Кип протянул ему правую руку, не очень понимая, чего от него хочет этот молчаливый гигант. Тот окинул его бесстрастным взглядом.

– А!

Догадавшись, Кип протянул ему левую, и командующий принялся разматывать повязку.

– Мне было четырнадцать лет, когда я убил своего первого человека, – заговорил он. – Моя мать была деей Агбалу, это что-то вроде правительницы области. Она собиралась низложить парийскую сатрапи и занять ее место, хотя тогда я этого не знал. Однажды я проходил мимо ее покоев и услышал ее возглас. За две недели до этого мне впервые удалось извлечь люксин. Я вошел и увидел подосланного к ней убийцу: это был маленький человечек – судя по лицу, из презренного племени гату, – с зубами, черными от жевания кхата, и с обнаженным крисом, на волнистом лезвии которого блестел яд. Помню, я подумал, что могу успеть его остановить, только если начну извлекать. Но извлечения не произошло, как это случилось двумя неделями раньше. Он всадил кинжал в мою мать, и пока я стоял и смотрел, не веря своим глазам, он выпрыгнул в окно, через которое забрался внутрь, и попытался убежать по крышам. Я бросился за ним, догнал и избил его голыми руками, после чего сбросил с крыши.

Кип сглотнул. Железный Кулак, безоружный, погнался за убийцей по крышам – и убил человека, вооруженного отравленным кинжалом, – и все это в четырнадцать лет?

Командующий сделал паузу, разглядывая обожженную руку Кипа. Жестом он велел мальчику передать ему мазь, выданную хирургеоном, и принялся втирать ее в воспаленную кожу. Кип зашипел, стиснув все мышцы тела, чтобы не закричать.

– Тебе нужно разрабатывать пальцы, – сказал Железный Кулак. – Ежедневно, на протяжении всего дня. Иначе ты оглянуться не успеешь, как они закостенеют и превратятся в клешню. Шрамы стянут пальцы и ладонь, и при каждом движении кожа будет лопаться заново. Лучше немного потерпи сейчас, чтобы не пришлось терпеть позже.

Если это «немного», то что же тогда «много»? Командующий вернулся к своей истории, принявшись неторопливо наматывать на руку Кипа свежую повязку:

– Я не имел в виду похвалиться тем, каким я был крутым юнцом, Кип. Я рассказал это, чтобы ты знал: я тоже совершал ошибки. Моя мать занималась дават – боевым искусством нашего племени. Она не была великим мастером, но для гражданского лица имела неплохую подготовку. Если бы я не вошел в комнату и не отвлек ее внимание, она вполне смогла бы защитить себя, пока не подоспела бы охрана. И потом, когда я его догнал, мне не следовало его убивать. Мы могли узнать, кто его подослал.

– Вы были всего лишь мальчиком, – возразил Кип.

Его рука была заново замотана бинтами и зафиксирована – все равно что холодным промозглым утром заползти обратно в теплую постель.

– Как и ты, – отозвался Железный Кулак. Кип попытался было возразить, но командующий еще не закончил. – И даже если бы это было не так, мне доводилось видеть, как вполне взрослые люди делают гораздо худшие ошибки во время сражения. Если бы мы от природы могли принимать здравые решения в боевой обстановке, нам не было бы нужды тренироваться.

– Но из-за меня погибли люди? Или нет? Я убил короля и до сих пор не могу понять, хорошо это было или плохо.

Мучения Кипа нахлынули волной, набухли слезами в глазах. Он отвел взгляд и скрипнул зубами, отчаянно моргая.

«Глупо! Возьми себя в руки!»

– Этого я не знаю, – ответил командующий. – Однако Цветной Владыка не случайно подставил короля Гарадула под удар. Он хотел, чтобы его убили. Может быть, даже специально подстроил это заранее. Несомненно, что, захватив Гарадула в плен, вместо того чтобы убить его, мы бы нарушили эти планы. Генерал Данавис превосходно знает свое дело; он раскусил его в несколько мгновений. Большинство на его месте не смогли бы этого сделать – и уж конечно, не пятнадцатилетний мальчишка, впервые оказавшийся на поле боя.

– Но я его не послушался! Я так хотел убить короля, что в тот момент проигнорировал бы кого угодно. Кем бы он ни был.

