Чурило Пленкович поверг себя на землю и ответствовал, восставши: «В устах моего государя я всякое слово чту глаголом бессмертных, но сомневаюсь я, чтоб силы мои достаточны были исполнить надежду о мне твоего величества. Однако если и погибну я, но умру с усердием, желая исполнить повеление твое».

Великий князь, предваренный от вельмож о силе сего юноши, имел несомненную надежду, что он совершит предсказание пустынника, ободрял его и отпустил на подвиг. Чурило исшел на змия, не взяв предлагаемого оружия. «Я не привык употреблять сего, – говорил он вельможам, предлагающим ему доспехи, – если б оные и действовали на крепость чешуи змиевой. Я возьму оружие, мне свойственное». Сказав сие, вышел на двор княжий и сорвал росшее на оном кленовое толстое дерево с корня. Очищая ветви рукою, продолжал он к предстоящим и удивленным вельможам: «Князь повелел мне выбрать оружие, я беру сие со дворца его». После чего, положа дерево на плечи, как бы легкую палку, отдал поклон и шествовал из града к горам Заднепровским.

Он приближается к пещере, где обитает чудовище^[20], призывает богов на помощь и кричит для возбуждения змия. Сей, послышав человека, с престрашным свистом стремится из норы и нападает на ожидающего его Чурилу. Неустрашимый юноша явил в час тот, чего имела в нем ожидать Россия. Он, наждав в размере, поражает змия в самую голову своею дубиною, или, лучше сказать, великим деревом толь сильно, что раздробляет оную в мелкие части и повторенными ударами повергает чудовище разможденно во всех костях. Возвращается торжествующе и приемлет великую милость от Владимира, который объявил оного богатырем своим. Сей был первый опыт силы и неустрашимости Чурилы Пленковича. Он жил два года при дворе великого князя в праздности, ибо время было оное мирное, и в сии годы он вырос едва ли не с Тугарина.

Он почитал отменно сильного, могучего богатыря Добрыню Никитича, за что был любим от оного и наставляем в науке ратной. Сей подарил ему коня Агриканова и учинил его чрез то способным к странствованиям, к чему имел он нестерпимое желание, но не мог никак удовлетворить себе, понеже не было ни одного коня в стадах княжеских, который бы удержал хотя наложенную его руку. Один только Агриканов конь мог переносить его на себе чрез заборы. После чего Чурило просил дозволения у своего государя посмотреть света и испытать, как говорил он, руки своей над богатырями чуждыми; получа же дозволение, выступил в путь.

Вряжская земля не удовлетворила его желаниям. Он не встречался в ней ни с одним богатырем, который бы осмелился стать противу его. Леса Поруские (Прусские) проехал он уже до половины без всякой остановки, но прохладное утро пригласило его взять отдохновение при истоках реки Пригоры^[21]. Плачевный голос женщины обратил его внимание; и усмотрел он в стороне пред великим огнем стоящую девицу, а колебание тихого ветра приносило к нему следующее оной восклицание: «Священный огнь! Потерпишь ли ты, чтоб чистота моя, тебе посвященная, погибла от насилия и чтоб родители мои, принуждаемы немилосердыми богатырями, должны были предать меня в объятия ненавистному Кривиду?» Сказав сие, проливала она горькие слезы.

Чурило Пленкович, строгий наблюдатель заповедей богатырских, помня наставления учителя своего Добрыни, возрадовался случаю защитить гонимую девицу, ибо знал, что нежный пол первое имеет право на покровительство богатырское. Он подшел к огню и просил с вежливостью девицу рассказать подробности, от каких богатырей терпит она гонение и что за человек Кривид, к которому имеет она омерзение, дабы мог он, уведав, защитить ее и наказать притеснителей.

