– Сценарий, – торжествующе улыбнулась девушка. – Репетиция в субботу в десять утра. Учи сценарий и не опаздывай, – Нина впихнула записи мне в руки и решительно зашагала в сторону лестницы.

– И, кстати, ты не Нептун, – оглянувшись на прощанье, уточнила начинающая сценаристка.

– А кто? – я послушно изобразил заинтересованность.

– Ты – черт, – припечатала комсорг. – Одна из главных ролей. Так что учи сценарий! Чтобы от зубов отскакивало! До свидания, Лесаков. В субботу в десять жду в комнате отдыха! – Нина скрылась за поворотом, и последние слова донеслись уже с лестничной площадки.

– Приплыли, – глядя на тетрадку, как на дохлую мышь, буркнул я. – Где я, а где театр? Ну, студент, ну, погоди у меня! – вздохнул я, понимая, что отвертеться от участия в празднике вряд ли получится. – Да какой из меня черт, я же блондин! – неожиданно сообразил я и ужаснулся. – Надеюсь, девчонки не собираются меня перекрашивать?!

Ладно, буду решать проблемы по мере их поступления. Мало ли что до субботы произойдет. Может, меня вообще того, этого… В смысле, вернут обратно в двадцать второй год. «Угу, где ты благополучно сдохнешь от инфаркта на берегу родного отряда!» – тут же подсказал внутренний голос.

Я передернул плечами, прогоняя неприятные воспоминания. Что-то не хочется мне обратно, особенно если вариант возвращения ведет на тот свет. Удивительно, несмотря на всю катавасия, что здесь творится, я успел как-то незаметно для самого себя привыкнуть к новому телу, к молодой, здоровой и веселой жизни. Опять же девушка появилась вроде как… И не одна (внутри обожгло внезапным жаром, когда я вспомнил другую Нину и единственную горячую встречу с ней). Опять продинамил, вот я… чудак.

Невестка Пруткова отчего-то застряла в моей голове надолго. Я вымыл помидоры, почистил и нашинковал лук, подготовил сковородку и яйца, а перед глазами стояли жгучие Нинины глаза, фигура в пляжном платье и чарующий голос, которым она спрашивала одно и тоже последние десять минут: «Хочешь?»

Хочу, черт побери! Очень хочу! И повторения, и прочего-разного! И понять, почему ты, дорогая милая Ниночка, ничего не делаешь для поисков пропавшего свекра? Как минимум, пропади у меня тесть, я бы пошел по знакомым и сотрудникам с расспросами.

Обжаривая овощи на сковородке, прикидывал и так, и эдак, по всему выходило – не понимаю я чего-то во всей этой истории. Не все пазлы у меня на руках, оттого картинка и не сходится.

Помешивая лук, освобождал помидоры от кожицы и поглядывал на записку, которую притулил возле себя на колченогом столе. «ПРИХОДИ СЕГОДНЯ К ВОДОНАПОРНОЙ БАШНЕ В 9 ВЕЧЕРА. ОДИН. ПРИНЕСЕШЬ, ЧТО НАШЕЛ, УЗНАЕШЬ ТАЙНУ». Одно ясно: убивать меня вроде не собираются. Слишком много любопытных глаз вокруг. Тогда что?

Потребуют отдать карту, которую я нашел у архивариуса и надежно спрятал в моей комнате? В обмен на что? В голову ни черта не приходило, кроме фантастических идей. Отдам схему – получу денег? Правду? Ничего?

Разбивая яйца в булькающую помидорно-луковую массу, я вдруг припомнил странное поведение тети Гриппы. Что она там сказала? Не порть девочку? Я еще подумал, что она про Лену Блохинцеву, и что девчонка каким-то невероятным образом оказалась в общаге быстрее меня.

Задумчиво посолив шакшуку, я застыл над плитой, ожидая, когда белки схватятся и блюдо будет готово. Что конкретно сказала Агриппина в холле? Я задумался, вспоминая. В конце была угроза оторвать мне все, что отрывается это я помню. Завуалированная, конечно, но смысл и без перевода понятен.

Так, вот я захожу в прохладный сумрак общежитского вестибюля, ставлю велосипед и собираюсь подниматься к себе в комнату. В этот момент вахтерша меня окликает и неторопливо начинает выбираться из-за своей рабочей конторки.

Перед глазами одна за другой рисовались картинки. А дальше… я задумался и выпал из реальности, едва не упустив момент, когда нужно снимать сковородку.

