– Я тоже об это подумал, но если так давно, то должен был понимать, что пора заменить. А если купил сейчас, то не мог не заметить такой даты. Семьдесят лет ему исполнится через 3 месяца, представляешь? – покачал головой Сергейцев.

Сержант хмыкнул. Растерянного Филимонова он привел в отделение после того, как задержал его на ж/д станции. Тому не хватило денег на билет, а большая часть предложенных контролеру купюр оказались еще советскими, что вызвало недопонимание и, как результат, поездку в отделение.

– Дремучий он какой-то, – сказал он наконец.

– Какой-какой? – переспросил его следователь.

– Дремучий. Одет так, как сейчас уже лет 15-20 не ходят. Джинсы старые, вытертые. Кеды. Футболка – таких я даже в магазинах не видел.

– Может мы с тобой по таким местам не ходим, а он ходит, – попытался оправдать его следователь. – Мало ли сейчас стилей. Вот деньги и документы – другое дело. А внешний вид… Он странный, я согласен. Что-то здесь не так.

– Он прилетел к нам на машине времени из прошлого – попробовал пошутить сержант.

– Так и напиши в рапорте: «был снят с машины времени за недостачей денег на билет до 2050 года».

Сержант довольно загоготал, смял окурок и выбросил его в урну. Сразу же туда улетела недокуренная сигарета следователя.

– Не терпится узнать, что же здесь нечисто, – сказал он и стремительно вышел из курилки.

Он вошел в кабинет, завернул за стол, с размаху опустился в офисное кресло и побарабанил в нетерпении пальцами по столу. Пробить паспорт труда не составляло, можно было даже позвонить старому другу без официального запроса и уже через полчаса узнать ответ о странном человеке. Только он протянул руку к стационарному телефону, как он издал пронзительный звон и следователь вздрогнул, но взял трубку.

– На лесопилке рабочий пострадал, – на другом конце провода был дежурный. – Сильно пострадал, говорят, возможно это даже не несчастный случай. Кого бы отправить?

– Я пошлю сержанта Пакина, – сразу же ответил Сергейцев. – У меня тут задержанный.

– Хорошо, – трубку повесили.

Следователь отправил Максимова на служебном мотоцикле на другой конец населенного пункта. Тот нехотя умчал, оставив начальника одного в отделении. Сергейцев решительно направился к камерам в другом конце здания. Прочная железная дверь была надежно заперта. Погремев ключами, следователь вошел внутрь.

Три камеры располагались вдоль стены. Толстые решетки из крашеной арматуры в палец толщиной давали надежную защиту от буйных и опасных преступников, которые сейчас уже были большой редкостью. Сквозь маленькие зарешеченные окна лился яркий свет, но ртутные лампы под потолком ровно звенели, не оставляя ни одного темного угла в помещении.

Сергейцев сделал пару шагов по коридору и посмотрел в камеры. Темный рисунок футболки удачно маскировал Филимонова на фоне оштукатуренной цементом стены. Он сидел боком, опустив голову. Глубоко вздохнув, он отпер решетку и вошел внутрь. Наставлять провинившихся на путь истинный было его любимым делом.

– Гражданин Филимонов? – постарался он привлечь внимание, – послушайте. Я пока еще никуда не звонил, потому что думаю, что вам не нужны большие проблемы. Ваша история кажется мне очень подозрительной, но думаю, что вы вполне сможете помочь и нам, и себе. Заявление с признанием уменьшит ваше наказание и облегчит нашу работу.

– Это мой паспорт и с ним все в порядке, – Филимонов поднял голову и пристально посмотрел на следователя. Того пробрал холод: необычные ярко-зеленые глаза стали обычными карими.

– М, а… ваши глаза? – слегка запнувшись начал было следователь.

– Что с ними? А, они на солнце всегда ярче, это особенность радужки, – отмахнулся мужчина, продолжая внимательно изучать Сергейцева.

– Хм, – чуть смутился тот, – ну ладно. – Он присел на скамью, но чуть поодаль. – То есть, вам действительно шестьдесят девять лет, хотя я бы дал не более сорока максимум. Я не вижу следов хирургии – черты лица полностью совпадают с теми, что я видел на фотографии в документе. – Теперь он видел задержанного в профиль. Тот посмотрел на потолок.

