– Все же, по-твоему, Краснову убили? – спросила она.

– Не знаю пока, очень мало информации. Но в кабинете, где она провела последние часы перед падением, картина подозрительно мирная. – Гектор обернулся к рабочему столу. – Даже ноутбука нет. Ну, фауна! По старинке все в музее зоологии – бумажки, бумажки, листочки, клочки… Вроде старые письма. Короб с номером – библиотечный файл, она забрала материалы из архива, так нам поведали злые «божьи коровки»… Ба, ее мобильник! – Гектор рукой, обернутой в салфетку, сдвинул вбок пожелтевшие листы, исписанные выцветшими от времени синими чернилами. – Смартфон крутой. – Он коснулся экрана, тот остался темным. – Запаролен, Face ID.

Он достал свой навороченный смартфон и начал быстро фотографировать бумаги на столе. Катя заметила на одном пожелтевшем листе внизу дату 1931.

– То, с чем она работала, у нас сейчас времени нет изучить. Петровка в двери музея лбом стучится. – Гектор продолжал быстро профессионально фотографировать документы. – Если признают попытку суицида, то никому этот бумажный хлам будет не интересен, но если я прав, то… К тому же в ее последних словах крылось нечто чрезвычайно загадочное. Хотелось бы мне разобраться подробнее.

В коридоре послышались шум, голоса.

– Закругляемся, – объявил Гектор. – Последний штрих.

Он потянулся к стулу и через салфетку дотронулся до сумки Красновой, скинул одну потертую ручку со спинки. Из-за открытой молнии стало видно содержимое – пудреница, ключи, косметичка, солнечные очки, пачка салфеток, кошелек. Боковое отделение, чем-то набитое, плотно закрывала вторая молния.

– Она не замужем, – уверенно заявил Гектор. – Обручального кольца на пальце нет и приперлась в музейный выходной на работу. Типичный синий чулок.

– Как я, – сказала ему Катя.

Гектор посмотрел на нее. Взгляд его сразу изменился, потемнел.

Шум в коридоре усилился. Они быстро покинули кабинет. «Божьи коровки» не вняли предупреждению Кати – ученые дамы, охранник, Сева и рабочий с молотком двигались по узкому пространству коридора сплоченной группой.

– Елена действительно бросилась из окна? – взволнованно обратилась к Гектору и Кате ученая дама с костылем хай-тек. – Почему? В чем причина? Личное? Она пребывала в длительной депрессии… Она мне жаловалась.

– Мы пока не можем сказать точно, что именно произошло с вашей сотрудницей, – честно призналась Катя. – Надеюсь, она сама нам расскажет. Ее увезли в больницу, она жива.

– А я вспомнил! – воскликнул тревожно охранник. – Не знаю, наверное, не важно, но все же… Сегодня днем она шла к музею другой дорогой, чем ходит всегда, годами.

– То есть? – поинтересовался Гектор.

– Она живет за городом, в поселке, ездит на электричке, затем на метро до «Библиотеки имени Ленина», самая к нам ближайшая станция, потом пешком до музея. Обычный ее многолетний путь. Сегодня в два часа я открыл дверь музея рабочим и увидел Елену Станиславовну, она спускалась вниз по Большой Никитской, причем по противоположной стороне мимо Консерватории, пересекла улицу и вошла, поздоровалась со мной. Она не выглядела подавленной или расстроенной. Скорее немного рассеянной, словно задумалась о чем-то. А лицо у нее было просто землистым.

Глава 6
Шалаево

Явившиеся в Никитский переулок на место происшествия полицейские Петровки, 38 остановили Катю и Гектора на выходе из Зоологического музея. Полковник Гущин вмешался и объяснил: наша сотрудница, отправленная мной в музей для проверки, и полковник Гектор Игоревич Борщов, оказавший ей активную помощь. У Гектора больше не имелось всесильного бейджа правительственного «консультанта», но старший оперативной группы Петровки лишь глянул на него оценивающе-внимательно – и отпустил его и Катю.