– Черт! – выругался, отдергивая пальцы от ручки. Оглянулся в поисках прихватки, увидел чье-то полотенце, схватил и убрал посудину с огня. – Успел! – похвалил сам себя вслух.

Так, в общаге вроде почти никого, поем-ка я, пожалуй, прямо тут, на кухне. Тащиться в комнату со всеми причиндалами не хотелось, да и бардак в ней никто так до сих пор не убрал. Значит, решено, ставлю чайник и остаюсь здесь.

Плюхнув на стол не убиваемую советскую подставку по горячее, я поставил на нее сковороду уже практически захлёбываясь слюной. И только тут понял: у меня нет хлеба. Да твою ж дивизию! Хлеб – самое важное в процессе поедания яичницу! В том числе и шакшуки! Макать корочку или мякиш в жидкий желток, а затем собирать со сковороды самое вкусное – оставшиеся крошки, чтобы аж до блеска. Эх…

Я поколебался, выглянул в коридор и прислушался. Оставлять яишню на столе, чтобы отправиться на поиске четвертинки хлеба – такая себе идея. Когда вернусь, сковорода вместе с содержимым испариться в неизвестном направление. «Придется лопать без хлебушка», – огорченно подумал я.

Тут забулькал чайник, оповещая о том, что нагрелся, я поднялся выключить конфорку и увидел хлебницу. Я потушил плиту и открыл ящик, скрестив пальцы на удачу, клятвенно обещая вселенной вернуть свеженькую булку на место, если сейчас обнаружу хотя бы кусок черствого батона.

Довольный вернулся за стол, и с чистой совестью обмакнув кусок чьего-то вчерашнего хлеба в первое из трех яиц, приступил к позднему обеду или раннему полднику. Гречка с сосиской, которыми я позавтракал (или пообедал) в гостях у семейства Блохинцевых, куда-то испарились вместе с чувством насыщения. Оно и понятно, после приключений подземелье, поездке на велосипеде через весь город и потом еще в общежитие, еда сгорела как в мартене в молодом растущем организме.

Уплетая шакшуку, снова и снова, и снова возвращался к короткому разговору с теткой Гриппой. Что-то меня в нем смущало, но я никак не мог уловить конкретику. Ну, записка, ну побурчала тетка на меня из-за девушки. Хотя никак не могу понять, какое ей дело до моих отношений с Леной, это-во-вторых.

А во-первых, где она меня с ней видела, и что ей не понравилось в моем поведении, чтобы вот так взять и наехать на малознакомого парня за просто так? Может, она ей какая-то родственница? Но этот факт, думаю, Лена бы упомянула. Она же приходила ко мне в общагу и видела вахтершу. Тогда что?

Кусок шакшуки, который я так и не донес до рта, плюхнулся обратно в сковородку, когда до меня дошло, чем именно зацепил утренний диалог с охранницей.

«С двумя-то крутить много ума не надо», – раздался в голове скрипучий голос Агриппины.

«С двумя-то крутить… Крутить с двумя… – завертелось в голове. С кем двумя-то?» – Закидывая в рот последнюю порцию яишни с помидорами, подумалось мне. В общежитие я ни с кем не приходил, из него под руку ни с одной девицей тоже не выходил. Ночевать у меня никто не оставался. Не Светика же вахтерша имела ввиду? Так и с ней в вестибюле мы за эти дни ни разу не светились. Кто вторая-то? Разве что у настоящего студентка была какая-то пассия. Молодой, видный парень, по любому встречался с кем-то.

«Вот же черт!» – осенило меня. Так записку, похоже, принесла девушка, потому баба Гриппа и взбеленилась. Лену-то Блохинцеву она видела, сама, небось, ко мне в больничку и отправляла. Да и кто не знает дочку известного на весь города профессора? По любому все знают.

Вот вахтерша и решила, видимо, раз какая-то чужая девчонка принесла записку, да еще и на свидание зовет, значит, Лесаков такой-сякой крутит на стороне. В том, что Агриппина прочла записку, я нисколько не сомневался. Раз не в заклеенном конверте, значит, можно и полюбопытствовать.

Так, и кто же эта прекрасная незнакомка? Как мне теперь это выяснить? Устроить допрос с пристрастием нашей хранительнице морали? Кроме внешности, что наша бабулька может мне рассказать о той, которая передала послание?

Черт, девчонка в роли приглашающей стороны – это не просто неожиданно, это… это, елы-палы, просто ни в какие вороты не влезает. Откуда она взялась? Кто такая? Как связана с подземельями? Одни вопросы и никаких ответов.