– Хотите правду, пытливый человек? Вы никогда не верите правде, предпочитая то, что кажется более реалистичным. Я не в первый раз сталкиваюсь с этим.

– Правду? – спросил Сергейцев растерянно. – Конечно, этим вы действительно поможете и себе…

– И вам. Как же. Если я скажу, что мне действительно шестьдесят девять лет, вы поверите?

– Ничуть.

– И правильно. Мне больше. Могу вас шокировать цифрой.

– Двести? – с усмешкой спросил следователь, подозревая в задержанном тихого умалишенного.

– Две тысячи семьсот девяносто восемь лет.

Следователь расплылся в улыбке: другу можно не звонить. Похоже, стоит набрать другой номер и проблема решится сама собой через пару часов. Про документы можно будет не упоминать – любое упоминание Филимоновым о паспорте на 69-летнего старика будет воспринято примерно так же, как и его «реальный» возраст.

– Вы, наверное, еще и иго монголо-татар застали?

– А его не было – вполне серьезно ответил Филимонов. – Можно ваш пиджак и ботинки?

– Что?! – от такой дерзости следователь едва не потерял дар речи, но Филимонов повернулся к нему лицом и тот захлопнул рот. Он словно смотрел в зеркало. Рука потянулась к табельному пистолету.

– Не стоит, – спокойно произнес Филимонов-Сергейцев. – Вам это не поможет совершенно. Просто отдайте пиджак и ботинки.

– Что ты такое?? – севшим голосом спросил Сергейцев.

– Вы не поверили в мой настоящий возраст, вы не поверите и тому, что я скажу. Поэтому предпочту не отвечать на данный вопрос. Пиджак, пожалуйста. Ах да, и еще ключи, конечно же.

Следователь скинул пиджак и ботинки, протянул Филимонову связку ключей.

– Вы – добрый человек, да и я не привык делать людям больно. Поэтому я просто запру вас здесь, а ключи оставлю на вашем столе. Не ищите меня. – Филимонов накинул пиджак и направился к выходу из клетки, открыл решетчатую дверь и остановился, посмотрев через плечо. – Прошу вас. Не усложняйте.

Сергейцев опустил дрожащую руку с пистолетом.

– Я оставлю записку на столе. Вас найдут, не переживайте. Просто забудьте об этой встрече. Всем это просто показалось. – Он улыбнулся и вышел.

На выходе попрощался с дежурным и направился восвояси.

Глава

III

Любовь Михайловна, маленькая, сухонькая старушка восьмидесяти пяти лет, прожила в этом городке на пятьдесят тысяч жителей всю свою жизнь. И весь долгий жизненный путь она искала призвание. Сперва это была педагогика, но когда с детьми не срослось, она выбралась на производство и стала ткачихой. Это дело увлекло ее надолго, но к тому моменту, как следовало бы обзаводиться семьей и детьми, она продолжала усердно вырабатывать смены. Вместе с родителями она отстроила в конце 70-х маленький бревенчатый домик, от которого так и не смогла оторваться.

В отличие от большинства таких же одиноких старушек, после смерти родителей и прочих родственников, Любовь Михайлова или баба Люба, как ее называли соседи, не ударилась в религию. Она просто свихнулась. Так решили окружающие, которые смотрели, как она постепенно забрасывает огород, но проводит немало времени на земле: ходит среди яблонь, не обращая внимания на то, что они зарастают сорной травой по пояс, а потом уже и молодой порослью. Последние пятнадцать лет баба Люба целыми днями, с апреля по ноябрь ходила по своему участку. Изредка она пропадала на пару дней, но потом всегда возвращалась.

У многих вызывало удивление, как она может жить на одну пенсию, по сути, не имея собственного огорода. Однако бабушка цвела и внешне совершенно ни в чем не нуждалась. Сухое морщинистое лицо всегда светилось безмятежной улыбкой. Она искренне любила домашних животных, но при этом усердно не любила детей. В особенности тех, что нередко ходили по улице, рвали неспелые ягоды с деревьев возле забора и «причиняли всякий вред». Проявилось это свойство относительно недавно, но среди детей и молодежи баба Люба моментально превратилась в сварливую старуху. Не знай кто о том, какими проклятиями она может осыпать тех, кто без спроса сорвал вишню, подумает, что она просто божий одуванчик.

