Она изменила меня полностью. Или просто помогла стать тем, кем всегда был? Кто знает. Того Горана, ранимого, чувствительного, остро воспринимающего красоту, желающего созидать и защищать, помнила, должно быть, только моя мать. Но она ушла от отца, когда я был еще ребенком – после того, как убили Януша, их долгожданного любимого первенца.

С того времени за мое воспитание взялся Антун, до того момента не обращавший на второго сына внимания. Отец ломал меня, пока от того мальчугана не осталось и следа. Но даже это его не удовлетворило, я всегда был не тем, все делал не так, и даже изо всех сил стараясь угодить, получал в ответ лишь его раздражение и разочарованный взгляд, полный тоски – по огневолосому Янушу.

Любовь Саяны взорвалась в заледеневшей душе того одиночки, не пускающего в душу ровным счетом никого, чистым огнем. Он выжег накопившуюся за сотни лет боль, помог легко стряхнуть те оковы, в которые меня заковал Антун, поселил в сердце безумно сильную любовь – без ограничений. Я стал счастливым. И познал кое-что еще – страх все это потерять!

Думая об этом, я улыбался. Руки словно сами по себе наполняли тарелки супом – тем самым, что понравился Саяне, с насыщенным грибным вкусом. На десерт будет пирог с карамелью – она от него в восторге, и фрукты.

Давно не готовил, в последний раз делал это, когда еще были живы мои двойняшки, а после их смерти – ни разу. Теперь с удовольствием готовлю для любимой, такое наслаждение видеть, как она закатывает глаза и стонет от удовольствия, попробовав, а потом требует добавки и облизывает ложку! К тому же, Саяна постоянно забывает о необходимости поесть, так что следить за ее питанием приходится мне, но это приятная забота.

– Господин Горан, – отвлек глава охраны. – Вы должны это увидеть.

Я взял из его рук планшет. Видео. Глеб Соболев. Та торговая улочка, где мы сегодня были. Неймется все-таки тебе, Охотник? Мало накуролесил? За добавкой приходишь?

– Мы не стали их трогать, только следили. Вас тоже решили… – парень смущенно улыбнулся, – не отвлекать.

Мои губы тронула усмешка. Да уж, мы с Саяной были слегка заняты. Тело приятно заныло, стоило вспомнить, как она прижалась ко мне, изголодавшаяся по близости. Про все ограничения моментально забыл, едва эти темнеющие в шторм океаны ее глаз позвали к себе, а руки обвили шею. Искушение мое! Порой власть Саяны надо мной меня даже пугает. Ведь готов сделать абсолютно все, что любимая пожелает!

– Кто второй? – я прищурился, разглядывая уродливого блондина. – Бера? – кажется, видел недавно его досье. Очередной новоявленный специалист по роду Драганов. Хранитель. Какого черта ему вообще надо в Стамбуле, неясно. Почему он помогает Соболеву? – По нему что-нибудь есть?

– Пока ничего существенного.

– Ищите лучше!

– Конечно. – Парень кивнул и, забрав планшет, ушел, оставив меня в раздумьях.

Сказать Саяне о Глебе? Представляю, что последует. А стоит девушке встретиться с ним, мерзавец моментально ей все выложит, молчать он уж точно не будет! Кому она тогда поверит, мне или Глебу? Если ему, сбудется мой самый страшный кошмар – я ее потеряю.

Саяна

Когда я вернулась в комнату, то обнаружила посреди нее ребенка в джинсовом костюмчике. К груди детеныш прижимал большого плюшевого тигренка. Сначала он показался мне похожим на Славика – светлые кудряшки до плеч, широко распахнутые голубые глазки. Но от Славика всегда шло сияние, как от маленького ангелочка. Его улыбка на самом деле освещала все вокруг, и на душе становилось легко. А глаза этого мальчика были совершенно другими. Они казались совсем взрослыми, неуместными на детском личике.

Уставившись исподлобья, он не сводил с меня пристального взгляда, в котором полыхала ненависть, на которую дети не способны. Такое зло могло поселиться только в душе, которая много пережила, потеряла самое дорогое и была сожжена болью дотла. Малыш сел на кровать и начал болтать ножками, обутыми в красные ботиночки. Вполне обычный ребенок. Видимо, мне уже мерещится всякое.

– Привет, ты чей? – улыбнувшись, спросила я.

Наверное, кому-то из прислуги пришлось взять сына с собой, потому что не с кем оставить.

