке с опытом, подобным Вашему. Потраченное Вами время будет достойно оплачено. Прилагаю к письму карту, был бы очень рад, если бы Вы как можно скорее смогли сюда прибыть.

Лорд Джордж Кэрью.

– Он приглашает приехать к нему в Роутон, – сообщает Уилл, сжимая бумагу. – Считает, что его приход заполонили ведьмы.

Миссис Хейл и Альтамия выглядят подавленными, а Хейл терпеливо ждет ответа. В повисшей тишине я крепко сжимаю ножку бокала. Мы – всего лишь марионетки, которые должны делать вид, что не замечают ниточек. Я ставлю бокал на стол, и Альтамия замечает, как сильно я его сдавил.

«Откажи ему!» – умоляю я про себя. Пока отец не позвал меня домой, я должен заставить себя стать настолько сговорчивым, чтобы Уиллу не приходилось слишком близко ко мне присматриваться. Если мне доведется собственными глазами наблюдать, что он за человек, я этого просто не выдержу.

– Я могу написать ему ответ, в котором выражу сочувствие от вашего лица! – быстро предлагаю я, и все взгляды обращаются ко мне. – У вас мало времени, а у меня достаточно выдержки, чтобы взять на себя подобное поручение.

– Вы делаете слишком поспешные выводы! – взрывается Хейл.

– Но разумные, – вмешивается Уилл. – Я и вправду получил письмо от лорда Кэрью несколько недель назад, и мой ответ, вероятно, перехватили. Ты напишешь ему то же, что я сказал ему тогда: я слишком далек от моего прошлого опыта, чтобы быть ему полезным.

У Хейла на лбу выступают капли пота.

– Но… – уже готов поспорить он.

– Все мое время занимают мои нынешние обязанности, – подытоживает Уилл, вытирая руки салфеткой.

– Как только Великий пост закончится, вы будете абсолютно свободны до того, как начнутся ассизы середины лета, – умоляющим тоном говорит Хейл. – Поездка в Роутон не станет для вас слишком обременительной. Я уверен, что и ваш ученик был бы рад возможности посетить Ланкастер.

Уставившись в тарелку, я ничего не отвечаю.

– Супруг мой, – вмешивается миссис Хейл. – Вы давите на наших гостей. – Все эти тревоги уйдут вместе с окончанием войны, – оборачивается она к Уиллу. – Я уверена, что мой брат жалеет, что послал вам приглашение. Он испытает облегчение от вашего отказа. Я сама ему обо всем напишу.

Они с Уиллом обмениваются сдержанными взглядами, а ее супруг заметно расстраивается.

– Городские олдермены желают с вами встретиться. – Хейл меняет тему разговора.

Уилл откладывает в сторону нож.

– Я не настолько неблагодарен, чтобы дважды отказать вам за одно утро. Они хотели бы обсудить со мной ассизы?

– Помимо прочего, – отвернувшись, бросает Хейл.

– В таком случае, мы немедленно к ним отправляемся, – решает Уилл, кивнув в мою сторону.

– Приглашение не распространяется на вашего ученика! – с возмущением возражает Хейл.

– Ничего страшного, – вмешиваюсь я, к явному удовольствию Хейла.

– Наслаждайся последними крупицами свободы до того, как начнется наша работа, – советует Уилл, а потом шепотом добавляет: – Пока я буду наслаждаться адом.

Мы с Альтамией с трудом сдерживаем смех.

– Мистер Пирс? Мистер Пирс!

Альтамия повторяет мое имя еще дважды. Ее голос напоминает зов сирены. Я смущенно переминаюсь с ноги на ногу под ее окном, уже почти надеясь, что Фрэнсис появится позади меня и ответит ей.

– Подождите меня. Я присоединюсь к вам на прогулке! – кричит она из окна первого этажа.

Еще до того, как у меня появляется возможность ей возразить, она уходит, превращаясь в размытый силуэт за стеклом. Я уже продумал свой побег после отъезда Уилла и Хейла. А еще в отчаянии пытался как-то разделить напряженное пребывание в шкуре мертвеца и дискомфорт, который вызывал у меня этот дом, напоминавший о смерти.

Дверь дома распахивается, и Альтамия, одетая в плащ с меховой оторочкой и бархатный чепец, спешит ко мне, не обращая внимания на пасмурное небо, обещающее скорый дождь. Ее служанка Агнес, молодая девушка лет четырнадцати с лицом в форме сердечка и настороженным взглядом, покорно следует за ней.

Миссис Хейл осторожно наблюдает за нами из дверного проема.

– После аптекаря – сразу домой, – напоминает она Альтамии, чувствуя себя явно не в своей тарелке из-за того, что дочь покидает дом.

