– Правильно надо говорить: массажистка.

– Ну да, – говорю. – Ты массажистка?

– Нет. – Тетя Женя улыбается. – Я – училка, представляешь?

В общем, да, она оказалась учительницей. Потому и приезжала в гости обычно во время каникул. Весной, например. Ну и на Новый год почему-то. Хотя Новый год вроде семейный праздник… Но тетя Женя говорит: муж сам ее к нам отправляет. Мол, раз мама ее лучшая подруга и раз такая традиция, что с детства они вместе Новый год встречали, – пусть так и будет. Тем более муж и в Новый год работает без продыха, и не до отмечаний ему… Так и повелось: отпразднует тетя Женя у нас, поживет недельку, а потом – обратно в Москву, и там уж с мужем да с сыном старый Новый год встречают вместе.

На Новый год они с мамой сидели до полуночи, потом слушали бой курантов по телику, а потом дальше сидели, чуть не до утра. Меня отправляли спать, а сами болтали громко, так, что не уснуть при всем желании. Да еще и салюты за окном бабахали…

А болтали они про то, как учились в школе. Воспоминания там всякие…

Тетя Женя, например, говорила:

– Эх, Верочка, ты же первой красавицей у нас была!

– Вот именно: была… – вздыхала мама.

– Ну, я – образно! – уточняла тетя Женя. – Ты и сейчас красавица. Просто за тобой все бегали же. Даже Чесноков.

– Да за Чесноковым сами все бегали, зачем бы я ему… – неуверенно возражала мама, но по голосу чувствовалось, что ей лестно, что – даже Чесноков.

– Я тебе в последнем классе уже даже завидовала, если честно, – признавалась тетя Женя. – Думала: поссорюсь с тобой специально из-за чего-нибудь, лишь бы больше не дружить!

– Ну, в итоге – видишь, как тебе повезло. А мне… – снова вздыхала мама.

– Это да! – радостно соглашалась тетя Женя, и тут же испуганно уточняла: – Ну, я – образно! А так-то, конечно, ты заслуживаешь счастья, и оно обязательно еще будет, вот поверь!

Мама в ответ молчала.

Потом всхлипывала.

Потом тетя Женя скороговоркой ее утешала:

– Верка, да ладно тебе, да что ты, да ладно, ну, ей-богу, Новый год, а мы тут реветь, что ли, будем… Да гори оно все! Давай – нашу…

Дальше, под грохот салютов за окном, мама с тетей Женей нестройным дуэтом начинали петь:

Наша славная шко-о-ола,
Наша тридцать втора-а-я!
Мы сего-одня ухо-о-дим,
Навсегда покида-ая
Эти классы и парты
И родных педагогов…
Наша тридцать втора-ая,
Как дала ты нам мно-ого!
Мы одна-ажды верне-емся…

Тут мама начинала плакать прямо навзрыд. И тетя Женя тоже. И так они плакали довольно долго, а я не спал у себя в комнате, слушал салюты и их плач, и мне было очень жалко маму. Ну и тетю Женю тоже немного жалко, ладно уж. Тем более, отплакав, тетя Женя однажды сказала:

– Вот вы на меня злитесь, что хвастаюсь мужем. А я, может, и хвастаюсь, только чтобы не заплакать. Потому что на самом деле… на самом деле… Эх!

И из этого «эх!» стало понятно, что не все так хорошо у тети Жени с мужем. Да и вообще, раз он начальник, тем более крупный, разве он может быть хорошим? Мне вот кажется, все начальники плохие. Потому что хороший человек не будет стремиться другими командовать…

В общем, ладно, пусть и дальше приезжает тетя Женя, думал я тогда, в тот Новый год. Когда они там с мамой все пели и плакали… Пусть приезжает. Лишь бы гладила.

И вот в эти каникулы тетя Женя опять приехала. Приехала – легла сразу на диван у нас в комнате и говорит:

– Верочка… Наконец-то я могу полежать… Без шума, без школы… Как же меня все достало… И Леха совсем от рук отбился… Ох.

Леха – это ее сын. Она нам всегда и его фотки показывает, когда хвастается. А теперь, получается, от рук он отбился. Это печально.

