Выдает скупо, а я действительно делаю глоток, но не потому, что свекровушка обо мне заботится и я к ее совету прислушиваюсь, а просто наполняю рот водой, чтобы лишнего не сказать и не послать маман с сыночком куда подальше.

Мне становится жутко интересно, что за речь приготовила эта чужая женщина для нелюбимой невестки. На какие точки собирается нажимать и в голове проскальзывает мысль – как же счастлива была бы моя свекровь, узнай, что я застала Михаила в объятиях Тиночки, которую так сватала ему маман в свое время…

Поэтому делаю осторожные глотки горячего чая, но мне этого оказывается мало, и я добавляю в него несколько ложек сахара и размешиваю под скептичным и неодобрительным взглядом свекрови.

Вкус становится лучше, отходит определенная вязкость, которую я ощущаю мельком, все же все мое внимание нацелено на свекровь.

– Что вы от меня хотите? – задаю вопрос и делаю еще один глоток приторно-сладкого пойла. Самое то, когда жизнь отдает горечью.

– Разве не ясно?! Я хочу именно того, чего желала с первой секунды, как увидела тебя! Хочу, чтобы ты оставила в покое моего сына! Хочу, чтобы не портила ему жизнь! Михаилу прочат политическую карьеру! Ты понимаешь, что это?! Он не просто бизнесмен, он лидер! А ты… ты ему помешаешь!

Отчего-то улыбка зажигается на моих губах.

– И чем же, по вашему мнению, я мешаю Михаилу?

Вскидываю бровь. Забавлять меня ситуация начинает. Тянет расхохотаться. Громко. Весело. Истерично. Наверное, я все же зависла в секунде от нервного срыва, когда организм дает странные реакции на ситуацию, в которой оказался…

Но моя свекровь не замечает моего состояния, продолжает газовать.

– Для политика важна семья! Опора! Тыл! А что можешь ему дать ты, если даже забеременеть не в состоянии?!

Слова, бьющие наотмашь. Ударяющие в солнечное сплетение и заставляющие дернуться, как от пощечины.

– Не в состоянии… – повторяю ее же слова. Ровно так же, как и сегодня Михаил повторял за мной, но свекровь не дает сфокусироваться на этой мысли, распаляется и идет в наступление.

– Михаил наш единственный сын! Наша отрада! Надежда! Он великолепный стратег, лидер, редкий человек и я это говорю не потому, что он мой сын. Просто он всегда. С самого детства был сам по себе. Ставил цели и достигал. Это иногда доходило до абсурда, когда он бил по груше столько, что ломал руку и продолжал. Понимаешь?! Была цель победить, и он ее реализовывал, несмотря на то, что несет физический урон, он боли не боится, упрется и будет идти до последнего, не ощущая, что убивает себя, свое будущее… Шел напролом. Он не знает слова «нет». Так и с тобой! Миша решил, что ты станешь его женой, выбрал и так и случилось, но ты… ты ему не подходишь… ты – балласт! Женщина, которая не родит мне внука, не даст продолжение роду! Ты его околдовала! Иначе как… как он мог выбрать такую, как ты?! Пустую и бесплодную! Ты должна отпустить его! Сама уйти! Тогда… тогда Миша отпустит. Он гордый. Отпусти его, Яна, дай ему шанс на нормальную жизнь!

– Хватит! – вскакиваю со стула и опираюсь о стойку, на мгновение меня ведет. – Хватит, Марта Романовна! Убирайтесь отсюда! Убирайтесь! Видеть вас не могу!

Тоже встает и опирается о стол руками, копирует мой жест.

– Почему же, Яночка?! Правда глаза колет, да? Хорошо устроилась на шее у Миши и ножки свесила. Оставь его в покое! Отпусти его! Перестань ломать ему жизнь! С дороги уйди! Михаилу нужны дети, ему семья нужна, а не девка без роду, без племени! Неужели ты не видишь, что он живет с тобой из жалости?

Перед глазами начинают плясать пятна. Моргаю. Сильнее сжимаю угол столешницы. Плохо становится. Накатывает слабость, но я все же фокусирую взгляд на лице свекрови и спрашиваю:

– Что значит, из жалости?!

– А ты не знаешь?! Да то и значит! Жалко ему тебя с твоими вечными соплями! Жалко! – повторяет по слогам…

А мне вдруг начинает казаться, что в очередной раз, когда мамочка допекала моего мужа и просила бросить меня, он мог и сказать… сказать, что жалеет меня, что не бросает из жалости свою бесплодную жену с изъяном, не смогшую зачать…

Комната начинает вертеться перед глазами, накатывают тошнота и слабость…

Кажется, что я сейчас просто в обморок упаду. Дышу через нос. Пытаюсь фокусировать взгляд, но не получается, все расплывается.

