Ленинградский панк (страница 10)

Страница 10

А тогда в НЧ/ВЧ, мы с Сантёром пели на записи «бэки» с Колей и Юрой, и даже представить себе не могли, что будет дальше. В том же НЧ/ВЧ прошел, а вернее, сорвался уникальный концерт, посвященный свадьбе Юры Соболева и будущей стриптизерши Нади (это был первый брак, у Юры уже давно прекрасная жена Лилия). Компания там собралась такая, что просто снимай кино – и все фестивали твои. Но человека с камерой не нашлось. Фотографировал, правда, это действо великий Вилли Усов, но потом повздорил с каким-то панком, вроде даже получил бутылкой по голове, обиделся и ушел. Жаль. Хотелось бы еще раз взглянуть на всех, но трезвыми глазами. Помню точно, что я подарил молодоженам серую ручную крыску из зоомагазина. А уникальным концерт был, потому что не состоялся по причине невменяемого состояния Юры Соболева. В первый и последний раз случилось такое недоразумение. Жених (обычно единственный трезвый из «БП» на сцене), напился и не смог исполнить ни одной своей песни. Мне кажется, что это был последний концерт золотого состава «БП». Они сыграли вместе всего 12 концертов. Всего дюжину! Потом пришли страшные 90-е и словно цунами смели всех, кто не крепко стоял на ногах.

Комментирует Юра Соболев: БП фактически прекратили свое существование с конца 89-го. С сорванных гастролей в Германии. Мы не собирались вместе (!) с того злополучного концерта в ДК связи (!). Попытка сыграть на свадьбе была просто фан- идеей. Это уже не относилось к действующей группе. К этому времени я продал и точку, и весь аппарат.

С тех пор и на долгие шесть лет «БП» погрузился в пучину небытия (словно его сглазила-заколдовала неприглашенная на свадьбу Юры фея), в летаргический сон, в период полураспада, став кораблем-призраком, группой-легендой, изредка выныривавшей из тумана, когда ее никто не ждет. Пришли мы как-то с Сантёром на концерт «Водопада им. Вахтанга Кикабидзе». Сейшен оказался так себе. Зато после концерта на сцену вылезла совершенно невменяемая троица – Михайлов, Крыса и Саид – и эти упыри стали просить у собирающихся музыкантов инструменты. Ну, как просить – буквально пытались отобрать их.

– А сейчас будет настоящий панк-рок! На сцене «Бригадный Подряд»! – Проорал Крыса в еще работающий микрофон.

Народ, уходящий из зала, ровно, как и мы с Сантёром, опешил от такого поворота и замер на месте. Но инструментов захватчикам никто не отдал. И микрофоны отключили. Тогда они просто стали хором орать «Идиота» («Зачем я, зачем я полюбила идиота? Ну зачем я, зачем я полюбила его?»), пока их не согнали со сцены.

И, конечно, этот прекрасный выход Коли на сцену наглядно демонстрирует то, как он по ней скучал. Но Юра Соболев, дважды обжегшись на Михайлове, слышать о концертах с ним больше не хотел, сделал коммерческий проект с женским вокалом, писал музыку на заказ, работал сторожем, потом по наводке Пети Новика ди-джеем на радио «Катюша» с Ай-Ай-Аем, Дусером, Севычем и Сергеем Наветным. Потом он и вовсе надолго забросит музыку, прочитает свою фамилию наоборот и станет крупным спецом по продаже велосипедов. Весельчак Саид умер от передоза. Трушин потарчивал и барабанил в хардкор-проектах. Коньяк куда-то пропал. А потом и вовсе умер. Просто мор какой-то. Жить быстро, умереть молодым – чуваки, зачем же так? Вы приняли все слишком буквально! Димка Бабич превратился в невыходящего из дома социопата, прочно сидящего на тяжелых колесах. Михайлов на волне былой славы пил по-черному с веселыми дружками – Крысой, Дроздом, Трушиным и т. д., но те постепенно вымирали, да и память о Колиных подвигах в народе слабела и покрывалась тиной. Даже его бывшая девушка по имени Марьяна (опять, как у Цоя), родившая ему ребенка, которого Колька своим не признал, перестала давать ему деньги, да и просто перестала давать. Король был скорее мертв, чем жив.