Тетя Женя лежала, закрыв глаза, а я все думал, как так подползти к тете Жене, чтобы она меня погладила ногтями. Но было неловко. Во-первых, она вон какая уставшая приехала, а во-вторых – что-то я как-то вырос за этот год. Как-то уже неудобно ластиться… Что я, Лайк, что ли? Вот ему все равно, что он – здоровенная немолодая псина. Всегда готов лицо тебе обслюнявить. Но я-то не собака. Но очень хочется. Как быть?

И, пока я раздумывал над этой проблемой, тетя Женя открыла глаза и крикнула маме на кухню:

– Вер, а Вер!

– Да-да? – откликнулась мама.

– Ох, нет сил орать. В школе наоралась… Давай, придешь в комнату, скажу… – слабо ответила тетя Женя и снова закрыла глаза.

И, когда мама вернулась в комнату, тетя Женя ей сказала. Что предлагает забрать меня на каникулы. К себе пожить. А что? Квартира большая, плюс «пусть мальчик Москву посмотрит, а заодно ты отдохнешь от него».

– Да я от него не устала… – неуверенно сказала мама.

– Ну, я – образно… – отозвалась тетя Женя.

Эх. Мама у меня добрая, но я-то знаю, что устала. Не то чтобы прямо только от меня, а вообще от жизни. И сердце слабое же… Ей все время отдыхать необходимо. А какой тут отдых? Дом, работа, я…

Но мне совсем не хотелось никуда ехать. Да еще к тете Жене. К какому-то Леше… Тем более я с людьми очень плохо общий язык нахожу… И к мужу ее опять же… Зачем мне это все? А тете Жене-то это зачем?

Мама так ее и спросила:

– Да зачем он тебе там, Жень?

– Так я ж говорю: Москву посмотрит. Он же не был ни разу?

– Нет…

– Тем более! Заодно с Лешкой моим подружится – может, как-то положительно на него повлияет. Вот он у тебя какой положительный.

Чего это я положительный? Нет, ну не отрицательный, конечно… Но и не прям положительный! Положительный – это когда учишься хорошо, когда весь такой из себя культурный… Я разве что тихий. Потому что стеснительный и необщительный. Если быть стеснительным – это значит быть положительным, тогда еще ладно…

Но Леха этот ее… Ну что я с ним буду делать? Мне нужен друг такой же тихий, как я. Вот Витя Свешников, например. А Леха этот, раз от рук отбился, – небось, шумный. Тем более – москвич! Будет на меня свысока еще глядеть… Оно мне надо?

И я все ждал, когда они наконец спросят мое мнение, но меня как будто бы не было в комнате. Прямо не замечали – и всё! Я тогда стал делать вид, что мне тоже до их разговора никакого дела нет, и вообще я занят, а они ко мне с ерундой лезут.

И стал перебирать свои тетради с очень деловым видом, перекладывать разные листки туда-сюда… И вдруг увидел свой рисунок той девочки, которая тогда на перроне стояла. Увидел – и застыл. Вообще обо всем забыл. Так резко прямо толкнулось в сердце воспоминание…

Держал рисунок, смотрел и молчал как дурак.

А тетя Женя увидела рисунок и говорит:

– Видишь, Вера, он у тебя еще и художник. Какого симпатичного Колобка нарисовал!

Час от часу не легче! То арбуз, то Колобок! Да совсем ведь не похоже! Вроде умные женщины, а совсем не разбираются в живописи! В общем, я обиделся на тетю Женю и решил, что точно никуда не поеду.

А потом, поздно вечером, когда тетя Женя спала, мы с мамой поговорили.

– Надо бы тебе съездить все-таки.

– Да зачем? Я с тобой хочу!

– Понимаешь, это – Москва… Впечатления… Я работаю, отпуск еще бог знает когда, что ты будешь все каникулы один торчать.

– Я не один, я с Лайком буду!

– А Лайк – уж такая компания! – усмехнулась мама. – Тебе люди нужны. Человеческие отношения. А то так и будешь всю жизнь один. Надо как-то учиться коммуницировать, правильно Женя говорит. Все-таки она хороший учитель.

– Я коцу… комцу… коцму… коммуницирую! – говорю. – Вот, с Витей Свешниковым, например.

– Не нравится мне твой Витя, – призналась мама. – Вечно мрачный какой-то. Молчит. Не знаешь, что у него на уме.

– Я знаю! – выпалил я, и осекся: это же тайна! Никому нельзя рассказывать, что Витя скоро сбежит из дома!

– Ну что ты знаешь… – грустно улыбнулась мама.

