В столовой деревянный гарнитур с резными стульями заменили на стеклянный стол с хромированными ножками. Исчезли этажерки с книгами. На стене появился огромный экран. Комнаты превратились в какие-то филиалы космических кораблей. Стекло, металл, экраны.

Всё это я заметила проходя к лестнице на второй этаж. Мне стало неприятно, что наш уют был так бездушно разрушен. Дом выглядел как разорённое гнездо.

– Я живу в гостевом крыле. Второй этаж оставляю вам. Можете расположиться в спальне и детской, – прошептал Егор.

Он помог мне подняться по лестнице и распахнул дверь в нашу спальню. Шагнув в комнату, я замерла, хватая ртом воздух. Меня накрыло с головой. Я оказалась не готова ни к тому, что в комнате всё останется таким, каким было во время нашей семейной жизни.

Мне захотелось бежать отсюда не разбирая дороги. Спрятаться от воспоминаний, разрывающих душу. Прекратить пытку прошлым и неизвестным будущим. Вырваться из западни.

Я повернулась к выходу и увидела, как закрывается дверь. Щелчок замка оглушительно оповестил о том, что выхода больше нет. Ловушка захлопнулась.

Папа?

Вероника спала рядом со мной, а я не могла сомкнуть глаз. Скользила глазами по до боли знакомой спальне и не могла успокоиться. Воспоминания вгрызались в меня беспощадными иглами. Эти симметричные кресла мы с Егором нашли на выставке в Милане. Эту люстру заказывали через интернет. А прикроватные тумбочки делали на заказ.

Хуже всего было с кроватью. Я прекрасно помнила как мы её выбирали. Цвет, форма, размер, идеальная обивка изголовья – я могла описать её даже с закрытыми глазами. А ещё, упругость матраса и звуки. Шелеста простыней и наших с Егором голосов. Стонов, милых словечек, комплиментов и просьб. Всего того, что было только между нами. Обнажённых тел и душ.

Или не только? С Аликой он тоже тут был? На нашей кровати? Он также её держал в своих руках? Также осыпал поцелуями и комплиментами? Называл сладкой девочкой и снова и снова доводил до оргазма? Ловил каждый стон и поворот головы?

Мне даже дурно стало от этих мыслей. Я постаралась выскользнуть из ручонок Веронички, чтобы подальше убраться от бывшего семейного ложа. Хотела убежать подальше. Да хоть в коридор выйти, только бы перестать жариться на костре воспоминаний о семейном счастье, которое больше никогда не повториться.

Но дочка, словно почувствовав моё смятение, открыла глаза и притянула меня к себе. Звонко чмокнула в щёчку и потёрлась своим носиком пуговкой о мой нос.

– Пунь, – прошептала она.

– Пунь, – ответила я.

И сердце потеплело. Только бы ей было хорошо. Я ловила настроение дочери, ждала, как она будет отходить от похищения. Боялась слёз. Но она рассматривала всё вокруг, не вспоминая о происшествии.

С удовольствием прошлась вдоль огромного панорамного окна. Провела пальчиками по складкам штор, словно по волнам. Обвела пальчиком геометрические фигурки на прикроватном столике. Потом, словно играя в классики, запрыгала по дощечкам наборного паркета. Неловко оступилась и толкнула дверь в детскую. Когда створка распахнулась мы обе не смогли сдержать возгласа восхищения.

Перед нами открылся настоящий сказочный мир. Перестав предохраняться, мы с Егором начали ремонт в соседних к спальне комнатах. В ближайшей запланировали детскую. Согласовали проект, но увидеть окончательный результат я не успела и теперь вместе с дочкой с восхищением рассматривала похожее на лесную опушку помещение.

Вероничка шлёпала ладошкой по разукрашенной стене и приговаривала, – кьюбнитька! Кьюбнитька! Много кьюбнитькоф!

В её глазах было столько радости! Она обводила пальчиком по контуру разрисованных ягод и смеялась.

– Мамотька, мамотька, кьюбнитька!

Потом моя проказница забралась в кроватку, напоминающую домик феи. Сначала распласталась по покрывалу, гладя вышитые листочки на покрывале. А потом, найдя на витых опорах золотистый шнурок с кисточкой, дёрнула его вниз.

