– Я не собираюсь с ней там рассиживаться. Окей? Ничего обещать не буду. Если она поймет, что я не ты…

Кирилл улыбнулся и сжал сильнее мои плечи.

– Не поймет. – Выдохнул он радостно.

– Где встреча? – Проворчал я.

– На вокзальной площади, внизу у лесенок, ведущих к входу.

Во что я опять вляпался…

– И как я ее узнаю?

– Она… Она будет самой красивой девушкой в радиусе километра. Нет, во всем городе. На всей планете.

– Хм. Вряд ли. – Я все еще помнил о своей прекрасной незнакомке из кафе.

Кир закрыл глаза.

– Волосы темные, длиннющие такие, глазищи черные, жизнь из тебя вытягивают, если долго в них смотреть. Губы… Черт, не знаю. Застрели меня, но я не могу ее описать. Хаос, беспорядок, стихия. И гармония. Все одновременно… Она потрясающая!

Я прокашлялся, отстраняясь, чтобы посмотреть на него:

– Головой сегодня не ударялся? Температуры нет?

– Только не смотри ей в глаза. – Он будто сомневался, правильно ли делает. – И запомни: нужно просто узнать номер ее телефона.

– О… – Меня уже почти складывало пополам со смеху. – А если посмотрю? Что будет? Окаменею?

– И не вздумай лезть с поцелуями. – Добавил он, прищуриваясь.

Будто бы его взгляд мог меня напугать.

– Соблазнитель из меня так себе. Это по твоей части, так что…

– Спасибо, что согласился. – Брат хлопнул меня по плечам вместо объятия.

– Сам не знаю, зачем. – Пробормотал я.

Кирилл глянул на часы и нахмурился.

– А теперь идем. Нужно спешить. По дороге в душевую расскажу тебе все по порядку. – Он снова тряхнул перед моим лицом загадочной коробкой. – Оденься нормально, причешись, но так, как я обычно это делаю, а не как оболдуй колхозный. На тебе возлагается серьезная миссия.

Я подошел к мотоциклу и снял его с подножки.

– Вот это только не надо. Какая миссия? Если она мне не поверит или заподозрит неладное, не хочу оставаться виноватым. Это только твои проблемы, понял? Я и так себя чувствую идиотом от твоих выдумок. Лучше бы за голову взялся.

Кир снова бросил взгляд на часы и поторопил меня жестом.

– И не вздумай западать на мою девушку. Она моя. Помни про это. И про свою зазнобу из кафе.

– Да-да. И не смотреть ей в глаза. – Заржал я. – Вот же заладил.

Кирилл облегченно рассмеялся, но тень сомнения еще оставалась на его лице.

А мне вдруг стало хорошо просто оттого, что у нас было общее дело. Мы снова были связаны, снова нуждались друг в друге. И пусть это было всего лишь иллюзией, и он откровенно пользовался мной, разве не имел я права получать от этого хоть какое-то удовольствие?

– Денег я тебе дам. – Сообщил брат.

Вот. Тем более.

18

Нана

Какое свидание? Какие «в девять часов»?

Меня по-настоящему лихорадило. Хотелось убежать подальше и забиться в свою нору. Ощущение, будто по пятам ходили неприятности, преследовало меня и здесь. Я оглядывалась, проверяя, не следуют ли за мной этот сумасшедший нахал и его оборзевший хамоватый друг. Но никого не было.

Вздохнув облегченно, я ускорила шаг. Даже речи не могло идти о том, чтобы явиться сегодня к вокзалу в назначенный час. Да и чего ради? Чтобы забрать новые наушники? Да лучше я починю те, что подарила мне мама. И снова болезненно, до скрипа сжались челюсти. Как же обидно, что так вышло! Разбить самое ценное…

А тот мажор еще и пинал их ногами. Вот же гадкий тип.

Если бы не тот парень… Шатен с аккуратно уложенными волосами. Подтянутый, жилистый, высокий. Да, фигура у него была что надо. А как одет: простенькая белая футболка и явно дорогие голубые джинсы, обтягивающие там, где надо, и тем самым притягивающие ненужные взгляды к спортивной…

О, Боже, Нана! Ты что, и задницу его разглядеть успела?

Покрываясь краской, я ускорила шаг.

О чем я там? Ах, да.

