– Вот уж действительно, – засмеялся юноша, – про вас можно сказать словами пословицы: «Мало что видели, много чему дивитесь»^[74]. Если такую считать красавицей, то ваше желание, знаете, удовлетворить легко!

Прожили так полгода. Как-то студенту захотелось попорхать за городом. Придя к воротам дома, он нашел их закрытыми извне и спросил, почему это так.

– Мой отец боится, что всякие связи и знакомства вносят в мысли беспорядок. Ввиду этого он и решил отказаться от гостей.

После этих слов студент тоже стал спокойнее.

Наступили сильные жары и парная духота. Они перенесли свой кабинет в садовую беседку. У студента на груди вдруг вскочила опухоль величиной сначала с персик, а через ночь уже с чашку. Она болела и мучила студента, который стонал и охал. Юноша наведывался к нему с утра до вечера. Сон и аппетит пропали. Еще прошло несколько дней, чирей разрастался, и больной еще решительнее отказывался от пищи и питья. Зашел и сам старый хозяин, сел против него и тяжко вздохнул. Юноша сказал:

– Я, папа, вчера ночью подумал, что чистую болезнь^[75] нашего почтенного учителя может вылечить сестренка Цзяоно. Я послал уже человека к бабушке позвать ее домой. Что это она так долго не приходит?

Как раз в это время вошел мальчик и доложил:

– Барышня Цзяо пришла. Тетка и барышня Сун тоже здесь.

Отец с сыном быстро пошли в комнаты, и через несколько мгновений юноша привел сестру и показал ей Куна. Ей было лет тринадцать-четырнадцать. Кокетливые волны глаз струились умом. Тонкая ива рождала красоту. Студент поглядел на нее, увидел ее лицо – и все охи, все стоны в один миг забыл. Весь дух его жизни так от нее и воспрянул.

– Это мой чудесный друг, – поторопился сказать юноша, – не отличающийся от единоутробного брата. Сестренка, ты хорошенько его вылечи!

Девочка, справляясь с застыдившимся лицом, отвела свой длинный рукав, подошла к постели и стала осматривать больного. Пока она трогала и держалась рукой, студент ощущал ее ароматный дух – а тот был куда лучше всякой орхидеи.

– Поделом у вас такая болезнь, – засмеялась дева, – сердечный пульс взволнован! Однако, как ни опасна болезнь, вылечить ее можно. Только вот что: кусок кожи уже весь наполнен. Иначе как разрезать кожу и выскрести мясо нельзя!

И вот она сняла с руки золотой браслет и наложила его на больное место, полегоньку да потихоньку все прижимая да прижимая. Чирей вздулся на дюйм, если не выше, выйдя за браслет, но зато остальная опухоль у корня вся целиком собралась внутрь и уже больше не походила шириной на чашку, как прежде.

Затем она другой рукой раскрыла газовый свой воротник, отвязала привесной нож, у которого лезвие было тоньше бумаги, и, держа браслет в одной руке, а нож в другой, она легким-легким движением прорезала нарыв у самого корня. Темно-красная кровь хлынула потоком, замарав кровать и постель.

Студент настолько жаждал близости к нежно-кокетливой красавице, что не только не чувствовал боли, но, наоборот, все боялся, что она скоро кончит дело с разрезом и недолго еще будет возле него.

Вскоре она отрезала гнилое мясо, которое напоминало своим круглым-круглым видом нарост на дереве, притом только что срезанный. Затем она крикнула, чтобы принесли воды, обмыла ему место разреза. Наконец выплюнула изо рта красный шарик величиной с ядро самострела и приложила его к мясу, надавливая и катая его во все стороны. Прокатился шарик первый раз – и Кун почувствовал, как в нем ярко вздымается горячий огонь. При втором прокате его стало легонько щекотать. После третьего оборота по всему телу разлилась чистая прохлада, которая так и текла в костные мозги.

Девочка подобрала шарик, вложила его в рот – и проглотила.

