11 Сознание похоже на поверхность или оболочку обширного бессознательного пространства неизвестного размера. Мы не знаем, как далеко простирается власть бессознательного, потому что ничего не знаем о нем самом. Что можно сказать о том, о чем не знаешь? Употребляя слово «бессознательное», мы часто желаем передать этим термином некий смысл, но фактически сообщаем, что ничего не знаем о бессознательном. У нас имеются лишь косвенные доказательства существования душевной области по ту сторону сознания. Также встречаются научные обоснования этого вывода о существовании бессознательного. Из плодов деятельности бессознательного можно вывести определенные умозаключения относительно его возможной природы. Но тут нужно проявлять осторожность и не впадать в излишний антропоморфизм в своих заключениях, ибо действительность может сильно отличаться от представлений в нашем сознании.

12 Если, к примеру, мы смотрим на реальный мир и сравниваем картину перед глазами с нашими представлениями об этом мире, то нам предстоит узреть множество умственных образов, которые не являются объективными фактами. Скажем, мы видим цвета и слышим звуки, но на самом деле это колебания воздуха. Вообще, понадобится лаборатория с обилием сложных устройств, чтобы выстроить картину мира, обособленную от наших ощущений и от нашей психики; полагаю, что сходным образом обстоит дело и с нашим бессознательным – нужна лаборатория, посредством которой мы объективными методами будем устанавливать положение вещей в бессознательном состоянии. Так что любое заключение, любое суждение о бессознательном из моих уст в ходе этой лекции необходимо оценивать, памятуя об этом обстоятельстве. Мы лишь предполагаем, а не знаем наверняка; этого нельзя забывать.

13 Сознательный разум, помимо прочего, характеризуется известной узостью. Он способен удерживать лишь малое число содержаний одномоментно. Все остальное пребывает в бессознательном, и ощущение непрерывности, общего понимания или осведомленности об осознаваемом мире складывается только благодаря последовательности сознательных мгновений. Мы не можем удерживать целостный образ, ибо сознание слишком узко; мы видим лишь проблески существования, как будто наблюдаем через узкую щель и прозреваем отдельные моменты, а все остальное пребывает в темноте неосознавания. Пространство бессознательного громадно и непрерывно, тогда как область сознания представляет собой ограниченное поле моментального видения.

14 Сознание во многом является плодом восприятия и ориентации во внешнем мире. Возможно, что оно находится в головном мозге, который имеет эктодермическое^[14] происхождение и был, по всей видимости, органом чувств кожи у наших далеких предшественников. Сознание, проистекающее из местонахождения в мозге, сохранило, быть может, свойства ощущения и ориентации. Забавно, что французские и английские психологи в семнадцатом и начале восемнадцатого столетия пытались выводить сознание из ощущений, как если бы оно состояло целиком из чувственных данных. Так родилась знаменитая формула «Nihil est in intellectu quod non fuerit in sensu»^[15]. Нечто подобное встречается и в современных психологических теориях. Фрейд, к примеру, не выводит сознание из чувственных данных, зато выводит бессознательное из сознания, следуя тому же самому рациональному принципу.

15 Я ставлю вопрос иначе, от обратного, и говорю, что первым идет, безусловно, бессознательное и что сознание на самом деле обуславливается неосознанным состоянием. В раннем детстве мы все бессознательны; большинство главных функций инстинктивной природы тоже бессознательно, и сознание, в общем-то, выглядит плодом бессознательного. Оно требует значительных усилий. Человек устает от пребывания в сознательном состоянии. Он истощается сознанием. Сознание почти противоестественно. Когда наблюдаешь дикарей, то замечаешь, что при любом удобном поводе или даже без повода они впадают в дремоту и исчезают, так сказать, из яви. Они могут сидеть часами без дела; когда спрашиваешь: «Что вы делаете? О чем думаете?», то они обижаются, потому что «одни безумцы думают – держат мысли в своей голове. Мы не думаем». Если они вообще думают, то скорее животом или сердцем. Некоторые негритянские племена станут уверять, что мысли помещаются в желудке, ведь осознаются только те мысли, которые действительно беспокоят печень, почки, кишки или желудок. Иными словами, они осознают лишь эмоциональные мысли. Эмоции и аффекты всегда сопровождаются явными физиологическими иннервациями.

16 Индейцы пуэбло рассказывали мне, что все американцы сумасшедшие; разумеется, я, несколько удивившись, спросил – почему? «Потому что они говорят, будто думают головой. Здоровый человек не думает головой. Мы думаем сердцем». Это прямая перекличка с гомеровской эпохой, когда средоточием психической активности считалась диафрагма (phren = разум, душа). Это означало психическую локализацию иной природы. Наше понятие о сознании предполагает, что мысли располагаются в почтенном месте – в голове. Но индейцы пуэбло выводят сознание из насыщенности чувств. Абстрактная мысль для них не существует. Они поклоняются солнцу, и я немного поспорил с ними, повторив слова Августина Блаженного: «Господь не солнце, а Тот, Кто сотворил солнце»^[16]. Они не смогли принять этот довод, поскольку оказались не в состоянии пойти дальше своих ощущений и чувств. Вот почему сознание и мысли для них сосредотачиваются в сердце. Мы же, в свою очередь, пренебрегаем психической активностью; мы думаем, будто сны и фантазии располагаются «внизу» («tief unten»), вот почему говорят о под-сознательном разуме, то есть о том, что располагается ниже сознания.

