– И второе. – Атер на секунду засомневался, но все же сказал: – Уходите из моего дома как можно скорее. Не просите Эвона идти вместе с вами. Это не его путь, а ваш. Он не должен рисковать жизнью и лезть в дела святых.

Юри начинал злить этот разговор. Атер не хотел слышать ее и настаивал на своем, но Юри была не из тех, кто соглашается с несправедливостью.

– Это его выбор, а не твой. Перестань решать за брата. Если он захочет уйти с нами, то я не буду его отговаривать.

Атер вздохнул и отодвинулся от Юри. Вновь аккуратно разложил приборы.

– Я переживаю за Эвона и хочу, чтобы он остался дома. И я сделаю все для того, чтобы так и случилось. Если ты и твой ниджай помешают мне, то я…

– Я поняла, – перебила его Юри, не желая слушать этот бред про заботу и любовь. – Ты хочешь контролировать Эвона, а не защищать. А нас гонишь, так как считаешь, что Эвон не пойдет за нами в одиночку. Он так и не узнает нашего плана, не поймет, куда мы направились дальше и как хотим спасти мир. Тогда он останется здесь. – Юри скрестила руки на груди. – Интересно… Что скажет Эвон, когда поймет, что его брат выгоняет гостей из дома?

– Пока что я позволяю Эвону помогать твоему другу. Ниджай слаб, и без моих лекарей нескоро придет в себя. Мои аха каждую ночь ходят в горы за бутонами цветов, а после весь день вместо тренировок сидят с тобой, пока ты испытываешь на них свой новый дар. Эвон тратит лекарственные запасы Аскара на мази и настойки для твоих ран. – Он кивнул на порезанные предплечья Юри, и та быстро натянула рукава, чтобы прикрыть запястья. – И для ран твоего ниджая, которому он каждую ночь переливает свою кровь. Не это ли люди называют гостеприимством?

Атер встал из-за стола, громко отодвинув лавку. В тот же момент из кухни выбежал мальчишка с чаном ароматной каши.

– Мне кажется, вы задержались, Юриэль. Если уйдете в ближайшие дни, я дам вам с ниджаем десяток своих аха и помогу покинуть Рокрэйн. Но если задержитесь, то наше прощание тебе не понравится.

Атер направился в Мысленный зал, и Маста, заглянув в столовую, крикнула ему вслед что-то на рокрэйнском.

– Я не голоден. Накрывай стол для наших гостей, – ответил он так, чтобы Юри поняла его.

Мальчик, расстроившись, что король ушел, поставил тяжелый чан на стол и, дождавшись команды Масты, побежал будить Далию с Эвоном. Кажется, завтрак будет лишь для них двоих, ведь у Юри тоже пропал аппетит.

Глава 3. Эвон

Небольшая комнатка пропиталась металлическим запахом смерти и ароматом лечебных настоек, которыми врачеватели протирали больного Соно. Вокруг кровати, после очередной бессонной ночи, были разбросаны перепачканные кровью тряпки. На столе лежали свитки и стояли ступки, в которых лекарь замешивал мазь для заживления ран. Эвон готовил ее каждый день.

– Я вылечу тебя, ниджай. – Эвон в очередной раз покрывал щедрым слоем мази глубокий порез на теле друга. – Ты сильный воин. У тебя получится выжить.

Соно бредил. Бессвязно бормотал, скулил, как маленький щенок, и дергался от судорог, сводящих мышцы. Иногда, приходя в себя, он ненадолго открывал глаза, и врачеватели, пользуясь моментом, поили его лечебными настойками. Соно пугался, когда два старика обхватывали его голову и открывали ему рот, чтобы напоить, но из-за нехватки сил не сопротивлялся. Его покрасневшие от слез глаза бегали по лицам незнакомцев, а ослабевшие руки сминали пропитавшуюся потом простынь. Соно хотел защитить себя, но не мог. Эвон видел, как быстро вздымалась его грудь, а тревога и страх окутывали дрожащее тело. Но когда Эвон подходил к постели, Соно успокаивался.

– Я тут, Соно, – говорил Эвон, и тот разжимал кулаки. – Не бойся. Я тут.

Ниджай пытался что-то сказать, но врачеватели продолжали вливать в него лекарства.

– С Юри все хорошо. Я приглядываю за ней. – Эвон понимал его без слов.

Соно улыбался в ответ и вновь засыпал. А спустя пару часов все повторялось вновь.