Балдахин, сложенный под крышей конструкции кроватки, раскрылся красивыми зелёными лепестками. Домик стал пушистым и искрящимся. Вероничка заверещала от восторга. Она махала руками, словно рисуя снежного ангела. А потом, вскочив на кровать ножками, вцепилась в витой столбик кровати.

– Мой домик! Мой домик!

Дочке очень понравилась детская. Вероничка спустилась на пол и снова побежала вдоль стены. Показывала на ягодки и приговаривала, – моя, моя, моя!

Она юркнула за мою спину и едва успела приложить ладошку к очередной ягодке, как раздалось мужское, – нет, моя! Здесь всё моё.

– И кьюбьнитька? – недоверчиво протянула дочь.

– И клубничка, – ответил Егор.

– Типоделися?

Морозов вопросительно на меня посмотрел. Мне пришлось переводить.

– Ты поделишься?

– Поделюсь, Вероника.

Дочка улыбнулась и протянула к Егору руку.

– Тито?

Морозов снова посмотрел на меня. Я перевела на взрослый.

– Ты кто?

– Хороший вопрос. – Егор обжог меня своим фирменным презрительным взглядом. Но на Вероничке не сорвался. Присел на корточки с наигранным выражением спокойствия на лице. Вздохнул и протянул ей игрушечного зайца. Он подождал, пока дочка возьмёт зайку. Я умоляюще смотрела на Морозова. Надеялась, что он даст нам немного времени, чтобы подготовиться. Но он посмотрел на меня так холодно, что я моментально поняла, что пощады ждать нельзя.

– А я, Вероника, твой папа.

Мне показалось, что шарахнул гром. Я тоже присела на корточки и обхватила дочку руками, словно стараясь защитить от Егора. Но она не выглядела испуганной. Даже расстроенной или озадаченной не была.

– Папа? – переспросила Вероника.

– Папа, – подтвердил Егор.

Дочка на секунду поджала губы и нахмурилась. А потом снова улыбнулась.

Протянула Морозову ладонь, как для рукопожатия. А от её ответа у нас удивлённо вытянулись лица.

Бе-е-е-едненький!

– Папа, это хоясё, – произнесла задумчиво Вероничка. Она пожала протянутую мужскую ладонь и кинулась Егору на шею, – папаська, папаська, маёзинаикаюсень!

Егор выглядел ошарашенно. Он не ожидал такой бурной реакции. Аккуратно прижал Вероничку к себе, но обнимать сильно не стал. Поднял на меня вопросительный взгляд. Ждал пока я переведу с детского на человеческий. А у меня в душе бурлило адское варево из растерянности, злости и разочарования.

Я совсем не так видела первую встречу Веронички с отцом. Мне представлялась совсем другая история. Он весь в белом и торжественный. Она с идеальной причёской и взрослая. Достаточно взрослая, чтобы понимать значение слова папа. Он достаточно мудрый.

И вот в моих фантазиях он увидел её, самую прекрасную девочку на свете, и сразу всё понял. И что она его дочь, и что он любит её до беспамятства. И моментально бы пожалел о своей измене, потому что Алика, это случка, а дочь – на всю жизнь и на всё сердце.

Но он ничего не понял! Он пришёл устанавливать правила игры! Не посоветовался со мной, не договорился, как это сделать мягче. Просто вошёл и вывалил на Вероничку эту «чудесную» новость. Вот он я, твой отец. И она не понимает, что это за зверь. Да и он не верит, что Ника его дочь. Абзац!

– Маёзинаикаюсень! – повторила Вероника теперь уже нетерпеливо.

– И что это значит? – поинтересовался Егор.

– Вероника просит купить ей мороженое и отвести в парк кататься на карусели. – Я сложила руки на груди и невинным голосом спросила, – ну что? Поведёшь?

– Никуда и никого я не поведу! – отрезал Егор.

Вероничка отстранилась от Морозова. Погладила его своей крохотной ручкой и жалостливо пропела, – бе-е-е-едьненький. Пеньсии неть?

И я начала смеяться, как конь. То ли напряжение дня разом выплеснулось, то ли и правда ситуация была смешной. Егор тоже этого не понимал и сердился. Он аккуратно высвободился из Вероничкиных объятий и выпрямился в полный рост.

