Отсюда была хорошо видна та часть рынка, где торговали дарами моря. Ноктавидант помнил тяжелые корзины рыбы и креветок, которые ему приходилось выносить на продажу каждое утро, а с наступлением темноты прятать под навес. Поставленные друг на друга, они превращались в своеобразные перегородки, между которыми на ночь расстилали тюфяки. Порой, засыпая, он слышал, как в корзинах ворочается и бьется еще живая рыба.

Когда Ноктавидант повернулся, рабы уже ушли, захватив с собой таз и тряпицы; судно с его содержимым тоже исчезло. Пропитанное вином полотенце лежало на полу, а сам принципал вытирал лицо куском ткани.

– В некоторых из этих книг,– принципал обвел комнату взмахом руки, одновременно отбрасывая в сторону тряпку,– говорится, что грядущее не может быть предопределено. И все потому, что человек якобы наделен свободой воли.

Ноктавидант указал на горящую свечу:

– Я знаю, что она догорит.

– Или же ее задуют,– отрезал принципал.– Судьба – не больше чем камень, брошенный рукой мертвеца. Можно лишь предполагать, как далеко он полетит и когда упадет.

Ноктавидант пожал плечами. Он и сам не раз задумывался над этим. Обладая свободой воли, а соответственно – свободой выбора, человек способен влиять на будущее, которое меняется с каждым принятым решением. Следовательно, никакой предопределенности быть не может. Однако что, если свобода воли – всего лишь иллюзия? Как ни странно, во все времена находились те, кто допускал подобное.

Принципал отхлебнул вина, подержал во рту, а затем выплюнул в стоявший рядом кубок, где уже набралось достаточно напитка, покрытого шапкой белой пены. Позже это вино вместе с объедками с хозяйского стола продадут на рынке за треть или половину первоначальной цены.

Краем глаза клирик уловил движение, всколыхнувшее тьму на границе света и тени, а вслед за тем из угла выступила фигура. Проклиная себя за неосторожность, Ноктавидант шагнул от окна.

– О, это вовсе не обязательно,– произнес незнакомец.

Голову вошедшего покрывал капюшон. Впрочем, он откинул его, едва ступив в круг света.

Внезапно без всяких на то причин Ноктавидант вспомнил, как в детстве был вынужден три дня провести в темном пространстве под досками пола, а наверху пьянствовали и смеялись вендарские солдаты. Каждый час приводили какого-нибудь бедолагу и под ликующие возгласы перерезали ему горло. Иногда несчастных оказывалось двое: им вручали оружие и заставляли драться. Кровь заливала все вокруг; она просачивалась между досками пола, капала Ноктавиданту на лицо, стекала по груди. Вскоре земля под ним стала влажной. В те минуты, когда он проваливался в беспамятство, ему казалось, что он тонет в ней. Будто некая милосердная сила старалась перенести его как можно дальше от этого места.

Однажды – это случилось на исходе третьего дня – раздался удар, а затем глухой стук. Разбуженный шумом, маленький Нокта пришел в себя. Он давно ничего не ел и не пил, а поэтому терял сознание все чаще. Теперь он наблюдал, как очередной несчастный валится на пол прямо над тем местом, где он прятался. Когда тот упал, в щель между досками стал виден его глаз; наверняка когда-то он был серым или голубым, однако сейчас все затянула кровавая пленка.

Чем дольше Нокта всматривался, тем более осмысленным ему казался этот взгляд. Поначалу он видел в нем лишь печаль, словно в момент расставания с жизнью несчастный не испытывал ничего, кроме скорби, затем во взгляде проявился немой укор. Не в силах больше выдерживать, мальчик зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел, что печаль и осуждение ушли, уступив место чему-то другому. Теперь в немигающем взгляде читался гнев.

Нокта буквально вжался в пол. Ему казалось, еще мгновение, и незнакомец встанет на ноги и примется громкими криками призывать солдат, указывая на щель в половицах. Он уже почти слышал, как солдаты бегут, чтобы выломать доски пола… А затем рядом опустился чей-то сапог, и тело несчастного оттянули в сторону…

Все это проскользнуло перед мысленным взором Ноктавиданта в считаные мгновения, оставив после себя лишь смутные воспоминания: запах земли, биение крови в ушах, странный солоноватый привкус во рту и звук, с которым тело тащили по шершавым доскам.