Он раздавил голову короля, как яйцо. Кип помнил это ощущение – череп, лопающийся под его рукой, хлюпанье мозгов, брызнувшие струйки крови…

– Ты был полностью во власти своего цвета, Кип. Поэтому ты допустил промах. Возможно, это послужит причиной разрастания войны. Возможно. А может быть, генерал ошибался. Может быть, король Гарадул оказался бы гораздо хуже, чем этот владыка. Мы не знаем и не можем знать. Это произошло. Просто в следующий раз учти свои ошибки. Это то, что делаю я.

«Вот почему вы тренируетесь».

– Вам удалось найти, кто его подослал? – спросил Кип.

– Того убийцу? Моя сестра считает, что удалось. Пойдем-ка на камбуз, у нас еще хватит времени поужинать, хотя и не так плотно, как хотелось бы нам обоим.

– Но она ведь ему отомстила?

– Можно сказать и так.

– И что она с ним сделала?

– Вышла за него замуж.

Глава 10. Пушкарь

Один. Сверхфиолетовый и синий. Большой палец коснулся – и словно бы кто-то задул свечу. Весь мир погрузился во тьму, от глаз никакого проку. Но потом, мгновением позже… вот и солнце, и волны, плещущие вокруг, колыхаясь, посверкивая. От такой смены перспективы, при том что тело по-прежнему чувствовало полную неподвижность, его слегка замутило.

Два. Зеленый решил проблему – телесные ощущения нахлынули, осязание возвратилось. Он плыл: тело сильное, жилистое, голое по пояс. Вода теплая, в ней плавают мусор и обломки.

Три. Желтый. Вернулся слух: крики людей, взывающих друг к другу, вопящих от боли и ужаса. Но желтый этим не исчерпывается; он указывает логику человека и места. Однако на этот раз с желтым что-то не сложилось. Невероятно! Призма, выскочив из ниоткуда, увернулся от всех его выстрелов, даже после того как Пушкарь, потеряв терпение, начал палить из двух пушек сразу. А эта крошечная лодчонка, созданная Призмой, двигалась на такой скорости, что он бы ни в жизнь не поверил, если бы ему об этом рассказывал кто-то другой. Теперь Азура будет вымещать на нем свое недовольство. Проклятый Гэвин Гайл!

Впрочем, его ум перескочил на другое. Сейчас нужно…

Четыре. Оранжевый. Запахи моря, порохового дыма, горелого дерева. Теперь он чувствовал других людей, плавающих вокруг, а в воде под ними и по бокам… о, кровь и ад! Акулы! Множество акул.

Мизинец уже опускается.

Пять. Красный и под-красный, вкус крови во рту, слишком…

С акулами самое главное – попасть по носу. Примерно так же, как и с людьми. Расквась забияке нос, и он очень быстро найдет себе дело в другом месте. Проще простого, а? Проще простого.

Пушкаря так просто не возьмешь. Море – мое зеркало. Такое же ненадежное. Такое же сумасшедшее, прямо как я. Подводные течения и чудища, всплывающие из глубин. Другие говорят «морская пена», а я говорю – это Азура плюет мне в лицо, этак по-дружески. В отличие от большинства этих бедолаг, я умею плавать. Просто мне это не особенно нравится. Мы с Азурой предпочитаем восхищаться друг дружкой на расстоянии.

А она, похоже, разозлилась не на шутку! Послала за мной не просто акулу, а тигровую. Это хорошие охотники. Быстрые. Любопытные, как пес, обнюхивающий твою ширинку. Ненормальные, как изголодавшийся едок лотоса. Их обычная длина – два человеческих роста, но мне море оказало должное почтение, как мне и причитается. Моя акула длиннее – длиннее меня в три раза, если навскидку. Конечно, сквозь воду трудно понять. Не хотелось бы преувеличивать. Ненавижу преувеличивальщиков, терпеть не могу!

Я – Пушкарь; я говорю все как есть.

Обломки бочек, обрывки веревок и прочие остатки кораблекрушения усеивают поверхность сапфировых вод, но та тигровая еще вернется. В зависимости от того, насколько она настойчива, у меня может быть еще несколько минут, чтобы доплыть до достаточно большого…

– Эй, Азура! – кричу я, пораженный внезапной мыслью. – Я знаю, почему ты так злишься!