Катя быстро рассказала Гущину об увиденном и услышанном в зоомузее. Гектор забрал у него Катин шопер с вещами, он о чем-то думал. Гущин до сих пор не мог прийти в себя. Он, выезжавший на сотни происшествий, убийств, кровавых разборок, видевший всякое, пребывал в смятении. Годами он глядел из окна кабинета на голубое здание музея напротив – оно казалось ему вечным, незыблемым символом покоя и стабильности. Гущин, ревниво относившийся к Петровке, 38, сравнивал частенько в душе: они, Петровка, отгородились от всех стеной, заперлись от города и мира. А подмосковный главк не строил стен и заборов, окна в окна с ним – старинный прекрасный особняк, музей в переулке, – средоточие учености и академизма. Чисто московское интеллигентное сосуществование. Единство полных противоположностей. Но, оказывается, покоя и мира нет и в оплоте учености, в музей проник вездесущий темный хаос. Полковник Гущин воспринимал происшедшее крайне болезненно, с разочарованием. Он внимал словам Кати – она старалась не упустить ни одной детали.

– Краснова больше ничего не сказала, – поинтересовался Гектор, – когда ее забирали врачи?

– Нет, я находился все время рядом, – ответил Гущин. – Я тоже ждал – вдруг она назовет имя вытолкнувшего ее из окна. Но, выходит, не очень похоже на попытку убийства?

– А на суицид совсем не похоже, – заметил Гектор. – Интересные она вещи бормотала.

– А кто это может быть – Хан-Тенгри? – спросил полковник Гущин. – Имя напавшего на нее?

– Хан-Тенгри – гора на Тянь-Шане. Пик неземной красоты, полное совершенство. – Гектор неотрывно смотрел на Катю. Она поправляла растрепавшиеся густые волосы, подкалывала их высоко японской шпилькой.

– Гора в Средней Азии? – уточнил полковник Гущин озадаченно.

– На самой границе Киргизии, Казахстана и Китая, округа Синьцзян. Место силы. – Гектор улыбнулся Кате. – Хан-Тенгри переводится как Небесная гора.

– Как… как вы сказали, Гектор Игоревич? – Полковник Гущин резко повернулся к нему.

– Небесная гора. А что?

Гущин молчал.

– Елена Краснова упомянула про сокровище, – заметил Гектор. – Бесценное сокровище. Его кто-то якобы искал, и всех прикончили. И она при смерти. Надо же, музейная «божья коровка» – и сокровище… Пиастррры!

В его серых глазах вспыхнули и погасли яркие синие искры. А Гущин внезапно вспомнил сплетню в кулуарах про полковника Гектора Борщова – Гектора Троянского. Мол, бывший элитный спецагент, экс-наемник – законченный авантюрист. Работал за крупный процент денежным вышибалой в интересах одиозного 66-го отдела.

– А Шалаево – это… – небрежно бросил Гектор.

– Заброшенная железнодорожная станция в шестидесяти километрах от Москвы, я выезжал как-то туда на разбойное нападение на водителей фур, – ответил полковник Гущин. – Место глухое, старая железнодорожная ветка больше не используется. Когда-то служила главным перевалочным пунктом у наркоторговцев из Средней Азии. Давненько.

– Краснова нас именно туда настойчиво посылала, – заметил Гектор. – По ее словам, кто-то еще там. Какое-то доказательство привез… Чего? Существования сокровища?

– Небесная гора, – полковник Гущин глянул на Катю, потом на Гектора. – Хан-Тенгри… я слышал о ней совсем недавно.

– А что случилось? – с любопытством спросила Катя. Она потихоньку приходила в себя после невероятных событий в родном Никитском переулке.

– Я вам расскажу, – полковник Гущин колебался, он явно хотел им предложить…

– Давайте рванем прямо сейчас в Шалаево, а, Федор Матвеевич? – Гектор его опередил.

По выражению лица Гущина Катя поняла: их планы с Гектором полностью совпали.

– Нельзя же не откликнуться на просьбу несчастной женщины о помощи, – продолжил Гектор. – Узнаем, кто ждет в Шалаево, и про доказательство. Ну, раз бесценное сокровище упомянуто…

– Ночью на месте окажемся, пробки. – Полковник Гущин еще колебался.

– Катенька, решение за тобой. – Гектор смотрел на Катю.

– Поехали в Шалаево! – воскликнула Катя. – Подумаешь, пробки, потерпим, доберемся и узнаем. Нельзя просто оставить все… Я, например, до сих пор не опомнилась толком. В случившемся на наших глазах – не просто неясность. Тайна!