Стоп, а с чего ты решил, друг мой ситный Леха, что речь идет о твоих приключения под землей и связанных с ними происшествиях? Я отодвинул пустую сковородку, вытащил записку, разложил её на столе и еще раз внимательно перечитал. Потому еще раз, и так раз пять подряд, пытаясь сообразить, о чем еще может идти речь в бумажке.

«ПРИХОДИ СЕГОДНЯ К ВОДОНАПОРНОЙ БАШНЕ В 9 ВЕЧЕРА. ОДИН. ПРИНЕСЕШЬ, ЧТО НАШЕЛ, УЗНАЕШЬ ТАЙНУ».

А что я нашел-то? Кроме карты и архива Федора Васильевича в последние дни в руки ничего не попадало, может, ошибочка вышла? Кто-то решил, что я клад отыскал? Ну, или на меня стрелки перевели в неизвестных поисках. Кстати, может речь, про пляжную работу?

После последнего аврала с сиренами и трупами люди черти что по городу болтают, это даже к бабке ходить не надо, чтобы понять.

«А ведь я нашел, точно!» – вспыхнуло в голове.

Глава 2

Перед глазами всплыл изящный женский профиль, вырезанный из белой кости, незамысловатая оправа. Сердце дернулось в предвкушении? Неужто я подобрался к человеку, который свободно разгуливает по подземельям и знает их тайны хотя бы частично?

Осталось только выпросить у Лены брошку, причем таким образом, чтобы девчонка не увязалась за мной. Как это сделать – ума не приложу. Эх, надо было себе забрать под предлогом «не потеряю». Но, как говорится, поздно пить боржоми, когда почку вырезали.

Хорошее настроение испарилось, накатило раздражение. Я подорвался из-за стола, подхватил грязную посуду, отправился к раковине наводить порядки. Парадоксально, но факт: терпеть не могу мыть тарелки-ложки-плошки, тем не менее, процесс помогает сосредоточиться над сложной задачей и с последней вымытой тарелкой всегда приходит решение.

В этот раз способ не сработал, одна сковорода с вилкой слишком мало для мозгового штурма. Но зато вернулось нормальное настроение. Ладно, схожу вечером на разведку, погляжу, кто меня встретит, а там видно будет.

С этими мыслями я повесил на место сковородку, воткнул вилку в банку, вытер крошки со стола и покинул кухню с надеждой, что по пути в комнату не нарвусь на очередную активистку, которой я предыдущий когда-то что-то пообещал и не выполнил.

Мне повезло, по дороге я никого не встретил, никто не перехватил и не заметил. Общага вымерла. Только с верхнего этажа время от времени доносились сердитые возмущенные голоса, поминающие какую-то мать: пацаны делали ремонт. Надо хоть глянуть, когда моя очередь заступать на вахту.

Женька по-прежнему отсутствовал, я оглядел наш бардак, вздохнул и решил все-таки навести порядки. До девяти вечера уйма времени, а в процессе глядишь, и возникнут какие-нибудь нужные мысли.

Управился я часа за три, теперь сидел и медитировал на кучу грязной одежды, пытаясь сообразить, где ее постирать и потом высушить. Так ничего не придумав, сложил барахло в пакет и оставил возле кровати, чтобы не забыть про него и решить вопрос позже. Да и честно говоря, не стояло на стирку. Плескаться в тазике, как енот, такое себе удовольствие. Чистые трусы, носки, футболки еще имеются, значит, ПХД (парко-хозяйственный день) откладывается на выходные.

Разобравшись со стиркой, сгреб три пакета мусора и отправился выносить. На обратном пути решил пристать к бабе Гриппе с вопросами. Но вахтерша меня опередила.

– Ты куда это? – остановили меня вопросом на вахте.

Чуть прищурившись, хозяйка вестибюля окинула меня подозрительным взглядом, требовательно поинтересовалась:

– Куда идешь?

– Так мусор вынести, – удивился я вопросу, поднял руки и показал мешки.

– В пакетах? – уточнила дотошная тетка.

– Ну да, в пакетах, – я пытался понять, чего она от меня хочет, и никак не мог въехать. – А в чем еще?

– Ведра, что ли нет?

– Не нашел, – пожал я плечами, и дернулся на выход.

– А ну, стой, – приказала баба Гриппа и вышла из-за своей конторки. – А ну-ка, перелаживай вот сюда свой мусор. Что там у тебя?