– Послушай меня! – голос брата стал суровым.

Легко представилось, как на его лице заходили желваки, взгляд стал жестким, а сам он собранным, как гепард перед прыжком.

– Не верь ему, поняла? Он очень опасен! Не спорь с ним. Не зли. Будь послушной. Я найду тебя. Мы поможем…

Связь прервалась.

– Нет! – из груди вырвался стон. – Только не сейчас! Пожалуйста! – пальцы вновь лихорадочно защелкали по экрану. Вне сети. Как всегда!

– Да что же это такое! Чтоб вас всех! – я зарычала и отшвырнула бесполезный гаджет на кровать, а сама села на ее край, глотая слезы.

Когда удалось взять себя в руки, оказалось, что мужчина уже сбежал, прихватив сотовый. Я невесело усмехнулась. Удрал, как только представился подходящий случай. Кто бы сомневался! Даже писка двери, кстати, не слышала. Может, надо было у него карту-ключ потребовать? Поздно уже. Да и не отдал бы он ее, разумеется – ведь страх перед господином Гораном сильнее всех кар небесных, что способна обрушить на его голову какая-то девчонка.

«Не верь ему, поняла? Он очень опасен! Не спорь с ним. Не зли. Будь послушной. Я найду тебя. Мы поможем…» Что Глеб имел в виду? То, что хорват не пушистая умильная шиншилла с глазками-бусинками, которую можно угостить вкусняшкой, я уже уяснила. От мужчины веет опасностью. И все же… должна признаться – хотя бы самой себе, к нему неимоверно сильно тянет! Хоть убейте, не знаю, что в нем так цепляет! Вообще красивых мужиков не люблю. Много раз, пообщавшись с такими, понимала, что «начинка» под «люксовой упаковкой» заставляет убегать – и чем быстрее и дальше, тем лучше для психического здоровья.

У Горана словно какая-то власть надо мной, как у вампира над однажды укушенной жертвой. Его взгляд просто гипнотизирует – стоит утонуть в этих глазах непонятного цвета, как весь окружающий мир блекнет, глохнет, уходит на задний план и растворяется. Чертовщина!

«Я найду тебя». Как хочется надеяться! А с другой стороны, что-то внутри протестует. Ей-богу, никогда не была в таких «растрепанных чувствах»! Да и вообще ощущение такое, будто нахожусь в эпицентре урагана, в пресловутом глазе бури. Все вокруг бушует, меняется ежесекундно, готовое сожрать, перемолоть, сломать и выплюнуть, как ненужный хлам, на свалку истории, но… Рядом стоит он. С упрямо сжатыми губами. Спокойный. Сильный. Уверенный. Надежный. И под его властным взглядом все «вихри враждебные» стихнут, улягутся у его ног послушно, как собачонки. И все будет хорошо.

Я хмыкнула. Что со мной вообще происходит? Стокгольмский синдром расцветает буйным цветом или попросту кое-что уезжает не спеша, тихо шифером шурша? Может, всему виной то, что секса давно не было, вот и начала облизываться на лакомые кусочки в виде незнакомых хорватов? Тогда простите, так уж я устроена – «нет сношений без отношений», как говорит Глеб.

С губ вновь сорвался протяжный стон. Твою мать, зачем я вообще об этом подумала? Ведь воображение сразу же услужливо нарисовало несколько весьма красочных картин с Гораном, который обнимает и…

Все, хватит! Я вскочила и начала ходить по комнате, как разъяренный хищник по клетке. Лучше подумать о том, что имел в виду Глеб, когда сказал «Мы поможем» – перед тем, как связь оборвалась. Кто эти, опять же, таинственные «мы»? Хотя, кто бы они ни были, у них никаких шансов против Горана.

Кажется, думать удается только о нем. Чувствую, этот хорват рано или поздно сведет меня с ума! Кстати, нужно выбросить окровавленный осколок кости, который я спрятала от незваного гостя.

Зачем, кстати?

Горан

Боль стихла, рана затянулась. И я сразу же пожалел об этом, потому что она отвлекала меня, не давала вспоминать эти потрясающие ощущения – Саяна рядом, так близко, что можно вдыхать аромат кожи и волос! А прикосновения ее пальчиков к моей груди! Даже ужасная боль от санклитской кости в грудине в тот момент перестала чувствоваться. Вспомнились слова Наири – «Когда-нибудь ты тоже полюбишь, Горан. Увидишь». Похоже, ее проклятие сбывается.

