– Финист Мертвый Сокол, – с трудом сдерживая злость, сквозь зубы процедила я. И не понять же, на кого злилась сильнее: на птицу, преследующую и глумящуюся надо мной, или на себя, каждый раз пугающуюся до дрожи в коленях. – Мне нужен лук.

– Лук – это хорошо, – усмехнулся волк, блеснув зубами. – А стрелять из него умеешь?

Мне оставалось только руками развести. Как бы ни хотелось приласкать назойливую мерзкую птицу стрелой в крыло, я осознавала, что мне сил не хватит даже тетиву натянуть, не то что выстрелить и уж тем более попасть.

Мы дождались, когда солнечные лучи окрасят облака в розовый цвет, и вышли из круга. Ночная жуть отступала, но холод еще держался: пришлось ускорить шаг, чтобы согреться.

– Ты хоть знаешь, где Финиста искать?

– Понятия не имею, – помрачнела я. – Сначала просто шла по дороге, думала, она единственная. Теперь вообще не представляю, где мы и куда идти.

– С этим легко, – скептически фыркнул волк. – Мы в лесу и идти нам в лес. Везде он. Яга говорила, в самом сердце Нави совсем непроходимые пущи и твари там живут такие, что сам лес их боится, а земля не принимает.

– Бррр! – вздрогнула я. – Очень надеюсь, что нам не туда. На меня деревья уже тоску навевают! Неужели здесь больше ничего нет? Ни озер, ни полей, ни садов?

– Были раньше. Но лес все скрыл, все сожрал.

– К людям бы выйти, – проворчала я. – Не может же быть, чтобы никто не знал, где этого Финиста найти!

Волк согласно кивнул и ускорил шаг.

Ох, стоило сразу подумать, какие люди могут в Навьем лесу жить, если «жить» – подходящее слово для царства мертвых.

Осень чувствовалась даже здесь: с рассветом налетел пронизывающий до костей ветер, он бросал в лицо мелкий мусор и крупные капли дождя. Небо затянуло тяжелыми тучами, и даже днем было сумрачно и тоскливо, как на рассвете. Однотипный пейзаж утомлял, размеренная ходьба погружала в подобие транса. Начал сказываться недосып – веки потяжелели, я шла, засыпая на ходу, закрыв глаза, только изредка с трудом приподнимая ресницы, чтобы не вписаться лбом в дерево.

В итоге я налетела на замершего Волка, едва не сбив его с ног. Он подхватил меня под локоть и помог устоять на ногах.

– Чуешь? – тихо спросил он, принюхиваясь к воздуху. – Пахнет дымом.

Я неуверенно кивнула. Мне было далеко до его обоняния, обостренного звериной шкурой, да и спросонья я вряд ли могла унюхать хоть что-то.

– Ты уверен, что там люди?

– Нет. Но и погода не та, чтобы просто лес горел.

Мы почти бегом бросились туда, откуда тянуло дымом. С каждым шагом я все отчетливее различала его запах, но почему-то совсем этому не радовалась. Разве печной дым пахнет так горько и резко? Разве он поднимается в небо плотными черными клубами?

За несколько шагов до просеки мы остановились, боясь выходить на открытое пространство. Сквозь деревья виднелись всполохи потухающего огня, особенно яркого в пасмурный день.

– Что-то я не уверена, что нам туда надо, – дрогнувшим голосом пробормотала я, отступая глубже в тень деревьев.

– Другой дороги здесь нет, – покачал головой волк, возвращая мне посох. Он глубоко надвинул капюшон, полностью скрыв лицо, и плавно опустился на четвереньки. Я моргнула. У моих ног снова сидел зверь, но теперь он уже не выглядел изможденным. Крупный, почти черный с серебристыми подпалинами, он запросто мог бы меня везти на спине, как сказочный Серый Волк. В густой шерсти на груди едва виднелся мешочек-талисман – если не знать, что искать, то и не увидишь.

– Ох, черт! – испуганно выдохнула я. – Ты всегда так мог? И в человека обратно сможешь?

Волк согласно рыкнул и осторожно подкрался к краю просеки, настороженно принюхиваясь. Я тихонько шла за ним.