Девица, ужаснувшаяся нечаянному пришествию богатыря роста необычайного, впала в трепет, но ласковые и исполняющие ее надеждою слова ободрили оную начать сие: «Кто бы ты ни был, великодушный богатырь, довольно, если приемлешь участие в моей напасти. Я дочь Ваидевута, мужа почтеннейшего в стране сей, имя мне Прелепа, я сестра двенадцати братьев. Семи лет еще посвящена я родителем моим Ишамбрату, божеству, поклоняемому порусами в бессмертном огне, горящем пред сим дубом, на коем, по уверению предков наших, обитает сам Ишамбрат. Всякое утро долженствую я воспалять огнь на сем месте и жертвовать повержением во оный семи волосов из косы моей, с горстью янтаря, извергаемого на брега нашим морем. Воля родительская может только извести меня от сего богослужения. Впрочем, я должна окончать дни мои жрицею в целомудрии. В селах сих обитает мудрец Кривид. Он имеет жилище свое в подземной пропасти, где трудится в изобретении таинств, производящих чудеса, как то и достиг он до составления воды, подающей пьющему оную невообразимую силу. Кривид, выходя на поверхность для собирания трав, увидел меня и в то мгновение ко мне воспылал жестокою любовью. Он открыл мне свои чувствования и обещал учинить меня общницею своих таинств, если соглашусь я учиниться его супругою. Должно описать вам, с каковыми прелестьми предстал мне сей любовник. Голова с кулак, украшенная только одним глазом, выглядывала из плеч, быв во оные почти вся вдавлена. Рыжая, по земле волочащаяся борода закрывала передний его горб, но тем явственнее казался таковой же остроконечный горб сзади. Ноги в четверть аршина и покрытые сивою шерстью руки довершали его пригожество. По чему, ежели бы я и не посвящена была божеству, удобно вам узнать ответ мой на его предложения. Но Кривид, претерпи язвительные мои насмешки, не пропускал, однако, являться ко мне всякое утро и осыпать меня нежными словами. Я вышла наконец из терпения и клялась ему выжечь последний глаз головнею из священного огня. Кривид рассердился и клялся мне, что я принуждена буду противу воли выйти за него замуж, что он принудит отца моего сложить с меня чин жрицы и предать в его объятья. Он действительно произвел то в действие, ибо, не имея сам возможности употреблять силу воды своей на поверхности земли, привлек за сей дар трех юношей вспомоществовать себе. Племянники его Дубыня, Горыня и Усыня получили по стакану сильной воды с клятвенным обещанием принудить родителя моего склониться на его желание. Подумайте о невоображаемом действии воды оной! Сии три юноши, не получа от Кривида в дар крепости, которою снабжает оная богатырей на удивление свету, восчувствовали в мышцах своих толь невообразимую силу, что Дубыня мог вырывать дубы из корня, Горыня ворочать горы, а Усыня выросшими своими превеликими усами обвивать претяжкие камни и бросать оные как бы из пращи на дальнее расстояние. Испытав свою силу, пришли они к родителю моему сватать меня за своего дядю. Презрительный отказ стоил ему дорого, ибо они разорили все жилище его, которое Усыня, захватя одним усом, бросил в море. Шестеро из братьев моих, нападших с оружием на Дубыню, учинены калеками. Сей отбил им прочь ноги, повергнув под оные претолстое дерево, вырванное с корнем. Прочие шесть братьев моих посажены Горынею в пропасть Кривидову, где в одном ущелье завалены отломком каменной горы. Родителю моему грозил сей посаждением под приподнятую гору, если не снимет он с меня звания жрицы и не вручит объятиям Кривида. Можно ли не устрашиться очевидной смерти! Родитель мой снял с меня обет и дал благословение на брак ненавистный. Он отведен был в пропасть гнусного нареченного своего зятя, и ныне достанусь я вечно мерзкому уроду! Я трепещу, ожидая сих мучителей моих, ибо оные три богатыря не должны были взять меня прежде тридевяти остальных моих жертвоприношений. Но сие последнее утро, и час гибели моей приближился».