Уф. Слава богу, не приняла мои слова всерьез. Обычно обидно, когда твои слова всерьез не воспринимают, а тут прямо повезло!

– Надо учиться общаться. Тем более – Москва… Надо использовать любую возможность там зацепиться. Надо дружить с Женей. Кто знает, как повернется, – говорила мама тихо. – Раз пригласила – поезжай!

– Правильно, Верочка! Хватит ему в глуши киснуть! – неожиданно раздался с дивана голос тети Жени.

Мы с мамой вздрогнули от неожиданности. Я покосился на диван.

Но тетя Женя продолжала лежать с закрытыми глазами. И довольно мирно посапывать. Во сне, что ли, разговаривает? Вот ведь школа ее довела…

Но мама на всякий случай спросила тихонько:

– Жень, ты не спишь? Мы разбудили тебя? Извини.

– Да сплю я, – не открывая глаз, успокоила нас тетя Женя. – Это учительская привычка. Мозг до конца не отключается никогда. Даже во сне.

Мы с мамой с недоумением продолжали смотреть на тетю Женю.

– Ну, я – образно… – уточнила она, не открывая глаз.

В общем, на следующий день я попрощался с Лайком (он, конечно, при этом деловито обслюнявил мне все лицо до ушей)… Попрощался с мамой, она мне помогла сумку собрать – ничего особенного там, все-таки не на год еду, а только на каникулы… Зубная щетка, паста, одежды немного…

И сам я потихоньку положил в боковой карман сумки, свернув, свой рисунок. Портрет прекрасной незнакомки на перроне. Пусть для кого-то это – арбуз с глазами, для кого-то – Колобок… Главное, я точно знаю: это – она. И мне важно, чтобы она была со мной постоянно и везде. Пусть даже человек совсем не умеет рисовать, зато он умеет чувствовать, думал я. И чувство его – сильнее его неумения! Вот так.

4

Мы сели в машину тети Жени и поехали в Москву. Ее муж-начальник такой богатый, что у него своя машина, а у тети Жени – своя. Круто. Я спросил:

– А сколько ехать?

– А, недолго, – улыбнулась тетя Женя.

Но ехали мы очень долго. И так неблизко было, так еще и пробки постоянные…

И тетя Женя болтала без умолку. Спрашивала меня, хорошо ли учусь («Если помощь нужна, обращайся, не стесняйся, я же учитель все-таки!») и есть ли у меня девочка (я сразу вспомнил девочку на перроне, впрочем, я про нее и не забываю никогда)… И я на все отвечал или «Угу», или «Не-а».

Чаще, конечно, «не-а». Потому что учусь не хорошо, и девочки у меня нет (то есть она есть, но я ее никогда больше не увижу, она – просто мечта, не буду же я о ней тете Жене рассказывать!). И тогда тетя Женя рассказывала про своего сына Леху:

– Целыми днями в своем телефоне! Подружился с соседкой, есть у нас такая девочка, Юлька, и болтает с ней, и болтает… И гулять ходят до ночи. А учебу совсем забросил! Может, ты на него как-то повлияешь?

– Так я тоже плохо учусь, – говорю.

– Но ты хоть серьезный! Ответственный!

Я удивился: почему тетя Женя так решила? Может, потому что я молчаливый? Когда человек молчит – кажется, что он серьезный. А если ему просто нечего сказать? Нет, ну мне-то есть что сказать, просто я стеснительный. Но все равно не сказать, что сильно ответственный… Мне просто пока ни за что особо отвечать не приходилось. Разве что за Лайка. Точнее, за прогулки с ним по утрам, до школы, и по вечерам после школы. Да, я с ним гуляю сам почти всегда. Он такой потешный! И добрый. Мне нравится с ним гулять. Вроде как и делом занят, и думаешь… думаешь… о разном… Смотришь на поезда, летящие туда-сюда, на фонари на станции… Опять же, девочку ту вспоминаешь…

А Лайк бегает, бегает по грязи, и потом грязными лапами – шлеп тебе на грудь! И ты стоишь грязный тоже и злишься на Лайка, хотя недолго: как можно злиться на такого славного пса?

– О чем задумался, детина? – тетя Женя спрашивает.

Вот же приставучая! Нет, гораздо лучше, когда она гладит по голове ногтями. И молчит.

– Ни о чем, – вру я. – А сколько еще ехать?

– Устал, бедненький? – беспокоится тетя Женя.

– Просто вы говорили – недолго, а это было уже давно…