– Я потерялся. – Его личико сморщилось, подбородок задрожал. Вот-вот разрыдается.

– Не плачь. Мы найдем твою маму, все будет хорошо.

– Правда? – он спрыгнул с кровати и подошел ко мне.

– Конечно. Идем.

Я протянула ему руку, но в этот момент за моей спиной раздался голос Горана:

– Отойди от нее! – санклит замер с подносом в руках.

– Родной, что происходит? – я вздрогнула от яростного шипения и, посмотрев на ребенка, не поверила глазам и ушам – эти звуки издавал мальчик!

Правда, на безобидного малыша он больше не был похож. Широко распахнутый рот, полыхающие ненавистью глаза – значит, все-таки не показалось, вскинутые вверх руки с длиннющими когтями – вот почему он прижимал к себе плюшевого тигренка, чтобы спрятать их! Как назвать это дьявольское отродье, я не знала, но инстинкт самосохранения в кои-то веки сработал, заставив меня пятиться к Горану.

Пауза длилась недолго. Через секунду Драган одной рукой метнул в неведомую зверушку поднос со всем содержимым, а другой одновременно переместил меня за свою спину. Облитый супом визжащий комок прыгнул на него. В воздухе сверкнул кинжал. Тот самый, что может убить санклита, с костяной ставкой в середине? О, Господи!

Но у Горана тоже был этот клинок – столько раз, обнимая его, я чувствовала тонкую, почти неощутимую – если не знаешь о ней, перевязь и кожаные ножны под рубашкой! Зарычав от боли из-за глубоких порезов, которыми мальчик молниеносно исполосовал его руки и грудь, мой хорват выхватил кинжал, схватил это отродье за шею и вогнал лезвие ему в грудь.

Трепыхаясь, он повис в руке Драгана, словно кукла. Шипение перешло в тихий писк и вскоре затихло совсем. Полыхающие ненавистью глаза погасли, когда он упал на пол. Горан выдернул кинжал из безжизненного тельца, которое снова стало ребенком. Дрожа, я никак не могла избавиться от ощущения, что смотрю на детский трупик. Из ступора меня вывел голос хорвата:

– Саяна, родная, ты в порядке? Он притрагивался к тебе?

Я с трудом перевела взгляд на Драгана и ахнула – залитый кровью, мужчина весь был покрыт глубокими порезами, которые менялись на глазах, но вовсе не так, как должно быть у существа, чьи раны заживают очень быстро. Багровые полосы набухали и сочились гноем, превращаясь в ужасные язвы.

– Горан! – я шагнула к нему, но он поспешно отступил назад. – Не подходи, это яд, он смертелен для тебя! – мужчина снял рубашку, зашатался и, дрожа, сел на край кровати. – Эта тварь не тронула… – Санклит застонал сквозь стиснутые зубы, не договорив.

– Со мной все хорошо. – Мне с трудом удалось взять себя в руки. – Но ты…

– Яд выйдет, не беспокойся, родная, и я буду в порядке. Ирония, да? – его губы исказила горькая усмешка. – Я сам яд – для тебя.

– Не мели ерунду.

– Со мной тебе всегда будет опасно.

– А одна буду в полнейшей безопасности, можно подумать! – фыркнула я. – Вставай.

– Зачем?

– Промоем раны, быстрее заживет. Идем в ванную.

– Саяна, не прикасайся ко мне, это опасно.

– Не буду, успокойся. Мы уже это проходили, помнишь, с костяной занозой? Дойдешь сам или позвать охранников?

– Увижу их сейчас, разорву идиотов! – прорычал он, вставая.

Рычание перетекло в стон. Мужчина зашатался.

– Ясно. – Я сдернула одеяло с кровати и накинула на него.

– Что ты?.. Не подходи!

– Драган, заткнись! – мне удалось подхватить оседающее тело и не дать ему упасть. – Дойдешь до ванной, поцелую!

– Очень смешно!

– Плакать хочешь? Давай тогда не сейчас. – Я дотолкала его до ванной, впихнула в дверь и помогла лечь на дно джакузи. – У тебя ведь бывали случаи и похуже, верно? – мои дрожащие руки осторожно сняли с него промокшее от крови и гноя одеяло, и стоило большого труда сдержать рвотный позыв – и от запаха, и от вида ран.

– Случаи бывали разные, но так я никогда не вонял! – смех забулькал в его горле, мешаясь со стонами.