Глубокий голос. Громкий и одновременно будто шепчущий тебе на ухо. Улыбка, полная свободы, безумия и бесшабашности. Яркая, делающая лицо приятным, открытым и с какой-то необыкновенной изюминкой. Нет, безуминкой – притягательной и соблазнительной.

Интересный парень. Даже чересчур.

Свалился на мою голову (так же внезапно, как и его дикий, опасный для общества друг). Материализовался буквально из воздуха. Нарисовался – фиг сотрешь. Я чуть дар речи не потеряла от всего произошедшего. И как только силы нашла в себе, чтобы отвечать ему в такой ситуации?

А он все улыбался… И так смутно напоминал мне что-то. Кого-то. Только не понимаю, кого. И смотрел на меня с таким любопытством, словно заморскую зверушку увидел.

Я тряхнула головой, пытаясь отогнать от себя его образ. Ни к чему мне сейчас все это. Девушка-призрак. Девушка-невидимка. Вот как нужно было себя вести. Быть незаметной. Постепенно встать на ноги. Не совершать глупостей, чтобы никто не нашел меня здесь.

«Все будет хорошо. Хорошо» – уговаривала я себя.

Только действовать нужно осторожно, стараться не совершать ошибок. Не светиться. Работа в людном кафе и так была большим риском. А вдруг меня однажды покажут по телевизору? «Разыскивается!» Нет. Нет. Не должны.

Я же умерла…

Для всех умерла. Окончательно и бесповоротно – мертвее не бывает.

Мелкие мурашки противными муравьями расползлись под футболкой. Еще раз оглядевшись, я убедилась, что слежки за мной не было, и свернула к трехэтажке, примыкавшей к складу за старым вокзалом. Все это уже напоминало паранойю, но в моей ситуации можно было радоваться уже хотя бы и тому, что осталась жива.

Звук поездов и здешней суеты понемногу, но успокаивал меня. Мерный гул, скрежет тяжелого металла по рельсам – просто музыка, особенно когда к ней привыкнешь. Во дворе, заваленном мусором по всей длине, окружавшего его забора, было тихо. Здесь жили в основном жили сотрудники вокзала и те, кому квартиры достались после сноса старого деревянного барака.

А еще там росла яблоня. Прямо посередине двора. Старая, с погнутыми ветками, покрытыми толстым слоем пыли, и крошечными серыми яблочками, которые никто и никогда не отваживался пробовать. Даже местные попрошайки.

Да и зачем им? Они и так не плохо зарабатывали. После длинной смены на вокзальной площади они убирали таблички в сумки, переодевались в приличные вещи и спускались в метро, где их ждала обычная жизнь вполне обеспеченных хотя бы минимальными благами людей.

Сегодня под яблоней сидела девчонка. Прямо на земле. Худющая, в рваных джинсах, закатанных до колен, и засаленной синей толстовке с изображением неприличного жеста. Навалившись спиной на дерево, она гладила по спинке ту самую трехногую дворнягу.

Они даже были чем-то похожи. Обе с огромными глазищами, тощие, осунувшиеся и сгорбленные под тяжестью жизни. На вид девочке было лет шестнадцать, может, чуть больше. Но висящая мешком одежда, выпирающие скулы и странная стрижка с выбритыми висками и рваными краями волос на макушке делали ее вылитым мальчишкой-подростком.

Только сигаретки не хватало.

А нет, ошибочка.

В эту секунду в ее руке появилась папироса. Настоящая толстенькая самокрутка. Она повертела ее в руке, понюхала, словно по-собачьи забавно шевеля носом, и снова спрятала за ухо. Затем продолжила теребить дворняжку за загривок, время от времени ласково поглаживая.

– Что встала?

А это уже мне. Видимо оттого, что замерла возле них и уставилась во все глаза.

– Прости… – Сглотнула я, спешно спустила лямки рюкзака и принялась в нем шарить. Нащупав среди спутанных проводов поломанных наушников пакет с бутербродами, извлекла его на свет. – Вот. – Протянула ей. – Хочешь? Бери, угощайся.

Мне показалось, что это будет милым жестом. Как в свое время помогли мне, так и я сейчас могу поделиться частичкой своего скромного ужина.

– Пф. – Скривилась вдруг девчонка, оглядывая меня своими большими глазищами с ног до головы. Усмехнулась и тут же натянула маску суровости: – Я тебе кто, бомжара, что ли?