17 Эти своеобразные местонахождения играют немалую роль в так называемой первобытной психологии, которая ни в коей мере не является первобытной. Например, изучая тантрическую йогу или индусскую психологию, мы находим чрезвычайно тонко проработанную иерархию психических пластов, и сознание перемещается вверх, от области промежности до макушки. Эти центры, или чакры, можно отыскать не только в йогических текстах; сходные представления обнаруживаются в старинных немецких алхимических^[17] книгах, явно не имеющих ничего общего с йогой.

18 Важным фактом сознания является то обстоятельство, что ничто не может быть осознано без «я», с которым сознание соотносится. Если что-либо не связано с «я», то оно не осознается. Поэтому сознание можно трактовать как отношение психических фактов к «я». Но что же такое «я»? Это совокупность данных, порождаемая прежде всего общей осведомленностью о своем теле, своем бытии, а также воспоминаниями: человек обладает некими представлениями о прошлом, длинной последовательностью воспоминаний. Вот две главные составляющие «я». Поэтому можно назвать «я» комплексом психических фактов. Этот комплекс сильно притягивает к себе, как магнит; он притягивает содержания бессознательного, темной области, нам неведомой; еще он притягивает впечатления извне, и те, вступая в связь с «я», осознаются. Если же связь не возникает, то осознания не происходит.

19 Для меня «я» представляется своего рода комплексом. Разумеется, наше эго – ближайший к нам и наиболее любовно лелеемый комплекс, средоточие нашего внимания и наших желаний, неустранимый центр нашего сознания. Если «я» по какой-то причине расщепляется, как происходит при шизофрении, то исчезает всякое осознание ценностей, а также утрачивается возможность сознательного воспроизводства действий, поскольку средоточие расколото, и определенные части психики обращаются к одному фрагменту «я», а другие – к другому. Именно поэтому при шизофрении часто можно наблюдать быстрый переход от одной личности к другой.

20 В сознании можно выделить целый ряд функций. Эти функции позволяют сознанию ориентироваться в областях эктопсихических и эндопсихических факторов. Под эктопсихикой я понимаю систему отношений между содержаниями сознания и фактами (данными), поступающими извне. То есть система ориентации обеспечивает человеку взаимодействие с внешними фактами, получаемыми посредством органов чувств. Эндопсихика же – система отношений между содержаниями сознания и предполагаемыми процессами в бессознательном.

21 Прежде всего рассмотрим эктопсихические функции. Начнем с ощущений, иначе чувствования^[18]. Под ощущением я понимаю то, что французские психологи называют «la fonction du reel»^[19], итог моей осведомленности о внешних фактах, получаемых через функции моих чувств. Полагаю, что французский термин можно назвать наиболее исчерпывающим. Ощущения говорят мне, что нечто существует, но не сообщают, что это такое и каково оно; они лишь подтверждают наличие чего-то.

22 Далее мы выделяем мышление. Если спросить философа, мышление окажется явлением, едва ли подвластным определению, так что лучше его об этом не спрашивать, ибо философ – единственный на свете человек, который не знает, что такое мышление. Все остальные знают. Когда вы говорите кому-то: «А теперь давай-ка подумаем как следует», ваш собеседник вполне понимает, о чем речь, в отличие от философа. Мышление в своей простейшей форме сообщает о сути чего-либо. Оно именует и вводит понятия, поскольку мышление представляет собой восприятие и суждение. (Немецкая психология предпочитает говорить об апперцепции.)

23 Третья функция, подлежащая выделению и находящая себе имя в языке, – это чувство. Здесь разум начинает путаться, а люди раздражаются, когда я принимаюсь рассуждать о чувстве, ведь, по их мнению, я говорю нечто жуткое и невообразимое. Посредством своих чувственных тонов чувство сообщает нам о ценности чего-либо. Скажем, оно подсказывает нам, приемлемо ли для нас что-либо или нет, а также дает знать, полезно что-то для нас или нет. В согласии с этим попросту невозможно воспринять нечто или помыслить о чем-либо без определенной чувственной реакции. Всегда наличествует определенный чувственный тон, что не составит труда показать посредством эксперимента, но об этом мы подробнее поговорим далее. Что касается «невообразимого» в моих рассуждениях, то я утверждаю, что чувство, подобно мышлению, является рациональной функцией. Все мыслящие люди при этом убеждены в том, что чувство нисколько не рационально, что оно, напротив, в высшей степени иррационально. Скажу так: потерпите немного, примите как факт, что человек не может быть совершенен во всех отношениях. Если он мыслит совершенно, то не может быть совершенен в чувственности, поскольку нельзя одновременно мыслить и чувствовать в полной мере; эти два свойства замедляют друг друга. Поэтому, желая размышлять беспристрастно, то бишь научно или философски, следует избавиться от всех чувственных оценок. Нельзя мыслить и заодно прислушиваться к чувствам, иначе неизбежно начнешь ощущать, что важнее думать о свободе воли, например, а не о классификации личинок. При рассмотрении с чувственной точки зрения любая пара объектов будет различаться, конечно же, не только фактически, но ценностно. Оценки – вовсе не якорь для интеллекта, но мы их выносим и они выполняют важную психологическую функцию. Если мы хотим составить полное представление о мире, нам необходимо учитывать оценки. Пренебрежение ими ведет к неприятностям. Многим людям чувство кажется наиболее иррациональным психическим явлением, ибо нас, когда мы дурачимся, посещают самые разные чувства; посему все убеждены, особенно в этой стране^[20], что нужно управлять собственными чувствами. Я вполне согласен с тем, что это хорошая привычка, и восхищаюсь этим умением англичан. Но чувства все же существуют, и мне доводилось встречать людей, которые великолепно управляются со своими чувствами, но сильно от них страдают.