Внезапно он понял, что мертвой хваткой вцепился в подоконник и почти перевалился наружу. До площадки внизу было далеко. Мгновенная смерть.

– Ха! Явно не видения обнаженных плясуний Эскалана подтолкнули его к окну! – Принципал выглядел довольным.– И почему только эти кураторы не могут создать что-то приятное?

Человек в капюшоне хотел заговорить, но принципал остановил его движением руки:

– Редко кто отзывается о вашем мастерстве лучше. В Ахероне один такой предостерегал от грядущего землетрясения своеобразным способом: посылал видения катастрофы членам городского совета. А кому понравится лицезреть, как он сам, его семья и вдобавок все имущество проваливаются в какую-то дырку в земле? Поэтому беднягу заживо похоронили в выгребной яме, и каждый горожанин, присев на корточки, чтобы справить нужду, отдавал ему должное. А спустя месяц землетрясение действительно случилось. И наводнение. Корабли в бухте взмывали к небу и падали прямо на головы. Говорят, тамошнего принципала убило рухнувшим с неба веслом – на его беду, он первым прибежал в порт.

Принципал отхлебнул вина, покатал напиток во рту и вновь сплюнул. Выпить захотелось и Ноктавиданту. Во рту пересохло так, что он не отказался бы отхлебнуть даже из того, второго кубка. Однако вряд ли мог рассчитывать даже на это. Наверняка вино дорогое, и, когда содержимое кубка окажется на рынке, в желающих не будет недостатка. Все захотят удивить гостей изысканным напитком, не обмолвившись о том, что единожды он уже был кем-то «выпит».

– И все же было бы лучше, окажись эти видения чуточку более приятными.– Принципал допил вино, сплюнул и поставил оба кубка рядом. Тут же появился раб, который забрал посуду со стола.

Только сейчас Ноктавидант понял, что воспоминания ему не принадлежат. Вендарская резня случилась более полувека назад, и теперь о ней можно было разве что прочитать в хрониках. По слухам, кровавое безумие привлекло демонов Гастра, разрушивших шиванский материк до основания. Он и сейчас тлел в глубине под слоем многократно сгоревшей почвы.

Ноктавидант тряхнул головой: для того чтобы прийти в себя, ему требовалось время. Куратор в покоях принципала? Страже давно следовало быть здесь. Однако он не слышал ни криков, ни грохота сапог на тесных лестничных пролетах, всегда отлично освещенных, чтобы ни одна живая душа не могла притаиться в тени.

Он подумал о сделке, которую могли заключить эти двое. На миг ему показалось, будто он смотрит сверху на партию в игре, смысла которой не понимает. Точно так же, будучи ребенком, он смотрел на действия менял в порту или на то, как торговцы проворачивают сделки: цветные камешки, обозначавшие вес и цену товара, переходили из руки в руки по некоей таинственной схеме, пока бегающие туда-сюда маркировщики помечали мелом корзины с уловом.

Ветер принес снаружи запах моря. Если прислушаться, можно было различить шум волн и крики чаек, кружащих над гаванью. Такие мелочи возвращали к реальности, играя роль своеобразного якоря: если заблудишься в воспоминаниях – не важно, своих или чужих,– всегда будет за что зацепиться. И Ноктавидант решил не выпускать всего этого из виду, удерживая каждую деталь на границе восприятия.

Никто в точности не знал, откуда берутся эти «воспоминания» и действительно ли они принадлежат реальным людям. Один торговец с севера, которого Ноктавидант повстречал несколько лет назад, утверждал, будто все имеющиеся у человека знания, опыт и даже впечатления неким образом можно выделить, отфильтровать и дистиллировать, как это делают со своими реагентами алхимики. Он даже показывал запечатанные воском бутылочки, доставая одну за другой из изящного ящичка черного дерева. Души. Теперь Ноктавидант вспомнил: он называл их душами. Одну торговец откупорил прямо при нем и вылил несколько капель себе в рот. Ноктавидант тогда подумал: каковы воспоминания на вкус? Смешались ли воедино горечь пролитых слез, солоноватый привкус пота на холодеющей от страха коже? Он не успел спросить ни о чем подобном. Торговец исчез так же быстро, как и появился.