«Пусть придут богатыри твои, – говорил Чурило девице. – Посмотрим, могут ли оные учинить притеснение тебе, покровительствуемой богами русскими, коим клялся богатырь Владимиров не выдавать в обиду терпящих насилие». Прелепа не слыхала о богах русских и не знала про Владимира, однако верила, что она будет избавлена. Отчаянный приемлет все, надежду ему обещающее. Она отдалась его защищению.

Ободряющий ее богатырь рассказал ей для разогнания скуки, во ожидании сражения, о славной земле Русской, о добродетелях оной князя, о богатыре его Добрыне и прочем. Не забыл также объявить о убиении змия, но древний повествователь сей истории божился, что Чурило говорил о том не для хвастовства, а для уверения Прелепы, что есть надежда ему не бояться богатырей, кои не убивали еще змиев. «Ай-ай! – закричала она, увидя своих гонителей. – Вот они!» – и спряталась за Чурилу.

«Что ты за смельчак, дерзающий являться в сих местах? И где девица, расклавшая сей огнь?» – спросил его Дубыня. Богатырь ответствовал ему на сие только ударом плети через лоб. Но сего довольно было пресечь разговор, ибо Дубыня от оного растянулся безгласен пред ногами своих братьев. «О, так ты еще и драться вздумал!» – сказал Усыня в превеликом гневе и кивал уже усами, чтобы захватить оными богатыря и бросить чрез долы, горы и леса. Но Чурило, коему недосужно было долго медлить, схватил его за ус и треснул о землю толь исправно, что кроме уса не осталось и знака, бывал ли когда Усыня. Между тем горящий досадою и мщением Горыня поднимал на плечо близстоящий каменный утес, чтоб оный бросить в Чурилу и дать ему карачун^[22]. Но как в поднимании сем он принагнулся, то тем открыл богатырю способность толкнуть себя в зад ногою. Сей последний окончавший побоище удар был толь силен, что Горыня, раздробленный и с каменным утесом, улетел из глаз. Победа совершилась. Обрадованная девица упала на колени пред своим защитником, и думаю, что готова была забыть вечно священный огнь Ишамбратов и ту пропасть, где заключены были родитель ее и братья, чтоб следовать за толь сильным покровителем, ибо храбрость великое имеет предубеждение на сердце нежного пола. Но Чурило не был слаб оковам любви и помышлял только о освобождении заключенных ее родственников и о истреблении мудреца, изобретающего толь опасные чрезъестественные воды. Он предлагал девице вести себя к жилищу Кривида. Она не знала, где оное. Следовало посмотреть, жив ли Дубыня. Сей мог бы его уведомить; однако надлежало было полегче оного ударить, понеже нашли, что плеть рассекла ему голову надвое. Богатырь жалел о том и пошел с Прелепою искать пропасти.

Долго ходили они по лесам. Прелепа утомилась, и надлежало посадить оную на коня, что и предложил вежливый богатырь; но девица, обыкшая покоиться на мягких перинах, не могла сносить хода коня Агриканова, и следовало заночевать в лесу для отдохновения. Уверяют, что по наступлении ночной темноты первое Прелепино слово было в заклинаньях к богатырю сохранить почтение к ее полу. Я похваляю осторожность сию, ибо без такого припоминания Чурило, может быть, не догадался, что должно ему наблюдать, опочивая с красавицею в глубоком лесу. Я умолчу до другой повести о следствиях учтивости Чурилы Пленковича и продолжаю сию.

Солнце взошло уже, и Прелепа с досадою должна была следовать за богатырем, разбудившим ее и начавшим новые поиски жилища Кривидова. Малая стежка довела их к оной пропасти, заросшей тернием и весьма глубокой. Богатырь готов был спуститься в оную и на сей конец привязывал к дереву ус убитого им Усыни, который он удержал на память. Прелепа уговаривала его оставить предприятие, толь опасное, но сие было лишь подстрекнуть отважность Чурилину. Он спустился в яму.