– Выздоровел! – сказала она и быстро выбежала. Студент подпрыгнул, вскочил и пошел благодарить.

Упорная его болезнь словно потерялась. Однако он весь повис в думе о яркой красоте ее лица и мучился, не владея собой. С этих пор он забросил книги и тупо сидел, не имея больше никаких оснований надеяться. Юноша уже заметил это и сказал:

– Я вам, старший мой братец, уже, как говорится, «искал вещь по признакам и нашел прекрасную пару»!

– Кого? – спросил Кун.

– Тоже из моей родни!

Студент погрузился в раздумье, пребывал в нем довольно долго и только промолвил:

– Не надо!

Отвернулся лицом к стене и продекламировал:

«По морю плыл я когда-то волнистому –
речь о воде не трудна ль мне?^[76]
Кроме как там, на Ушаньских утесах, –
все, что на небе, не тучи!^[77]»

Юноша понял его намек.

– Мой отец относится, знаете, с большим уважением к вашему безбрежному дарованию ученого, и всегда ему хотелось породниться с вами путем брака. Все дело в том, что у нас есть только одна маленькая сестренка, которой слишком мало лет. Но есть у нас милая Сун, дочь моей тетки, которой семнадцать лет. Она, знаете, совсем не груба и не урод. Не верите мне – так вот: сестрица Сун каждый день проходит мимо беседки в нашем саду. Подкараульте ее у передней пристройки, посмотрите – и сами увидите!

Студент сделал, как ему было сказано, и действительно увидел, как появилась Цзяоно вместе с красавицей. Ее рисованные брови – излом лука, бабочка! Ее лотосовый крючочек подкидывает феникса^[78], и вообще она по сравнению с Цзяоно как старшая и младшая сестра. Студенту она сильно понравилась, и он просил юношу быть, как говорится, «вырубателем»^[79].

На следующий день юноша вышел из комнат и поздравил Куна.

– Слажено! – сказал он.

И вот приготовили им отдельный двор и устроили студенту брачную церемонию. И в эту ночь тимпаны и флейты полною мощью глотали, прахи земли сетью густою неслись. Казалась она феей святою мечтаний: и вдруг с ним будет под одним и пологом, и одеялом! И Кун решил, что чертоги Широких Студеных дворцов^[80] не всегда там, за тучами высших небес.

После этого «соединения в чаше»^[81] Кун чувствовал, что сердце его, душа удовлетворены совершенно.

Однажды вечером юноша обратился к нему со следующими словами:

– Доброту вашу, проявленную в отшлифовке, как говорится, и обделке моей^[82], мне ни на один день не забыть… Однако на днях господин Дань, покончив со своим судом, возвращается домой и очень спешно требует своего помещения. Мы решили оставить этот дом и уехать на запад^[83], так что создается положение, при котором нам трудно будет вновь жить вместе.

Сказал, а у самого так и закрутились в груди нити мыслей о разлуке. Студент выразил желание ехать вместе с ними, но юноша советовал ему вернуться к себе на родину. Студент сказал, что это будет трудно сделать.

– Вам нечего беспокоиться, – сказал юноша. – Можно будет сейчас же отправить вас в путь.

Не прошло и минуты, как старик отец привел свою Сун и подарил студенту сто лан желтого золота. Юноша взял мужа и жену за левую и правую руки, велел им закрыть глаза и не смотреть. И вот они как-то вспорхнули и пошли по пустотам. Могли только ощущать, как свистит в их ушах ветер. Летели долго.

– Приехали! – сказал юноша.

Студент открыл глаза и в самом деле увидел свое родное село. Теперь только он убедился, что юноша не человек.

Радостно постучал Кун в ворота своего дома. Для матери это было совершенною неожиданностью, да еще тут же она увидела его красивую жену. Принялись все вместе радоваться и утешаться… Наконец Кун обернулся – юноша уже ушел.

Сун служила своей свекрови как хорошая дочь. О ее красоте и добродетели слава шла не только по ближайшей округе, но и далеко за ее пределами.