– В приятных видениях, как и в простых вещах, мало пользы.– Куратор махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.

– Как и в слишком легко брошенных словах.

Клирик видел, как на лице куратора проступает злоба – будто наползает тьма. Будто лопнула невидимая пуповина, стягивающая кожу в подобие человеческого лица, и наружу показались бугры костей и узлы мышц. Не об этом ли предупреждал оракул?

– Возможно, слова вообще бесполезны. За исключением тех, что сказаны опрометчиво. Последние точно кинжалы, выхваченные из ножен: не знаешь, бить или вложить обратно.

Ноктавидант оставил насмешку без внимания. Слова. Всего лишь слова. Даже мнимые воспоминания – и те были фальшивкой.

Куратор отступил в тень:

– Иные слова подобны наковальням, падающим с неба.

Внезапно клирик со всей ясностью различил стук молотка далеко внизу и то, как скрипят канаты, на которых строители перетаскивают каменные блоки.

Принципал поднялся со своего кресла.

Ноктавидант смотрел, как тот идет к окну, тяжело ступая босыми ногами по плиткам пола, ставит руки на подоконник, взбирается на него. Спустя мгновение этот тучный человек уже стоял на подоконнике, вытянувшись во весь рост. Еще мгновение – и он шагнул.

Снизу раздались крики, топот, кто-то звал на помощь.

Ноктавидант выглянул из окна. Он ожидал увидеть тело принципала, распластанное внизу, но вместо этого стал свидетелем другой кровавой сцены. Похоже, что один из волов, тянущих подводы с гранитными блоками, оступился и упал. От удара подводу развернуло, и тяжелая глыба опрокинулась, придавив несчастное животное. Положение осложнялось тем, что нога шедшего рядом погонщика запуталась в канатах. Разъяренный от боли вол бил копытами по воздуху, и каждый, кто оказался рядом, рисковал получить удар, сравнимый с ударом молота по наковальне. А без посторонней помощи шансов выбраться у погонщика не было…

Когда Ноктавидант обернулся, принципал сидел на прежнем месте. Клирик уже догадался, что видение было подделкой. Все, кроме, возможно, кровавых событий снаружи – с улицы все еще доносились крики бедного животного.

Очередная иллюзия.

Иные слова подобны наковальням.

– Беда в том, что никогда не знаешь, на чью голову рухнет следующая,– закончил Ноктавидант и только потом отступил от окна.

Глава 6
Темный лес

Наверняка у ангела было имя, но Ноктавидант никогда не пытался его узнать. Точно так же, как находясь в крипте, он оставался просто клириком. Астрологи утверждали, будто имя человека определяет всю его дальнейшую судьбу. Ноктавидант подумал, что так и не узнал имени куратора.

Теперь они оказались вдвоем. Принципал остался наверху на попечении рабов: спустя некоторое время после того, как на глазах у Ноктавиданта он «выпал» из окна, а на самом деле остался сидеть в кресле, рабы вернулись, и у каждого было по металлическому лотку, а игл стало в два раза больше. Покидая комнату вслед за куратором, клирик думал, что с радостью дождался бы момента, когда рабы проткнут кожу толстяка, а затем вбил бы иглы в его тело пинками.

Знал ли оракул об их приходе?

Наверняка.

Ожидал ли, что в определенный час дверь откроется и войдут двое?

Вопросы, вопросы.

Было ли это доказательством предопределенности? И каким образом ходу событий могла помешать простая случайность?

Мог ли он обойти куратора сзади, а затем одним ударом лишить его сознания, а может, и жизни? Оракул предвидел такую вероятность? Или то, что он до сих пор этого не сделал, и было ответом на вопрос?

Значило ли это, что ничего подобного он не сделает ни при каких обстоятельствах?

Когда они вошли, оракул спал или притворялся, что спит.

– Она слышит нас? – спросил куратор.