Я уже все знал о Саяне, не составило труда навести справки. Господь привел ко мне настоящего ангела. Какая ирония – она спасает жизни, а я их отнимаю! С губ сорвался стон. Так хочется снова ее увидеть! Утонуть в глазах, гадая, что это за оттенок. Когда зашел к ней в комнату, сердце забилось так, словно хотело выпрыгнуть в ладошки Саяны. В девушке не было страха передо мной. Гнев, раздражение, злость. Но она не боялась, это точно.

Я прикрыл глаза, воскрешая в памяти прикосновения нежных рук, касание ее дыхания, звук голоса, и зарычал от удовольствия. Откуда в этой смертной такая власть над Бессердечным Гораном Драганом?! Ведь она еще и Соболева! Потомственная Охотница! Господь всемогущий, за что ты так со мной?!

Трель телефона прервала эти терзания, и я даже был этому благодарен, пока не узнал причину. Звонил подручный, засланный в окружение Лилианы.

– Что значит сбежал?! Как он сумел? Кто помог? А что известно? Выясняй! Что еще? Не юли, говори, как есть. – Я покачал головой. Лилиана в своем репертуаре! Глеб умудрился от нее сбежать, и теперь она требует, чтобы ей отдали Саяну! – Передай, пусть свои требования засунет…

Надо успокоиться. В конце концов, звонивший парень ни в чем не виноват.

– Благодарю за звонок. Нет, девушку я ей не отдам. Да, понимаю последствия. Скажи Лилиане, что слишком много на себя берет! Да, именно так и скажи! Хорошо, скажу сам, не проблема! – я отшвырнул смартфон.

Интересно, Глеб вообще понимает, что своим побегом знатно подставил сестру? Лилиана теперь на все пойдет, чтобы заполучить ее. Для нее это станет и делом принципа, и способом спасти подмоченную репутацию, ведь именно сейчас, когда мы оба претендуем на должность главы нашего клана, такие провалы могут стоить очень дорого!

Если Саяна попадет в руки этой садистки… Нет, даже представлять такое не могу. Надо что-то придумать, чтобы обезопасить девушку. И срочно.

Глава 4. Хорватский синдром

Саяна

Вовсю чирикают птахи. Радуются солнышку и теплу, наверное. Счастливые, мне вот глаза открывать не хочется, хотя и проснулась давно. Я тоже птичка – чиканутый жаворонок, с восходом встаю. У моего организма все просто: светло – значит, пора вставать. Летом вообще ужас, хоть и не ложись. Спасают жалюзи, запрограммированные на нужное время. А зимой, наоборот, сколько бы будильник не надрывался, если на улице темно, отрыв головы от подушки приравнивается к подвигу. Хорошо, что я не отрубаюсь автоматически вечером, как стемнеет. И на том спасибо.

Вот и сейчас тело нагло плюет на разницу во времени, игнорирует все, что пришлось пережить в последнее время, требует встать и… И что? Пережить очередной день сурка? Душ, спорт, снова душ, завтрак, очередное изучение комнаты, скука, дожить до обеда, подремать, дождаться полдника, послоняться по комнате, позаниматься какой-нибудь ерундой – любой, лишь бы увлечь зарастающий паутиной мозг, помедитировать, позаниматься спортом, плюнуть на душ, обрадоваться ужину, удержаться от истерики и нестерпимого желания колотить в дверь и требовать освобождения, лечь спать, ворочаться до темноты, жалеть себя, уснуть в слезах.

А утром повторить.

Может, мне палочки на стене рисовать? Так хоть счет дням не потеряю. И позлорадствую, испортив дорогущие обои. Вчера, кстати, зависла над кровавым следом на стене, который оставил Горан, на несколько часов. Он стал темно-коричневым. Рассматривала, терла, нюхала. Чуть не попробовала на вкус. Остановилась, когда между кончиком высунутого языка и пятном оставалось не более сантиметра. Долго сомневалась, что еще вменяема.

Все мои синяки и царапины почти зажили. Даже руки больше не нуждались в мазях и бинтах. О скале напоминали только белесые шрамы, бороздящие ладонь, как пенные следы лодок на Босфоре. От нечего делать я изучила каждый их миллиметр так, что если разбудить ночью, нарисую, не открывая глаз. Я вглядывалась в эти тонкие полоски, словно можно было в них разглядеть что-то важное, чуть ли не новую судьбу. Кто знает, может, и в самом деле, изменив линии, получаешь новую жизнь.