Впоследствии Кун выдержал экзамен на «поступающего на службу» и получил должность судьи в Яньане. Забрал семью, отправился на службу; но мать его, за дальностью расстояния, не поехала.

Сун принесла мальчика по имени Сяохуань. Кун за сопротивление «прямо указующему» чину^[84] был отставлен от должности и из-за целого ряда препятствий не мог вернуться домой.

Однажды он, охотясь в полях за городом, повстречал какого-то красивого юношу, скачущего на великолепном жеребце. Юноша так на него и поглядывал. Всмотрелся: да это молодой Хуанфу! Кун натянул вожжи, остановил коней – и к ним сошли печаль и радость, одна за другой.

Юноша пригласил Куна поехать к нему. И вот они прибыли в какое-то село, в котором от деревьев был густой мрак, ибо они заслоняли собой небо и солнце. Войдя к нему в дом, он заметил, что повсюду были «золотые пузыри» и «гвозди-поплавки»^[85], – вполне, что называется, родовитая семья!

Спросил его о сестре. Оказывается, она вышла замуж, но свекровь умерла, и она в глубоком горе.

Переночевав, Кун простился и уехал. Потом вернулся вместе с женой. Пришла и Цзяоно. Взяла на руки Кунова сына, стала обнимать, покачивать, играть с ним.

– Ай-ай, сестрица, – сказала она, – ты смешала нашу породу!

Кун поклонился ей и благодарил за оказанное ему тогда благодеяние.

– Смотри, – сказала она сестре, – твой муж знатен, рана тоже давно залечена, а боли-то все еще небось не забыл?

Ее муж тоже пришел познакомиться и навестить. Переночевав ночь-другую, уехал.

Однажды юноша, сделав страдальческое лицо, сказал Куну:

– Небо посылает нам злое бедствие. Можете ли вы нас спасти?

Кун не понимал, в чем дело, но самым решительным образом заявил, что он берется. Юноша выбежал, созвал всех домочадцев в гостиную, где они, встав в ряд, стали ему кланяться. Кун был в сильном недоумении и стал настойчиво расспрашивать.

– Мы, – сказал юноша, – не люди, а лисицы. Сегодня будет большая беда от Громового. Если вы согласитесь идти на опасность, то весь наш дом может рассчитывать на жизнь и невредимость. Если ж нет, то прошу вас забрать сына и уходить, чтобы не обременять нас!

Кун поклялся жить и умереть вместе с ними. Тогда юноша велел ему встать с мечом в руках у ворот.

– Громовик ударит – так вы не шевелитесь, – сказал он ему в виде наставления.

Кун сделал, как было велено. Действительно, он уже видел, как темнели тучи. День померк. Стало мрачно и черно, как камень и^[86]. Обернулся, посмотрел на старый их дом: уже не было высоких дверей и палат, а виднелась лишь высокая могила – целый холм, а в нем огромная бездонная нора. Кун весь растерялся от изумления, но как раз в это время раздался раскат грома, потрясший холмы и горы, словно плетенку-веялку. Пошел быстрый ливень…

Безумный ветер вырывал с корнем старые деревья… Кун стоял, ослепленный и оглушенный, но нимало не шевелился, неподвижный, как гора. Вдруг среди клубов тумана и черных ват он увидел, как что-то вроде беса с острым клювом и длинными когтями выхватило из норы человека и стало вместе с дымом прямо вздыматься вверх. Прищурясь, взглянул Кун на одежду и башмаки, и ему показалось, что это как будто Цзяоно. Он рванулся, подпрыгнул, отделившись от земли, и ударил беса мечом; вслед за его ударом бес упал вниз. Миг – и гора обвалилась. Гром грянул резко и свирепо… Кун свалился и тут же умер.

Вскоре погода прояснилась. Цзяоно уже могла подавать признаки жизни. Увидя, что студент лежит мертвый рядом с ней, она громко заплакала.

«Господин Кун умер за меня. Как мне жить теперь?»