– Это мы исправим, ароматный мой. – Я настроила теплый душ и предупредила, – будет больно.

– Переживу. Только отойди подальше. Закутайся в полотенце и отвернись, родная.

– Голых мужиков я уже видела.

– Твое чувство юмора не убиваемо, да?

– Ага.

– Сделай так, как прошу, Саяна, пожалуйста. Это очень сильный яд!

– Хорошо. – Я сделала, как он сказал, и предупредила, – если надо, ори и матерись, переживу.

– Договорились.

Моя рука повернула вентиль. В следующие полчаса у меня была шикарная возможность слушать ругательства на всех языках мира – исключая русский. Даже в такой ситуации Драган оставался джентльменом.

– Легче? – я посмотрела на порезы после водных процедур. Они выглядели лучше. Некоторые даже начинали потихоньку затягиваться.

– Да. Спасибо, родная. Протру эти, – он указал на самые глубокие раны на груди, – и все. – Мужчина попытался сжать изрезанными ладонями полотенце.

– Нет уж, лучше это сделать мне. И не спорь. – Я смочила ткань в воде и осторожно промокнула один из порезов.

– Нужно сильнее, родная. Раскрыть рану и чистить внутри. Только не прикасайся голыми руками!

– Тогда терпи. – Обмотав вокруг ладони другое полотенце, я развела края пореза – какой он глубокий, до ребер! – и тщательно промыла. Вот, уже затягивается.

– Умница моя. – Прошептал Горан. – Спасибо, родная.

– Еще не все.

– Весь твой. – Он улыбнулся.

– Постараюсь побыстрее.

– И это как раз тот случай, когда я согласен.

– У кого-то чувство юмора проснулось?

– Твоя любовь все способна излечить!

Качая головой, я принялась обрабатывать другие раны. Сердце обливалось кровью каждый раз, когда несмотря на все видимые старания хорвату не удавалось удержать стон. Куча окровавленных полотенец отправилась в мусорку. Но вскоре Горан смог встать. От порезов остались лишь шрамы, которые истончались и бледнели на глазах.

– Иди ко мне, любимая, – тщательно вымыв себя и джакузи, он протянул руку. – Теперь моя очередь ухаживать за тобой.

Я встала под душ. Теплая вода была такой приятной, что с губ сорвался протяжный стон.

– Родная, где болит?! – всполошился санклит. – Не молчи!

– Да хорошо все! – я прижалась к нему. – Просто такие ощущения…

– Сумасшедшая! – он крепко обнял меня. – Ты, наверное, хочешь узнать, что это было?

– Позже. – Прошептала я. – Дай прийти в себя. – Судорожный всхлип встряхнул тело – начал выходить стресс.

– Не плачь, любимая! – Горан начал покрывать меня поцелуями. – Все уже хорошо!

– У… у… тебя! – сквозь слезы уточнила я. – А м-мне… нужно…

– Что, жизнь моя? Все сделаю!

– Дай про… ре… веться бабе, ирод!

– Как пожелаешь, сокровище мое! – Драган замер и поглаживал меня по голове и телу, пока всхлипы не затихли окончательно. Потом надел на меня халат, унес в другую комнату и положил на кровать. Смутно помню нежный поцелуй и все, больше ничего.

Горан

– Доброе утро, любимая! – прошептал я, когда Саяна открыла глаза. – Как ты? – полностью одетый, сидел на кровати и смотрел на нее последние несколько часов. Это успокаивало, убаюкивало мою боль, которая терзала душу, стоило вспомнить ее рядом с этим отродьем!

– Доброе утро, любимый! – она расцвела ответной, еще сонной, и оттого еще более милой улыбкой. – Я-то хорошо, а ты?

– В норме.

– Поспал хоть немного?

– Нет. – Я покачал головой.

– Ясно. У нас опять новая охрана?

– Да.

– А предыдущие живы, надеюсь?

– Только благодаря тебе. – Пробурчал я. – Потому что знал, что ты спросишь! Будь моя воля!.. – Удавил бы каждого из этих ротозеев! Их безалаберность могла стоить моей любимой жизни! Мерзавцы! – Теперь на работу их примут, в лучшем случае, улицы подметать или утки выносить!

– Они не виноваты. – Саяна села на кровати и пожала плечами.

– Эти идиоты пропустили одну из горничных с коляской, даже не проверив, ребенок ли там!