Вот такой ерундой страдал мой мозг от безделья. Мне с ностальгией вспоминались первые дни в этой тюрьме, когда бал правила боль, бесцеремонно владевшая и телом, и разумом. Ни на что иное не оставалось сил. Я скучала по капельницам, уносящим в мир грез. Спать, спать, спать. Ни о чем не думать. Блаженное забытье. Теперь же от мыслей защиты не имелось. И они, как свора озверевших бешеных собак, безжалостно, с остервенением трепали душу.

Жив ли Глеб? Где он? Что с ним сделали? Гуля. Нерожденный малыш. Почему-то каждый раз я представляю темноглазого карапуза на руках у счастливого Глеба. А рядом хлопочет по хозяйству моя все успевающая невестка.

Все, хватит. Этому не суждено случиться. Хватит лить слезы в подушку. Лучше надеяться, что брат жив, и мы встретимся. Опять же, рано или поздно. Мы все переживем, со всем справимся. Мы сильные.

От моего сочувствия к Горану не осталось и следа. Чем оно было вызвано? Болеутоляющим в больших дозах? Стокгольмским синдромом? Его притягательностью, загадочностью, суровой красотой? Или тем, что он спас мне жизнь? Да какая разница? Этот человек несет ответственность за мое заключение. Что бы мужчина ни говорил, я пленница, а он – тюремщик.

Словно чувствуя мое настроение, хорват не появлялся с тех пор, как костяная «заноза» была извлечена из его груди. Залечивает рану, вероятно. Иногда мне приходила в голову мысль вытворить что-нибудь эдакое, чтобы слуги сообщили хозяину, что заключенная сбрендила. Может, тогда мужчина явился бы. Хотя бы из любопытства.

Но дальше ничего не придумывалось, коварный план рушился. Вряд ли я смогу напасть на него, взять в заложники и выйти таким образом из тюрьмы. От одной мысли смешно. Долбануть гада крышкой от бачка унитаза? Я ее даже не подниму. Да и несмотря ни на что, я не убийца.

Остается одно – сбежать. И у меня уже есть мысли на этот счет!

Я открыла глаза и широко улыбнулась. Грамотная мотивация творит чудеса!

Утро прошло по накатанной. Завтрак принесла повариха – весьма объемная неразговорчивая женщина. Как и вчера, стоило мне мило улыбнуться и попросить побольше сладостей, на столе сразу же появилось десятка два маленьких серебряных блюд с разнообразной снедью. Понятия не имею, как две трети из них называются. Намного важнее другое – количество в них сахара.

Всего пара штучек с каждого подноса, чтобы не вызывать подозрений. А вот и шкатулка цвета красного дерева с геометрическим узором. Где уже жмутся друг к другу сочащиеся медом колобки и несколько штучек чего-то похожего на конфеты.

Надеюсь, слуги не начнут опасаться, что у пленницы господина Горана начнется диабет или попросту слипнется в одном месте.

– Саяна, что ты там делаешь, дочка?

Я вздрогнула, быстро положила мини-эклеры в шкатулку, щелкнула замочком и обернулась. Ключик незаметно скользнул в карман шелкового халата. Нюргюль прожигала меня подозрительным взглядом.

– Разглядываю эту красоту. – Я протянула ей шкатулку. – Наверное, работа мастера.

– Вероятно. – Женщина без интереса повертела ее в руках.

Мне удалось беззаботно улыбнуться. Проверяй, сколько хочешь. Она надежно заперта.

– Саяна, – медсестра потеряла интерес к занятной вещичке. – Сегодня нам придется попрощаться, дочка. Ты выздоровела, мои услуги больше не нужны.

– Спасибо вам за помощь.

Уверена, что не буду скучать по женщине, которая прекрасно понимала, что я пленница в этом доме, но не сделала ни одной попытки помочь.

– На здоровье, дочка. Но перед уходом я помогу тебе переселиться в другую комнату. Господин Горан велел. Пойдем, дочка.

– А вещи собрать?

– Какие?

Хороший вопрос.

– Можно с собой шкатулку забрать?

– Бери, дочка, и пойдем.