И только умница Сантёр окончил институт им. Лесгафта и отправился работать учителем физкультуры в школу, где продолжил свои эксперименты с музыкой. Там у него в студии мы записывали все подряд с Максимкой Васильевым, Сашкиным другом Мироном и Сашкиным учеником – Конвисером. Странный Саша Конвисер, мальчик из интеллигентной семьи, которого вырастили и испортили купчинские панки, уже появлялся в этой путаной истории и еще не раз будет играть в ней важную роль. А пока он учился в школе (где теперь преподает русский язык и литературу) и играл на клавишных инструментах – сначала в школьных группах, а потом в проектах Сантёра, которые с приходами к нему в школу кукушонка Михайлова естественным путем превратились в альбомы практически не существующей группы «Бригадный Подряд». Михайлов снова стал купчинским соловьем с гитарой, звездность выветрилась, а регалии теперь лишь слабо помогали клянчить мелочь у пивных ларьков. Король спустился с небес и вернулся к истокам. К Сантёру, Максу с Бабичем и примкнувшему к ним малолетке Конвисеру. Альбомы допотопными способами писались в школе у Сантёра и дома у Коли и Бабича. Старшеклассник Конвисер ходил за Колей хвостиком, смотрел ему в рот и учился у него всему самому плохому. Что не помешало ему окончить школу, а потом, хоть и с третьего захода, получить высшее образование. Два раза Сашка вылетал с вечернего из-за записи альбомов «БП».

Я натянул совдеповский пиджак.
Я понял – жил до этого не так.
Я в руку взял огромный красный стяг
И вот вступил с простой татаркой в брак.
Вот так – с татаркой в брак.
Вот так – с татаркой в брак.
В три дня я выполнил весь пятилетный план,
Хотя я раньше был мажор и меломан.
И никогда я не бываю пьян.
И табака я позабыл дурман.
Вот так – забыл дурман!
Вот так – гоню я план!
Вот так….

Николай Михайлов

«Розовая вода» и «Рок-н-Ройял»! О, что это были за альбомы! Чудо какое-то, а не музычка. Просто энциклопедия неустроенной Колиной жизни, плюс наскребаные по сусекам запасы песен Макса и Сантёра (даже парочка моих и одна конвисеровская туда попала). Полный фьюжн: от лирически-сюрреалистического посвящения розовой воде (некоей субстанции, которую Колян с друзьями не гнушались употреблять в романтические 90-е) «Выпили розовой воды и не заметили: беда кралась за нами в виде ног» до критики рэпа – «до чего же он нелеп – русский рэп». Были там и издевательские каверы на «Ласковый май» и Тыниса Мяги, и какие-то уж совсем авангардные треки. Но в основном – суровая правда Колиной жизни, жизни ленинградского маргинала, тунеядца и алкоголика, которая и раньше проглядывала в его (и Максовской, и Сантёровской, и даже Соболевской) лирике, а теперь вот просто забила фонтаном спирта «Рок-н-Ройяль».

«Поступайте в наше ПТУ», «…по детскому саду гулял пэтэушник», «…его убили в этой драке ножом, а он был совсем ни при чем», «…в городе работает преступная группа – еще шесть трупов», «…жизнь растянулась, как сопля, из потолка растет петля», – все это роскошество было тщательно разобрано на гармонии и положено на прекрасные, почти битловские мелодии. В лице Конвисера Коля обрел не только верного пажа-бутылконосца, но и соратника по любви к мелодике, распевкам и красивым проигрышам на клавишах и акустической гитаре. Никаким панк-роком в новых альбомах «Бригадного Подряда» даже не пахло. Никаких тебе «Мяу-мяу-мяу», никакого «Мордобоя», «Ленин с нами», «Политики КПСС» и «Хундыр-Мундыр-Йохарлы». Была, правда, песня про навозных мух и разные сорта говна, но это скорее было исключение из лирического ряда. И что дальше? А ничего. Полный возврат в дорокклубовские времена. Альбомы нигде не вышли. Распространялись по старинке, переписыванием с кассеты на кассету. Сантёр ушел из школы в бандиты (извините, в бодигарды). Студент Конвисер синячил с бывшим королем панк-рока Михайловым и сантехником Васильевым, которые, напиваясь, доводили его до слез своим кухонным антисемитизмом. «Бригадный Подряд» поминался теперь исключительно у купчинских пивных ларьков. На покупающего пиво из-за угла выскакивала растрепанная булгаковская парочка – огромный спившийся Элвис Маккартни и начинающий синеть Вуди Аллен и наперебой тараторили:

– Помнишь Ленинградский рок-клуб? «Кино», «Аквариум», «Зоопарк», «Бригадный Подряд»! Знаешь? Уважаешь? Добавь на пивко, мужик!