– Ой… – У меня воздух в горле застрял.

Как же объяснить, что я всего лишь хотела помочь?

– Слышь, ты, катись отсюда, пока я не встала и не наподдавала тебе под зад! – Дальше хрупкая девчонка своим тоненьким голоском стала изрыгать такие ругательства, что бутерброды от страха сами бросились обратно в мой рюкзак. – Милостыню будешь в церкви подавать! Поняла?! – Насупившись, она склонила голову набок, точно воробей. – Вот же выдра! – И для пущего страху начала приподниматься с земли.

Я попятилась назад, развернулась и бросилась со всех ног к подъезду. Ненормальная какая-то! Злющая, как собака цепная. И слова выплевывает, точно пулемет.

– Эй, стой! – Донеслось вдруг в спину. – Слышь, может, деньги есть? А? Не подкинешь соточку?

Но я только прибавила ходу. Толкнув грязную металлическую дверь, вошла в подъезд. Почти наощупь, в полной темноте, нашла нужную дверь и вставила ключ в замочную скважину. Повернула. Раздался щелчок, и дверь отворилась.

В тесной прихожей рядком стояли мужские кроссовки и башмаки. Закрыв дверь, я сняла с ног стоптанные кеды и поставила их последними с краю, чтобы не нарушать обувную идиллию. Перешагнула и прошла дальше.

Слева в комнате было пусто. Кровать не застелена, скомканное одеяло петлей свисало до пола. На столе работал телевизор. В маленькой кухоньке тоже что-то шумело.

Через пару мгновений я уже знала, что именно. Гончар мыл посуду. Сполоснув кружку, переворачивал ее и ставил на ребристую поверхность сушки. Затем брал полотенце, поднимал кружку и промокал капли воды, успевшие стечь по ее стенкам вниз на металлическую поверхность мойки. Снова ставил кружку, снова поднимал и вытирал полотенцем пространство под ней. В это время вода в раковине текла из крана мощной струей.

– И опять без тапочек! – Не удержалась я. Подошла ближе, взяла со стула маленькое махровое полотенчико и прижала с силой к его рукам. – Дядь Вань. Ну, зачем? Мы же с тобой вчера говорили…

Мужчина поднял на меня измученное лицо. Красный нос, слезящиеся глаза, спутанные волосы. Он сжал губы, улыбнулся, а затем покосился на раковину, где с кружки, очевидно, уже стекла на поверхность мойки очередная капля воды. Он внутренне боролся, чтобы не дернуться и не вытереть ее полотенцем. Даже поздороваться со мной не мог прежде, чем это не сделает.

– Я сама. – Бросила отрывисто. Растерла его руки, отпустила и поспешила закрыть кран.

Гончар не отрывал взгляда от заветной кружки. Я тяжело выдохнула и подняла ее. Он тут же с облегчением приложил полотенце к влаге под ней. Вытер, и его взгляд моментально просветлел.

– Привет. – Произнес мужчина со свистом и тут же спрятал нос под свитером. Зажмурился и дважды чихнул.

– Здрасьте, приехали. Вот, видишь? Разболелся. А еще стоит тут, посуду моет. Нельзя тебе в воде плескаться, категорически запрещено!

«Особенно с твоими-то особенностями», – подумала я, но вслух не произнесла.

– Так я…

– Строгий постельный режим! – Взяла его под локти и мягко подтолкнула в сторону комнаты.

Гончар привычно замер в дверном проеме. Приложил руки к дверному косяку с обеих сторон. Опустил, снова поднял, опустил и только потом пошел дальше. Повторил ритуал и возле двери в спальню. Я послушно ждала, двигаясь следом. В голове прокручивались слова Маргариты, как будто снова и снова откладываясь в памяти: «Всего лишь особенность его организма».

– Завтра мне все равно выходить на смену. – Протянул дядя Ваня, недовольно усаживаясь на постель и подтягивая к себе край одеяла. – Болеть некогда.

– Бери выходной. Нельзя же так! – Я взяла одеяло, расправила и накрыла им его по плечи. – А теперь ложись. Давай-давай. Не спорь.

– Зря я тебя пустил. – Усмехнулся он и шмыгнул носом. – Знал бы, что будешь так командовать…

– Знала бы, что сегодня будешь так гундосить, еще вчера бы занялась твоим лечением. – Я нахмурила брови, давая понять, что не шучу.