Врачеватели Аскара – два старика-близнеца с длинными седыми бородами – помогали исцелить Соно. Тонкой заостренной рыбьей костью они прокалывали кожу на сгибе локтя Эвона и набирали кровь в рыбный пузырь. У врачевателей было несколько секунд, чтобы перелить ее Соно через более толстую полую кость. Делали они это днем и ночью, не жалея времени и сил. Иногда пузыри лопались в руках, пару раз заканчивались кости, и, пока старики обрабатывали новые инструменты, Эвон, уже побелевший и обессиленный, засыпал на скамейке рядом с Соно.

– Брат, – разбудил Эвона как-то ночью Атер.

Холодными пальцами он коснулся лба и, смахнув с него белоснежные пряди, помог подняться.

– Идем, я отведу тебя в покои. – Атер попытался ухватить Эвона под руку, но тот улегся обратно.

– Мне надо быть рядом с Соно. Он может проснуться в любую минуту.

– Идем, Эвон, – тянул его Атер. – Говорю же, идем! Если сейчас встанешь, то попрошу Масту утром сделать твой любимый десерт.

Эвон вновь почувствовал себя маленьким несносным пронырой, которого все время ловил старший брат и, заманивая в комнату засахаренной смородиной, укладывал спать.

– Словно в детство вернулся, – улыбаясь, прошептал Эвон.

Услышав это, Атер хмыкнул, кажется тоже предавшись приятным воспоминаниям.

– Я пригляжу за твоим другом. – Ему все-таки удалось поднять Эвона со скамейки. – А ты иди отдыхать.

– Можно, я посплю у тебя?

– Тебе всегда моя комната нравилась больше. – Атер закинул руку Эвона себе на плечи, будто тот не мог идти без его помощи. – Жаль, что твою мы испортили рисунками елок на стенах.

– А я люблю эти ели. – Эвон поддался брату и обессиленно повис на нем.

Засыпая на ходу, он все-таки смог дойти до комнаты Атера. Внутри было жарко, но сил раздеться не хватило. И, упав на твердую кровать, Эвон провалился в сон, сквозь который услышал последние слова брата:

– Ты дома, Эвон. Больше никто не причинит тебе вреда. Никто и никогда. Я обещаю.

Эвон проснулся утром от скрипа пола, выдавшего тихие шаги Юри, и от звука ее голоса, доносящегося из большого зала. Она что-то обсуждала с Атером, но что именно, Эвон так и не услышал. Сладко потянувшись на кровати, он оглядел комнату: идеальный порядок и чистый воздух, в котором даже в свете солнечных лучей не летали пылинки. Вещи Эвона аккуратной стопкой лежали на сундуке, а ботинки стояли ровно на краю идеального квадрата небольшого ковра из медвежьего меха.

«Атер не изменился, – подумал Эвон. – Как был чистюлей, так и остался».

В детстве старший брат всегда убирался в комнате Эвона. Ровнял ему покрывало на кровати, взбивал подушку, вытягивая на ней ровные углы. Складывал вещи в сундук, чистил обувь. А еще заставлял умываться по утрам и, когда Эвон сопротивлялся этому, заманивал его к ведру с холодной водой сладкими печеньями. Пока Эвон жевал их, Атер набирал в ладони воду и сам умывал его. Причесывал непослушные волосы, поправлял воротник, отряхивал соринки со штанов и следил за тем, чтобы все было идеально. Эвон вырос его полной противоположностью. Ему нравился беспорядок – в нем Эвону всегда виделось что-то живое, настоящее. Уютное и домашнее. И даже сейчас он с теплотой вспоминал о Схиале и комнатке на втором этаже борделя. О пыли, мерцающей в воздухе, о дыме от самокруток и разбросанных повсюду вещах. О вышитом пестрыми узорами ковре и палящем по утрам солнце. Все нутро Эвона тянулось туда, и от воспоминаний по спине пробежали мурашки. Или, быть может, от холодного воздуха в комнате брата.

Эвон накрылся одеялом, надеясь ощутить знакомый запах детства, но выстиранная ткань пахла лишь еловым мылом.

– Младший сын Севера, завтрак подан! – мальчик с кухни быстро постучал в дверь.

Эвон ничего не ответил, и тот повторил:

– Младший сын Севера, завтрак подан!

– Да! Спасибо, я уже иду.

Мальчик на всякий случай еще раз звонко постучал и, убежав к другой комнате, позвал Далию плохо выученной фразой:

– Принцеш Эверока, завштрак подачть! – сказал он на эверчанском языке с сильным акцентом и, немного постояв, быстро убежал обратно.