Мы с Сантёром к этому времени обзавелись семьями. Сантёр, кстати, познакомился со своей будущей женой благодаря разыгранной с Колей сценой спасения барышни от хулигана. Хулиганом был Михайлов, а спасителем Сантёр, естественно. Мы растили детей и старались выжить. Нам было не до музыки. К тому же в 95-м мы рассорились после досадного случая. И все-таки, когда я в 29 лет созрел, чтобы записать альбом на свои стихи, я первым позвонил Лукьянову и предложил ему сочинить музло, как в старое доброе. Писать альбом я собирался по-взрослому, на студии «Инди» у легендарного Коли Гусева, музыканта «Странных Игр» и «АВИА». Сыграть музыкальные партии были готовы Юра Соболев, Федя Лавров, Дусер – замечательные музыканты и мои добрые товарищи. Я радостно предвкушал запись своего первого альбома.

Одни за бугор, другие в торговлю,
бегут от реальности все!
А я занимаюсь пивною любовью
во всей ее пьяной красе.
Пивные моря не наносят на карту.
они в наших душах живут,
и плещутся желтой волной они в марте
и летом опять окунуться зовут.
Пивные моря населяют селедки,
вареные раки, лещи и снетки,
в глубинах клокочут источники водки
и тухнут утопшие наши братки.
В любую погоду сезон открываю,
ныряю в родимое вниз головой
и в собственной ванной гляжу, как всплывает
довольный собой и пивом живот.

Антон Соя

И что вы думаете? На первую же сессию вместе с Сантёром заявились тихие зайчики Михайлов и Конвисер, и начался их обычный алко-балаган. Коля был мил, почти трезв, и любезно предложил исполнить мои песни на записи. Петь-то я предполагал сам, но куда мне было до Коли. Могучий свой талант он еще не пропил. Соблазн был велик, и я согласился. Могу сказать одно – было весело. Особенно веселился Коля Гусев. Мелодии придумывались и партии раскладывались прямо в студии, где царили полная анархия и адский дурдом. Гусеву казалось, что получалось нечто похоже на его любимых «The Cars». А я, недавно переслушав материал проекта «Тося и Больные», понял, что больше всего это похоже на «The Pixies», которых я тогда еще слыхом не слыхивал. Конвисер притащил на запись своих знакомых школьниц – Катю и Надю, типа на подпевки, и они придали альбому дополнительных ярких красок. Записали мы кучу песен на мои стихи. Потом Коля, которого я пару раз уже успел выгнать с записи за пьянство и снова простить, каким-то непостижим образом прогнул меня на запись старых подрядовских песен и каких-то своих новых хитяр.

Материала получилось аж на два альбома. Но альбом проекта «Тося и Больные» под названием «Абрахам» так и не вышел в свет. Потому что все, что мы записали, по каким-то неведомым мне тектоническим причинам вдруг стало называться «Бригадный Подряд». Да, да, именно так. Как я в это вписался? Не могу вспомнить. Энтузиаст хренов. Ну и тщеславие, конечно же. Видимо, мне очень хотелось, чтобы мои песни зазвучали со сцены. Еще Сантёр был весьма убедителен в своих аргументах, обещая жестко держать Колю и Конвисера в ежовых пацанских рукавицах. В который раз мы наступали на те же грабли. Давно пора было понять: любой музыкальный проект, в котором принимал участие Коля Михайлов, автоматически становился «Бригадным Подрядом».

Тридцатилетний, сильно побитый жизнью клоун-алкоголик проснулся от летаргического сна и снова вышел на сцену, потащив туда Сантёра и Конвисера. Соболев возвращаться в группу и играть с Михайловым категорически отказался, хотя и отметился на записи (как, впрочем, и на Rock-n-Royal). Альбом решили назвать «Восставшие из зада», но вовремя одумались и назвали «Худшее». Мы с Сантёром сами сделали оформление для кассеты из какой-то немецкой порнооткрытки. Из забракованных остатков наших безумных сессий с Гусевым получился еще один альбом – «Сине-Бело-Голубой». Песни пошли в народ. Но самое ужасное, что я теперь чувствовал ответственность за этих упырей, я стал Франкенштейном, забивающим концерты своему чудовищу.