Витек и Макс, друзья по школе, жившие на той же улице, были забияками и задирами. Они не щадили никого и порой не прочь были поиздеваться даже над животными, но если и делали это, то как можно незаметнее. За таким садистским удовольствием их никто не поймал, поэтому все считали их хорошими ребятами, немного хулиганистыми, но все же спортсменами и неплохими учениками.

Теплым июньским вечером они задумали очередную шалость – забраться в огород бабы Любы и лично убедиться в том, что она ничего там не выращивает, кроме дичающих яблонь и вишен. Старый деревянный забор не чинили уже много лет, он покосился, многие доски отсутствовали. Но на заросший участок никто не забредал, кроме животных, которые не приносили никакого вреда, поэтому о ремонте бабушка никогда не думала.

Солнце уже касалось крыш домов и отблескивало в окнах многоэтажек в отдалении, когда ребята встретились на улице, где жила бабушка Люба.

– Ты точно хочешь залезть туда? – с недоверием спросил Витек. Они не были здесь с прошлого лета и немного запущенный сад превратился в настоящую чащу, в которую вечером пробивалось совсем мало света.

– Конечно! Или ты струсил? – прищурился Макс. Он не любил, чтобы с ним спорили.

– Да нет, ни капли, правда. Просто и так видно, что здесь заросли какие-то и ничего нет.

– Нет уж, раз решили – идем.

В ветках деревьев захлопали крыльями птицы. Мимо пронеслась стая стрижей, пролетела сквозь заросли сада и умчалась вдаль, громко и пронзительно щебеча. На несколько секунд на улице стало тихо.

– Идем, – приободрил Макс товарища.

Они осмотрелись по сторонам, убедились, что их никто не видит, сдвинули в сторону полусгнившую доску забора и пробрались на участок. Нескошенная трава росла выше пояса так, какой ее не видели в заброшенных полях. Но если поначалу она была мягкой и податливой, то по мере того, как мальчишки пробирались ближе к середине участка, трава становилась более жесткой, царапала ноги и руки. Пройдя не больше десяти метров от края участка, Витек и Макс остановились: идти было очень тяжело, шнурки на кроссовках путались в стеблях травы, которая высотой достигала уже их груди.

– Может, ну его нафиг? – шумно дыша спросил Витек. – Ты посмотри, здесь же ничего нет. Пошли обратно.

– Все нормально! – нарочито громко сказал Макс, хотя понимал, что из этой затеи ничего интересного для них не получится. – Наверняка ближе к дому что-то есть! Все это лишь дурацкая трава… – он схватил стебли травы поблизости от себя, сжал и с силой дернул – Аай!

Юноша разжал ладонь и поднес ее поближе к лицу, чтобы посмотреть – трава оставила несколько глубоких поперечных разрезов почти до кости. По запястью струилась кровь и капала с локтя, смешиваясь с цветом зелени вокруг.

– Ну ничего себе! – воскликнул Витек. – Надо перевязать или сразу же к доктору!

– Я и сам вижу! – огрызнулся Макс. Теперь это место пугало его по-настоящему. – Пошли отсюда, черт с ней, с этой старухой. Возьмем у отца триммер и завтра скосим здесь все. – Он повернулся, собрался сделать шаг, но не смог оторвать ногу от земли. – Да что за…! – пошатнулся и чуть не упал. – Ты можешь оторвать ногу от земли?

– Н-нет, не могу, – испуганно ответил его друг, когда не смог даже пошевелить ногой. – И как здесь этот божий одуванчик ходит?

– Может, она ведьма? – предположил Макс, безуспешно пытаясь пошевелить ногами – больше, чем на пару сантиметров в сторону он не смог сдвинуть ступню.

– Их не существует. А если разуться?

– Попробуй, – скептически ответил Макс, стараясь в остатках дневного света рассмотреть своего товарища и не потерять его из виду в высокой траве.