– При чём тут пенсия? Чего она хочет?

С трудом мне удалось прекратить смеяться.

– Тут всё просто. Мы как-то были на детской площадке. К Вероничке всё время подбегал мальчик и хвастался. То у него машинка, то ведёрко, то совочек синенький и формочки большие. Вероничке это всё неинтересно было, она дальше камешки по форме подбирала. А потом мальчик прибежал и сказал, что они пойдут с папой в парк на карусели. А вот это Вероничке очень нравится.

– Маёзинаикаюсень! – подтвердила дочка.

– Да-да. Я как раз в магазин убежала. Вероничка тут же попросила пойти в парк с каруселями и мороженым. Мама ответила, что туда только с папами ходят. Ника уточнила, почему нельзя отправиться в это чудесное место с бабушкой. Та и ответила, что пенсии нет. – Теперь у меня перекашивало улыбкой лицо из-за глупого выражения лица Егора. Захотелось его посильнее уесть, и я добавила, – вот она теперь тебя жалеет. Нет пенсии – нет денюшек, нет каруселей и мороженого.

– Бе-е-е-едьненький! – протянула Вероничка в подтверждение моих слов.

У Егора сжались в нитку губы. Он шумно выдохнул и постарался унять гнев.

– Давайте без лирики. Спускайтесь вниз, будем устанавливать правила игры.

Едва сдерживая ярость, Морозов спустился в гостиную. Мы с Вероничкой привели себя в порядок. Не торопились. Давали Егору прийти в себя, успокоиться. Ну и злили его своим мелким неповиновением, если честно. Но бесконечно в спальне прятаться не получилось бы, поэтому спустились на первый этаж.

Гостиную было не узнать! Среди стекла и хрома появился детский замок принцессы, коврик за небольшим заборчиком. На нём множество огромных мягких игрушек. Столик с куклами, наборами парикмахера и косметическими палетками. Я чуть не рассмеялась этой глупой попытке понравиться своему ребёнку. Чужому ребёнку.

Ничего не скажешь, логика тут была железная. Вводные данные: девочка, возраст 3 года, волосы длинные. Получите и распишитесь. Да только это не просто девочка, а Вероничка! Дочка этого сумасшедшего нанотехнологического гения! Ей все эти замки и куклы совершенно неинтересны!

Словно услышав мои мысли, Вероника спокойно прошла мимо всех этих девичьих игрушек. Она забралась с ногами на кресло и потянулась к документам со схемами на столе.

– Ничего не трогай! – окрикнул Вероничку Егор, выходящий из столовой с графином воды и стаканами.

Дочка спрыгнула из кресла и спряталась за меня.

– Разве тут мало игрушек? Почему она не играет с ними? – набросился на меня Морозов.

– Потому что они ей неинтересны.

– Но они хорошие! Лучшие в рейтинге для трёхлетних девочек!

Мне было его не жалко. Хотелось ударить побольнее за все эти годы безразличия к собственному ребёнку. За желание общаться с ней только из-за сделки с арабами.

– Егор, тебе надо понять, что Вероника не просто девочка трёх лет. Она личность со своими потребностями и интересами. Их надо понимать и учитывать, если ты собираешься знакомить нас с партнёрами.

– Можно подумать, ты это понимаешь.

– Конечно понимаю!

– Вот и займи свою дочь!

Я выпрямилась и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Нашу дочь. Эта оговорка может стоить тебе контракта. Тебе порекомендовали сказать Вероничке, что ты её отец? Будь последовательным. Вживайся в образ качественно.

Егор едва сдерживал гнев.

– Даша, займи Веронику так, чтобы мы могли обсудить детали нашего совместного проживания. Чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Разумеется, если ты в силах это сделать.

– Я в силах, Егор. Только, пожалуйста, не комментируй происходящее.

Взяв Вероничку за руку, я двинулась к домику принцессы. Оглядела его придирчиво. Он был большим и тяжёлым. Для забав дочери совершенно не подходил. Двинулась мимо столика с девичьей ерундой, которую Вероника на дух не выносила. Мягкие игрушки на ковре за забором тоже не подходили. Она не любила просто котиков и мишек.

Я почти отчаялась найти что-то подходящее. Проходила вдоль заборчика и думала, что тут можно использовать. И придумала!