Альтамия торопливо удаляется, и мне очень сложно за ней поспевать. Йорк крупнее Донкастера и, вероятно, даже Оксфорда, и это ощущение истории в каждом его камне давит на меня и заставляет нас шагать медленнее в людской суете. Альтамия лавирует в толпе, словно подхваченная порывом ветра. Я следую за ней, стараясь сдержать растущую тревогу. Север страны имеет репутацию места, изобилующего сверхъестественным, и мне тут не по себе. Внимание Альтамии привлекает мужчина, стоящий на блестящей трибуне, установленной на городской площади. Венок из веточек розмарина на его шляпе становится ярким акцентом на сером небе.

– Земля – всеобщая сокровищница, но король Карл и его жена-папистка ее разворовали! Эта его французская шлюха радушно приняла самого дьявола и с помощью колдовства заставила монарха установить фальшивый мир! – кричит оратор, стоя перед толпой. Королеву и предшествовавших ей иностранных консортов то и дело обвиняли в использовании магии. Всегда считалось, что колдовство передается по женской линии, но лишь сейчас люди начали говорить о том, что оно может затронуть и мужскую родословную. – Дьявол и его сородичи – среди нас! Мы не успокоимся, пока не развяжем всех их узлов! – Что ж, это весьма воодушевляющая речь, которая нацелена на вербовку новых охотников на ведьм, однако я слишком хорошо подготовлен, поэтому вздрагиваю от оценивающих взглядов людей из толпы. Англия – страна зарождающихся династий, начиная от Плантагенетов и заканчивая Тюдорами, а теперь появились еще и Стюарты. Если король Карл не способен вернуть свое влияние, то кто же за ним последует? Либо Парламент, либо паписты, либо – сам дьявол.

Привлекший внимание слоняющихся без дела солдат, проповедник спрыгивает с кафедры и начинает раздавать памфлеты. Один из них он вручает Альтамии, и та вслух читает признаки, по которым можно опознать ведьму: деформированные кости, узелки из ниток, спрятанные по всему телу, а еще ведьмина метка – доказательство, что фамильяр, дарованный дьяволом, от нее кормился. Девушка начинает смеяться, пока Агнес не одергивает ее толчком. К моменту, когда мы покидаем толпу, брошюра оказывается смятой под ее каблуками. Альтамия скользит взглядом по всему вокруг, избегая смотреть на меня, и изучает площадь и город, словно никогда раньше их не видела.

– Все стало выглядеть как-то иначе, – шепчет она Агнес, и та одобрительно кивает. Мне становится интересно, как часто их выпускают из домашнего заточения. Нервозность Альтамии очень напоминает мне мою собственную в дни после похорон Фрэнсиса. Тогда я не выходил из комнаты, пока отец улаживал все неудобства, связанные с моим новым статусом наследника. Однако короткий момент радости после освобождения был омрачен, когда меня передали в руки охотника на ведьм.

Я смотрю на Альтамию другими глазами, когда она вдруг протягивает свою муфту Агнес, дрожащей от холода в этот морозный весенний день.

– Ты относишься к повседневной одежде как к театральным костюмам. – Я предлагаю ей собственные перчатки. Это – неловкий намек на нашу первую встречу, и я им горжусь, пока Агнес, стоящая за спиной у Альтамии, не приподнимает бровь. Я не хотел упрекать Альтамию за ее доброту и теперь внутренне себя проклинаю.

– Сейчас холодно, а Агнес мерзнет больше, чем я, – поясняет она, но все равно принимает мое предложение и начинает рассматривать свои руки в коричневых кожаных перчатках. – Хотя наряжаться действительно весело. – Вместе с Агнес она убегает, стуча каблучками, и рыжие кудряшки выбиваются из-под ее чепца.

Ни секунды не раздумывая, я срываюсь и мчусь за ней. Йорк полностью состоит из хитроумных закоулков и улиц, раскрывающихся и сдавливающих тебя, словно непрошеные объятия. Моя погоня за девушками разворачивается калейдоскопом ярких красок, пока я уклоняюсь от солдат и местных горожан, многие из которых, одетые в то, что когда-то было их лучшими выходными костюмами, выглядят неопрятно и потрепанно. Зловонная грязь земляных укреплений, окружающих город, готова накрыть рыночных торговцев, предлагающих фрукты, мясо, ткани и новостные книги.

Наш бег завершается на улице Стоунгейт. Щеки Альтамии горят румянцем, и, поправив чепец и взяв Агнес за руку, она проскальзывает в ярко освещенный книжный магазин. Я на секунду останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, прежде чем войти внутрь. Лавка практически пуста, не считая нескольких посетителей, слоняющихся вдоль стеллажей, и продавца, поднимающего на нас взгляд со своего места в углу, чтобы сдержанно нас поприветствовать. На лице Агнес появляется озорная улыбка, и девушка исчезает среди книжных шкафов с видом человека, понимающего, что мы здесь надолго. Она указывает влево, и я мельком вижу зеленый чепец Альтамии среди стеллажей.

– «Шкатулка бедняка».

Я останавливаюсь на полпути, возле рядов с изданиями, посвященными домашнему хозяйству. Альтамия опускает книгу, и я рассматриваю ее профиль через узкую щель между полками.