Об этом мало кто знает, но Лазурное море назвали так в честь Азуры – древней богини плодородия. Лазурный цвет здесь ни при чем. Эти слюнтяи и недоумки в своей Хромерии думают, что весь мир вращается вокруг них и их цветов!

Тигровая кружит вокруг, вырезая спинным плавником восхитительные дуги на поверхности воды. Я выпрыгнул первым, когда увидел, что огонь подбирается к пороховому трюму, и потому нахожусь на самом краю поля плавающих обломков. А это значит, что акуле не придется отвлекаться на все остальное мясо, прежде чем она доберется до меня.

– Азура! Полегче, Азура! Брось эти штучки!

Я кручусь на месте, держась лицом к зверюге. Акулы – страшные трусы: норовят подкрасться к тебе сзади и утащить на глубину. Эти здоровенные ублюдки зависают в воде, лишь чуть-чуть шевеля плавниками, словно парящие стервятники, так что с виду кажутся громоздкими – но, когда они нападают, ты даже в штаны не успеваешь наложить. Вот ее клинообразная голова немного сузила круги… поворачивает… и-и… рраз!

Пушкарь – мастер рассчитывать время, нет никого лучше. А как иначе, когда море встает дыбом у тебя под ногами, ты держишь в руке пальник с дымящимся фитилем, запах горящей селитры и щелока овевает тебе лицо, словно дыхание любовницы, а корвет уже разворачивается для бортового залпа, и если на этот раз твои цепные ядра не перебьют ему мачту, то тебя потопят, после чего вытащат из воды, выхолостят и продадут в рабство на галеры, предварительно пустив по кругу для удовольствия всех, кто имеет на тебя зуб или просто охоч до этого дела.

Я бью ногой прямо в нос тигровой красотке – нога у меня жесткая, кожа и кость, всю жизнь босиком. Успеваю увидеть, как глаза акулы затягиваются молочной пленкой, после чего меня отшвыривает, едва не выбросив из воды силой ее удара. Акула дрожит и замирает. «Носы у них чувствительные», – говорил мне папаша, и похоже, он знал, что говорил.

Пушкарь – не такая уж легкая добыча!

– Эй, Азура! Ты что, думаешь, это я все это устроил? Это не я! Это Призма! Чертов Гэвин Гайл! Треклятый мальчишка взорвал корабль, а я-то здесь при чем? Иди охоться на него, тупая ты шлюха!

Азура терпеть не может, когда ты мусоришь на ее лице взорванными кораблями, а мне доводилось это делать не раз и не два.

Морская тварь приходит в себя и бросается в сторону. На пару секунд я решаю, что Азура вняла моим доводам и я в безопасности. В конце концов, мяса тут плавает хоть отбавляй. Но потом акула поворачивает с явным намерением вернуться ко мне.

Это уже похоже на месть. В этом вся Азура: ей не привыкать размазывать тех, кто бросил ей вызов, давя их без капли жалости.

– Азура! Завязывай с этим делом!

У меня еще остался пистолет. Мушкет я потерял: он взорвался у меня в руках во время перестрелки с Призмой и его Черными гвардейцами. Черт знает, что такое; это попросту невозможно, я за всю жизнь ни разу не переложил пороха, заряжая мушкет! Но сейчас не время об этом беспокоиться. Пистолет, возможно, даже еще мог бы выстрелить, невзирая на мое вынужденное купание. Я годами его усовершенствовал, чтобы обеспечить ему защиту от плевков Азуры. Однако же против полного погружения средства пока не нашлось, да и вообще, стрелять в воде – занятие для круглых идиотов. Морская шкура Азуры защищает ее детей. Так что я вместо этого вытащил свой кинжал – хороший клинок в три ладони длиной.

– Будь ты проклята, Азура! Я же попросил у тебя прощения!

Морские демоны – сыновья Азуры. Много лет назад я убил одного из них, и она до сих пор мне этого не простила. И не простит, пока я не пожертвую ей что-нибудь совершенно особенное.

Тигровая акула несется прямиком на меня, без всяких там уловок, так что мне легко вычислить нужный момент.