Эвон нехотя встал с кровати. Рану на сгибе локтя защипало, стоило лишь снять бинт с просочившимися сквозь него пятнами крови. Сукровица, успевшая за ночь подсохнуть, оторвалась от места прокола. Эвон зашипел и, услышав шаги принцессы, быстро натянул на себя одежду.

– Дэл! – Он выскочил из комнаты, застегивая на ходу рубашку. – Стой, нам надо поговорить.

Но Далия, высоко задрав нос, прошла мимо него.

– Ты долго будешь бегать от меня? – крикнул ей вслед Эвон.

Далия промолчала. Она подошла к столу, за которым сидела Юри, и, взяв тарелку с кашей, обиженно ушла обратно в комнату.

– Дэл…

Она обошла Эвона и, оставив за собой ароматный шлейф овсянки на молоке, громко захлопнула дверь.

– Святые! – Эвон тоже хлопнул дверью и направился к длинному столу.

– Вижу, утро сегодня у всех доброе, – пробубнила Юри в кружку и отхлебнула горячего чая с шишками и мятой.

Главная кухарка, увидев Эвона, заулыбалась и расслабила нахмуренные до этого брови. Ее лицо теперь сияло от счастья. Она взяла тарелку и до краев наполнила ее кашей. Эвон любил стряпню Масты, и она знала об этом. Когда он был мальчишкой, кухарка тайно по вечерам передавала его маме рыбные пирожки для младшего сына. Она прятала Эвона в шкафах от разъяренного отца и ухаживала за Хрисой, когда тот избивал ее. Она заботилась о маленьком Эвоне, когда он оставался один, учила его печь хлеб, выбирать травы и съедобные ягоды, из которых потом готовила еду на стол. Эвон скучал по ней и ее доброму, пусть и постаревшему с годами лицу.

– Больше не уходите от нас, младший сын! – сказала Маста на рэкенском языке. – Мы все ждали вашего возвращения. И больше никуда вас не отпустим. – Она улыбнулась, подлив ему горячего чаю.

Маленький мальчик стоял за Юри и смотрел ей в затылок. Он все хотел ей что-то сказать, но никак не решался. Эвон не стал смущать его и спросил:

– Как тебя зовут?

– Это Бэйн. Подкидыш. Его нашли еще младенцем, у конюшни, завернутым в шубу. Орал так, что весь дом на уши поднял, – ответила вместо мальчика Маста.

– Я Эвон, это Юриэль, – указал на подругу Эвон, и та наконец развернулась к мальчику.

Бэйн быстро поклонился и, постеснявшись взгляда Юри, убежал на кухню.

– Он молчаливый и трусливый. Что скажут, то и сделает. – Маста накрыла большой чан с кашей крышкой. – А так на кухне помогает, и на том спасибо. Но проныра тот еще. Прямо как вы в детстве.

И напоследок пожелав приятного аппетита Эвону, она вышла, оставив гостей одних.

Юри погрузилась в свои мысли, молча ковыряя кашу.

– Как спалось, мышонок?

– Хорошо, – быстро ответила она, так и не посмотрев на Эвона.

– Как раны?

– Заживают.

Эвон нахмурился, скрестив руки на груди. Юри что-то недоговаривала, и ему это не нравилось.

– Помнишь, ты мне сказала, что между нами больше не должно быть секретов?

– Помню.

– Тогда рассказывай: какие мысли тебя мучают?

Юри подняла на него глаза. Она наклонила голову и, окинув взором лицо Эвона, пробежалась взглядом по стенам Длинного дома. Прислушалась к суетливому шуму из кухни. Остановилась на двери, за которой лежал Соно, и в итоге, бросив злобный взгляд на Мысленный зал, произнесла:

– Я понимаю, что о многом прошу, но нам нужно вылечить Соно поскорее. Мы должны уйти.

Эвон только поднес ложку с горячей кашей ко рту, как сразу опустил ее.

– Почему? Куда? А как же Юстин? Пророчество?

– Мы разберемся с этим. Но позже. Сейчас нам с Соно надо покинуть твой дом.

– Вам с Соно? То есть без меня? – Эвон отодвинул тарелку и положил руки на стол. – Так… я не…

– Ты дома, Эвон. Тебе не нужно уходить. – Юри неожиданно улыбнулась. – Правда. – Она потянулась к нему, накрыв ладонями его руки. – Твое место здесь.

Эвон, опустив плечи, поник. Он не понимал, почему Юри так говорит. Не понимал, почему должен остаться и бросить друзей.

– Нет, – коротко ответил он.