Ланни уже в доме, и я слышу, как она набивает на панели шестизначный код. Внутренняя дверь хлопает еще до того, как раздается сигнал «всё в порядке», но Ланни никогда не ошибается, вводя код. Коннор иногда сбивается, потому что он невнимателен – постоянно думает о чем-то другом. Забавно, как за четыре года мои дети словно поменялись местами. Теперь у Коннора богатая внутренняя жизнь, он все время что-то читает, отгородившись от внешнего мира, а Ланни постоянно живет шипами наружу, нарываясь на неприятности.

– Сегодня на тебе стирка, – напоминаю я, входя в дом следом за Ланни, которая, конечно, уже демонстративно захлопывает за собой дверь своей комнаты. – И нам рано или поздно придется поговорить об этом. Ты это знаешь.

Мрачное молчание за дверью свидетельствует о несогласии. Ну и пусть. Я никогда не отступаю, если речь идет о важных вещах. И Ланни знает это лучше, чем кто бы то ни было.

Снова включаю сигнализацию, потом улучаю пару минут, чтобы разложить все свои вещи на места. Я люблю, чтобы все было в порядке, дабы в случае чего мне не пришлось тратить зря ни секунды. Иногда я выключаю свет и провожу что-то вроде учений. «В прихожей пожар. Каким путем вы будете спасаться? Где ваше оружие?» Я знаю, что это нездоровая одержимость. Но это чертовски практично.

Мысленно я повторяю, что буду делать, если кто-то вломится через дверь гаража. Схватить нож с подставки. Броситься вперед, чтобы перехватить его у дверей. Удар, удар, удар. Когда он упадет, подрезать ему сухожилия на лодыжках. Готово.

В таких моих мысленных «репетициях» за нами всегда приходит Мэл – он выглядит точно так же, как на суде, одетый в темно-серый костюм, который купил для него адвокат, с шелковым синим галстуком и носовым платком в кармане – под цвет его синих глаз. Он похож на обычного, хорошо одетого человека, и это идеальная маскировка.

Меня не было в зале во время судебных заседаний, но все сообщали, что он выглядел как совершенно невиновный человек. В то время я сидела в камере, ожидая собственного судебного разбирательства. Но фотограф поймал Мэла точно в нужный момент, когда тот повернулся и посмотрел на зрителей – на семьи жертв. Вид у него был точно такой же, но взгляд стал невыразительным и бездушным, и при виде этой фотографии у меня возникло зловещее ощущение, будто в этом человеческом теле обитает что-то холодное, чуждое и сейчас оно выглянуло наружу. Существо, которое почувствовало, что больше не нужно скрываться.

Когда я воображаю, как Мэл приходит за нами, именно это существо смотрит из его глаз.

Проделав мысленное упражнение, я иду удостовериться, что все двери заперты. У Коннора свой собственный шифр, и когда он возвращается домой, я прислушиваюсь к звукам, которые издают клавиши панели при наборе. Я сразу могу различить, если шифр набран неверно или если Коннор забыл его. Брелок-пульт, включающий общую сигнализацию и передающий сигнал тревоги в Нортонское полицейское управление, постоянно у меня в кармане. Мое самое первое действие в экстренных случаях.

Я сажусь за компьютер в комнате, которую превратила в свой кабинет. Это тесное помещение с узким шкафом, где хранится зимняя одежда и припасы. Основную часть комнаты занимает огромный, видавший виды стол с откидной крышкой, который я приобрела в комиссионном магазине в первый свой день в Нортоне. На ящике изнутри карандашом написан год изготовления – 1902. Этот стол тяжелее, чем моя машина, и кто-то некоторое время использовал его в качестве верстака, однако он настолько большой, что на нем с удобством размещаются компьютер, клавиатура, мышка и маленький принтер.

Я ввожу свой пароль и выполняю каждодневный запуск поискового алгоритма. Это относительно новый компьютер, купленный незадолго до переезда в Стиллхауз-Лейк, однако он оснащен всякими примочками, обеспечивающими информационную безопасность, – это работа хакера, именующего себя Авессаломом.

В дни, недели и месяцы после суда над Мэлом, пока я сама сидела в камере и подвергалась тому, что смело можно назвать узаконенными пытками, Авессалом был одним из огромной гавкающей стаи сетевых агрессоров, которые охотились за мной, разбирая мою жизнь по косточкам в поисках малейшего намека на вину.