– И у тайны имеются дополнительные странные обстоятельства, – заметил полковник Гущин. – Я вам по дороге расскажу о них.

Они дошли до Леонтьевского переулка, где Гектор припарковал свой черный «Гелендваген».

– Солидная машина у вас, Гектор Игоревич, в традициях конторы, – пошутил Гущин. – Пословица ваша конторская: «Кто как, а мы скромненько на „Гелендвагенах“». Да?

– Избавиться мне от тачки? Раздражает публикум? – усмехнулся Гектор, помогая Кате взобраться на пассажирское сиденье рядом с собой.

Полковник Гущин сел сзади, глянул в зеркало заднего вида на Гектора.

– Нет, зачем же? Она вам, Гектор Игоревич, чрезвычайно подходит, – ответил он.

Катя не вмешивалась в их пикировку. Гектор крепко взял ее за руку. Он выкрутил руль одним пальцем, вырулил с парковки, и они двинулись по вечерней Москве в Шалаево – навстречу неизвестности. По пути полковник Гущин сообщил им о событиях на дороге в подмосковных Липках, когда впервые услышал про Небесную гору.

Дело с убийством мигранта застопорилось. За сутки местные стражи порядка не сумели установить его личность. Они провели тотальный рейд на окрестных стройках ЖК, задержали десяток нелегалов, руководителям и прорабам показывали фотографию зарезанного в старой «Ладе», однако его никто не опознал. Следователь не стал слушать доводов разума и сомнений, он с ходу задержал обоих парней – тех, на ком обнаружили кровь убитого. Родители наняли мальчишкам адвокатов, те начали собирать улики в пользу невиновности подопечных. Следователь упирал на следы крови и на показания патрульных. Но против доводов следователя, как доложили полковнику Гущину, выступали факты, установленные криминалистами-экспертами и патологоанатомом при вскрытии трупа неизвестного. Ножевые раны оказались разной давности. Рану под левую лопатку потерпевшему нанесли, как и предполагал Гущин, первой, а рану в область шеи спустя примерно два часа. Именно она и оказалась смертельной. И еще имелась крупная нестыковка: машина «Киа», принадлежавшая отцу одного из задержанных парней, стояла прямо на бензиновой дорожке. То есть показания подростков о попытке погасить зажженное пламя, наехав на него колесами, полностью подтверждались.

Обо всем этом Гущин и поведал Кате и Гектору.

– Раз пацаны действительно старались загасить огненный бегунок к «Ладе», практически рискуя самим загореться и взорваться, зачем им было убивать мигранта? – спросил он сам себя в раздумье. – И еще деталь – «Лада» угнана накануне из двора в Калуге. Наши установили по базе данных. Принадлежит пенсионеру, он ранее сообщал об угоне. По-моему, не потерпевший мигрант ее угнал, нет. Его на «Ладе» перевозили раненого и потом в ней же добили. Тогда при чем здесь арестованные мальчишки?

– Мигрант сказал им про Небесную гору – Хан-Тенгри? – Гектор смотрел на Гущина в зеркало заднего вида.

– Получается, да. Еще он произнес слово «жегич». Что оно может значить?

– Понятия не имею, – ответил Гектор. – Федор Матвеевич, скиньте мне его фотографию посмертную. Я постараюсь разузнать о нем подробнее.

– Два звонка – три мейла? – улыбнулась Катя.

– Ага, – Гектор обернулся к ней. – Подключу кой-кого, они мне в покер должны, продулись в пух. Поживее дело двинется, чем у коллег полковника из Липок.

Он продиктовал Гущину номер своего мобильного. Тот отыскал в медиатеке фотографию, присланную ему криминалистом-экспертом. Поколебался секунду – а надо ли? – но отправил Гектору снимки мертвеца.

Они медленно ползли в потоке машин по столичным пробкам. На проспекте Гектор остановился у кофейни, вернулся быстро с картонными стаканами в подставке.

– По нашей традиции мятный капучино – тебе. – Он протянул Кате стаканчик. – Мне двойной эспрессо. Федор Матвеевич, вам я взял макиато и эспрессо. На выбор.

Он протянул оба стакана Гущину.

– Гектор Игоревич, спасибо, но я…

– Не нарушать же нашу с Катей традицию, – Гектор Троянский лучезарно ему улыбнулся.