Кажется, раньше здесь была деревня: на пепелище угадывались квадраты домов, догорали упавшие садовые деревья. В воздухе летал пепел, редкие последние искры поднимались к небу. Накрапывающие капли дождя шипели на еще горячей золе. Кто бы ни сжег деревню, он все еще был здесь.

Привычная тишина была нарушена чужими голосами, резкими и грубыми. Подходить к ним не хотелось – меня не оставляло ощущение, что мы лезем в пасть зверю. Я не знала, что хуже – снова остаться одним в лесу, не зная, куда идти, или встретиться с этими разбойниками.

Я поудобнее перехватила посох, чтобы в крайнем случае им отбиваться, и покорно пошла за волком, надеясь, что он знает, что делает.

У другого конца пепелища, где еще горели дома, мы увидели толпу вооруженных людей. Выглядели они как сказочные витязи – в длинных кольчугах, перехваченных чеканными поясами, в островерхих шлемах, плотных перчатках. Вот только не казались благородными героями и защитниками. Все воины стояли с обнаженным оружием, у кого-то в руках блестели мечи, у кого-то – палицы, чуть в стороне стояли лучники. Луки их были опущены, но на тетивах лежали стрелы, готовые в любой момент сорваться в убийственный полет.

Стоило нам приблизиться, как несколько лучников прицелились в меня – волка они почему-то не посчитали угрозой. Я остановилась, демонстрируя свои добрые намерения.

– Здравы будьте, – отчетливо произнесла я, и витязи замолчали. Стало достаточно тихо, чтобы можно было услышать приглушенное хныканье ребенка – как раз из середины толпы.

– И тебе не хворать. Чего здесь ищешь? – грубо ответил мне один из дружинников, вооруженный огромной шипованной булавой, демонстративно смерив меня взглядом с головы до ног.

– Заблудилась. Людей искала, дорогу спросить, – как можно спокойнее ответила я, стараясь не выдать свой страх.

– Ну, поздравляю, – усмехнулся он, показав крупные желтоватые зубы, – нашла.

Витязи расступились, и я увидела сбившихся в кучу селян. Я быстро окинула их взглядом, прикусила губу, чтобы сдержать страх, не дать ему отразиться в глазах, предательской печатью проступить на лице. Перемазанные в гари женщины с маленькими детьми на руках, понурившиеся мужчины, избитые, со связанными за спиной руками. Я прищурилась, разглядывая их, но не заметила ничего, что их отличало бы от обычных, живых людей. И все же пока остереглась их жалеть, хорошо помня слова Яги: все здесь мертвы, все здесь обман.

– Ну, иди к ним, девка, раз сама пришла, – грубо приказал все тот же воин, играючи помахивая палицей. – Или тебя за космы к ним кинуть?

Я покосилась на лучников и, опустив посох, покорно пошла к пленникам, не опуская головы. Если б не стрелки, я бы рискнула и бросилась обратно в лес, но стрела летит явно быстрее, чем я бегу, да и на дороге по пепелищу не особо попетляешь. Волк замешкался, зарычал, но через пару мгновений крупными прыжками меня догнал.

– Эй, девка, твой зверь?

Теперь грубость витязя звучала наигранно, словно ею он пытался спрятать замешательство или страх.

– Мой, – спокойно кивнула я, проходя мимо него.

Дружинники переглянулись, но промолчали. Повинуясь едва заметному знаку воеводы, того самого, с огромной палицей, стрелки опустили луки и отвели глаза. Отношение ко мне резко изменилось – словно я из случайной пленницы превратилась в такую же случайную почетную и опасную гостью или заложницу. Меня оставили среди пленников, но не подгоняли тычками, уже не грубили и вообще старались по большей части игнорировать. Волк брел рядом со мной, почти жался к ногам и иногда недовольно порыкивал на витязей, если они подходили слишком близко.

Сами пленники на меня косились с почти суеверным ужасом. Будь у них возможность – разбежались бы прочь, как от зачумленной, как от опасной твари без поводка и намордника, но витязи пинками сгоняли их в тесную толпу, вынуждая практически прижиматься ко мне.

Интересно, кто эти воины и почему они взяли в плен простых крестьян? На монголов-работорговцев они не походили, да и вряд ли есть в Нави Ордынское иго. Почти все витязи были светловолосые и светлоглазые, типичной славянской внешности. Хотя, может, это удельные князьки воюют?