Однако после того, как я была оправдана, разразился настоящий ураган.

Авессалом раскопал мельчайшие подробности моей жизни и выложил их в Сеть. Он создал армию «троллей» ^[7], неустанно атаковавшую меня, моих друзей, моих соседей. Он нашел даже самых моих дальних родственников и опубликовал их адреса. Он нашел двух двоюродных сестер Мэла и довел одну из них почти до самоубийства.

Однако он остановился, когда «тролли», которых он натравил на меня, вместо этого набросились на моих детей.

Я получила от него весьма примечательное сообщение – сразу после того, как началась эта зловещая кампания. Это было искреннее письмо, пришедшее по электронной почте, и в нем говорилось о собственных детских травмах Авессалома, о его боли и о том, что он преследовал меня, дабы изгнать своих собственных демонов. Поезд ненависти, который он отправил в дорогу, невозможно было остановить – этот крестовый поход уже обрел собственную жизнь. Но Авессалом хотел помочь мне и, более того, мог это сделать.

К тому времени мы бежали из Уичито, отчаявшиеся и не знающие, что делать, и, когда он предложил поддержку, это стало переломным моментом. Моментом, когда я вновь обрела контроль над своей жизнью – с помощью Авессалома.

Авессалом – не друг мне, мы не ведем пустую переписку, и я подозреваю, что на каком-то уровне он по-прежнему ненавидит меня. Но он помогает нам. Он делает фальшивые документы. Он находит для меня безопасные укрытия. Он делает все, что может, дабы обуздать постоянные сетевые домогательства. Когда я приобретаю новый компьютер, он восстанавливает на нем данные из хранилища в безопасном сетевом «облаке», так что у меня ничего не теряется. Он пишет специальные поисковые алгоритмы, которые позволяют мне отслеживать сообщения в «Сайко патрол» ^[8].

За эти услуги я, конечно же, плачу ему деньги. Не нужно быть приятелями – у нас чисто деловые отношения.

Пока идет поиск, я делаю себе чашку горячего чая с медом и отпиваю глоток, прикрыв глаза, чтобы собраться с силами для встречи с очередными испытаниями. Перед тем как это сделать, всегда проверяю, чтобы в пределах досягаемости было все необходимое. Заряженный пистолет. Мой мобильник, где в быстрый дозвон вбит номер Авессалома – если вдруг возникнут проблемы. И последнее, но не самое незначительное – пластиковый мешок для мусора, в который я при необходимости могу блевануть.

Потому что это… это все тяжело. Это все равно что сунуть голову в раскаленную печь, в пылающий вихрь бездумной ненависти и злобы, и я всякий раз выныриваю из этого опаленная и дрожащая.

Но это необходимо делать. Ежедневно.

Я чувствую, как напряжение распространяется от головы вниз, скользя, точно холодная змея, по позвоночнику и лопаткам и тяжелыми кольцами свиваясь у меня в желудке. Я никогда не могу до конца приготовиться к найденным результатам, но сегодня, как обычно, я пытаюсь быть спокойной и отстраненной, словно обычный наблюдатель.

Четырнадцать страниц результатов. Верхняя ссылка новая; кто-то открыл тему на «Реддите», и все кошмарные описания, предположения и призывы к правосудию всплывают опять. Я скриплю зубами и нажимаю на ссылку.

«И где сейчас Маленькая Сообщница Мэлвина? Я хотел бы нанести визит этой лицемерной суке-церковнице». Они любят называть меня церковницей, потому что наша семья посещала одну из крупных баптистских церквей в Уичито, хотя Мэл относился к этому весьма поверхностно. Чаще всего я бывала там вместе с детьми. В теме размещено множество ядовитых коллажей – фотографии меня и детей в церкви, совмещенные со снимками с места преступления – изображениями мертвой девушки в гараже.

По утрам в воскресенье Мэл обычно отлынивал от посещения службы, говоря, что ему нужно заняться кое-чем в мастерской.

«Заняться кое-чем»… На несколько мгновений я прикрываю глаза, потому что в этих словах кроется чудовищная шутка. Он никогда не думал о женщинах, которых пытал и убивал, как о людях. Для него они были просто объектами. Предметами. Кое-чем.