У кромки леса были привязаны кони дружины, темные, крупные и в то же время изящные. В них не было хрупкости и легкости арабских скакунов, но и на мохнатых тяжеловозов, которых всегда рисовали вместе с Ильей Муромцем, они не походили. Учуяв волка, лошади встали на дыбы, начали громко и нервно ржать и бить копытами. Дружинники насилу их успокоили – я даже немного позлорадствовала с каменным выражением лица.

Здесь мне наконец удалось их пересчитать: витязей было всего четырнадцать, две седмицы, пленников же оказалось почти вдвое больше. Но много ли воинов нужно, чтоб с женщинами и детьми сражаться?

Дорога расширялась достаточно, чтобы могли проехать трое в ряд. Меньшая часть воинов ехала впереди, не убирая оружия, словно ожидала нападения, остальные понукали пленников, гнали, словно скот. Но никто не следил, чтоб селяне не бросились прочь с тропы под сень деревьев: хочешь – шагни в сторону да растворись в лесу, подлесок густой, ни одна стрела не найдет. Но люди и не пытались спастись, да и сами дружинники старались держаться ближе к центру дороги, подальше от обочины.

Даже местные твари боялись своей земли.

Я припомнила: охотник спокойно ходил по бездорожью, хорошо ориентировался даже в темной чащобе и не вздрагивал на любой шорох, словно всегда точно знал, грозит ему опасность или нет. Значит ли это, что дружинники опасаются напрасно, или это охотник такой особенный? Или все дело в том, что спокойно он ходил только по лесу до границы, до избушки Яги?

– Госпожа? – Кто-то легонько подергал меня за край плаща. Я повернулась, нахмурившись.

Это была совсем молоденькая девушка, худая и бледная, вся измазанная гарью, с опаленными волосами. Серо-зеленые глаза, ярко выделяющиеся на испачканном лице, смотрели на меня с мольбой.

– Госпожа?

– Чего тебе?

– Ты ведь чужая, не из этих земель, – запинаясь забормотала девушка, опустив глаза и теребя бахрому рваного рукава. – Тебе ведь нет дела до войн княгинь! Замолви за нас словечко, скажи княгине, и на нее прилежно работать будем, нам ведь одинаково, какой госпоже кланяться!

Я только головой покачала, не зная, что и ответить. Можно подумать, меня их княгиня слушать будет!

Идти пришлось долго. С дороги мы свернули на узенькую тайную тропку, где всадникам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу; пленники растянулись цепочкой по одному. Передо мной шел один из мужиков, один из немногих, кто еще зыркал настороженно и зло, все выжидая момент. Если б не связанные за спиной руки – кинулся бы на конвойных, хоть кулаками, хоть зубами рвал бы. Он прихрамывал и постоянно стонал сквозь зубы – видно, сильно его избили, прежде чем связать. Пару раз он оглянулся, встретился взглядом со мной и помрачнел еще больше, в глазах исчезли даже проблески надежды.

Ближе к полудню, когда сквозь густые переплетенные кроны деревьев пробились блеклые лучи слабого осеннего солнца, он не выдержал и резко рванул в сторону с тропы. Проломился сквозь колючий кустарник и исчез, даже хруста веток из леса не раздалось, словно и не было его.

Меня пробрала дрожь. Я остановилась как раз у пролома в кустах, похолодев, и глядела, как расправляются ветви, исчезают надломы, заново отрастают колючки. Через десяток секунд даже следа не осталось, словно и не ломился здесь никто в лес.

– Эй, что встала, девка?! – раздался грубый окрик от одного из замыкающих дружинников. Волк раскатисто рыкнул, и воин поперхнулся очередной порцией ругательств.

Я сглотнула и на ватных ногах пошла дальше. Кольцо успокаивающе нагрелось, мол, я же говорило. Я сжалась, уставилась под ноги, страх оступиться, случайно сойти с тропы навязчивой занозой засел в мыслях. К счастью, тропа скоро влилась в широкую дорогу, а та через пару сотен шагов уперлась в высокие деревянные ворота, окрашенные лучами заката в зловещий багровый цвет.

Вот я и нашла людей, которых можно расспросить о Финисте.

Только захотят ли они мне отвечать?