Я открываю глаза, делаю вдох и перехожу к следующей ссылке.

«Надеюсь, кто-нибудь изнасилует и разделает Джину и ее выродков и повесит их, как туши в мясной лавке, чтобы люди могли плюнуть на них. Такой садист, как Мэл, не заслуживает семьи». Эта запись сопровождается фото с места преступления – чьи-то дети застрелены и брошены в канаву. От подобного лицемерного бессердечия у меня перехватывает дыхание. Этот сетевой «тролль» использует чью-то личную трагедию, чей-то ужас для того, чтобы проиллюстрировать то, что прочит мне. Плевать он хотел на детей – во всех смыслах.

Он жаждет мести.

С болезненной поспешностью я просматриваю другие ссылки.

«Вы видели его дочь Лили? Я бы запинал ее насмерть».

«Сжечь их живьем и обоссать».

«У меня есть идея – найти кого-нибудь, кто работает ассенизатором, и утопить этих мелких в дерьме. А потом послать ей указания, где их искать».

«Как бы нам заставить ее страдать? Есть предложения? Кто-нибудь видел эту сучку?»

И так далее, и тому подобное. Я покидаю Реддит, перехожу в Твиттер и нахожу лишь угрозы, ненависть, яд – столько, сколько способны вместить сообщения, ограниченные ста сорока знаками. Потом блоги. «8chan» ^[9]. Форумы о реальных преступлениях. Веб-сайты, посвященные деяниям Мэла.

На форумах и веб-сайтах смерти невинных девушек – лишь повод для мимолетного интереса. Исторические сведения. По крайней мере, эти диванные детективы не очень склонны угрожать. Семья Мэла – лишь примечание к рассказу о подлинных событиях. Они не жаждут нас уничтожить.

Но те, кто больше интересуется нами, пропавшей семьей Мэлвина Ройяла… это именно те, кто может быть опасен.

И их сотни, может быть, даже тысячи – те, кто желает перещеголять друг друга, изобретая все новые ужасные способы покарать меня и детей. Моих детей. Это тошнотворное шоу ужасов, лишенное даже зачатков совести. Никто из них не осознаёт, что они ведут речь о людях, настоящих людях, которым может быть больно. Которые могут истекать кровью. Которые могут быть убиты. А если и осознаёт, то им на это плевать.

Среди этого отвратительного людского месива есть некоторое количество настоящих, хладнокровных человеконенавистников.

Я распечатываю все найденные материалы, выделяя маркером сетевые прозвища и имена, потом начинаю сверять все это с базой данных, которую веду постоянно. Большинство имен в списке присутствуют уже давно; их носители по каким-то причинам зациклились на нас. Другие – более недавние, ревностные новобранцы, только что наткнувшиеся на историю преступлений Мэла и теперь жаждущие принести отмщение «за жертв», хотя на самом деле они не имеют никакого отношения к тем, кого убил Мэл. Они даже редко упоминают имена жертв. Для этой конкретной группы мстителей жертвы не имели никакого значения, пока были живы, и не имеют значения теперь. Смерть девушек – просто повод, чтобы дать волю жестоким стремлениям этих «троллей». Эти люди во многом такие же, как Мэл, – разве что, в отличие от него, вероятно, никогда не реализуют свои стремления.

Вероятно.

Но именно поэтому я держу пистолет под рукой – дабы тот напоминал мне, что если они осмелятся приблизиться к моим детям, то дорого за это заплатят. Я больше никому не позволю причинить вред моим сыну и дочери.

Я прерываю чтение, потому что некий псих под ником fuckemall2hell наткнулся на каким-то образом попавший в Интернет судебный документ, где указан один из наших прежних адресов. Он вывесил этот адрес в публичный доступ, писал родным жертв, звонил репортерам, рассылал повсюду плакатики с нашими фотографиями и подписями: «Помогите найти! Вы не видели этих людей?» Подобную тактику эти хищники взяли на вооружение в последнее время, пытаясь сыграть на искренней заботе и беспокойстве. Он пользуется лучшими человеческими побуждениями, чтобы засечь нас, дабы хищникам было проще на нас охотиться.