– Яна… Яна… – слышу голос свекрови.

Даже ответить не могу.

– Тебе что, плохо? Ты побледнела…

Не реагирую на ее вопросы, слышала, что у беременных бывают обмороки, но мое состояние какое-то пограничное. Мир не меркнет перед глазами и я не проваливаюсь в темноту.

– Яночка… я… подожди… я… сейчас…

В губы ударяет стакан.

– Попей водички, полегчает…

Совершаю на автомате глотательные движения, но облегчения не приходит. Ощущаю руки свекрови на своих плечах…

Даже неожиданно становится ее такое беспокойство и готовность помочь.

– Сейчас, сейчас… я… я позову помощь…

Свекровь еще что-то говорит, не слышу… сознание мутится. Странное что-то творится. Ощущаю тело ватой. Меня усаживают на стул… зрение подводит, все словно одно сплошное марево заполняет…

– Алло… да… в дом зайди. Да. Ей плохо… Не знаю… Прямо сейчас. Сама не дотащу…

Обрывки фраз и голос свекрови опять-таки доходит до меня урывками…

А потом… потом я оказываюсь в сильных руках. Словно взлетаю пушинкой, ничего не весящей, под щекой оказывается жесткая ткань пиджака, а в нос ударяет чужой запах резковатого одеколона, вызывающий рвотный рефлекс.

Слишком острый запах. Мой муж так не пахнет…

В пиджаки Михаила я люблю зарываться носом, в его сорочки, и чувствовать такой родной аромат, а здесь…

Плохо становится, все кружится перед глазами. Так плохо мне никогда в жизни не было и мысль рождается в мозгу – только бы с ребенком все было хорошо…

Начинаю молиться про себя, просить, умолять, страх накатывает, что я могу потерять свое счастье, что могу потерять такого долгожданного малыша, которого уже люблю всем сердцем…

Слезы начинают течь по щекам из-под прикрытых век, а меня наконец-то укладывают на подушки…

Теряю себя, теряюсь во времени, мутит страшно, и даже с закрытыми глазами ощущаю, как кружится голова…

– Яночка, мне ехать нужно. Миша скоро приедет. Поспи…

Голос свекрови наполнен беспокойством. Тянет улыбнуться. Словно не она меня до нервного срыва доводила так целенаправленно. А сейчас я опять стала Яночкой…

Видимо, боится, что Михаилу расскажу про инициативу его маман…

Сил на то, чтобы ответить, нет. Да и не хочу. Пусть уходит. Одной легче…

Наконец, состояние какой-то прострации отпускает, легчает неожиданно быстро, и спустя какое-то время я уплываю в сон…

Как это ни странно, такой приятный и теплый. Нахожу себя на кухне за готовкой… Ощущаю аромат сдобы… Пирог в духовке доходит, а до слуха долетает веселый детский смех…

На моих губах играет улыбка и я бросаю взгляд из кухни в зал, где у нас стоит украшенная шарами и гирляндами белоснежная елочка, смех становится все сильнее и я замечаю темную макушку моего Миши, муж радостно хохочет и подбрасывает на руках очаровательную девчушку, которая смеется так заливисто и громко…

Михаил такой огромный, сильный, в его руках малышка выглядит такой крохотной, нежной, я не вижу ее лица, но голос…

Господи, этот детский смех – он приносит в душу такое тепло и радость, чувствую себя счастливой…

Михаил оборачивается и бросает на меня взгляд. Смотрит, улыбаясь, и лицо у него лучится радостью…

Я смотрю на самых дорогих людей и сердце заходится в радостном стуке…

– Иди к нам, родная… – произносит мой муж и протягивает ко мне руку, а я улыбаюсь в ответ, но отчего-то двинуться не получается, я словно приросла к месту…

– Яна… – повторяет с нажимом…

Отчего-то меня начинает потряхивать…

Странное ощущение.

– Яна! – уже криком и меня выдергивают из сна.

Открываю глаза. Не сразу фокусируюсь. А потом вдруг перед глазами вижу перекошенное лицо мужа. Злое. Лютое. Бледное.

Никогда его таким не видела. Всегда собранный. Контролирующий свои эмоции. Но сейчас…

Его волосы взъерошены. Глаза горят горячечным блеском… Красивые губы искривлены…

Он встряхивает меня. Смотрит пустыми глазами и отдергивает руку. Падаю обратно на подушки.

– Как. Ты. Могла, так не терпелось, да?! Поэтому в офис ко мне прискакала?!

Кричит каждое слово. А у меня голова раскалывается от его голоса, похожего на рев какого-то зверя, скорее. Не улавливаю смысл сказанных слов.

– Миша… – выговариваю сухими губами, но он уже не слышит. Отшатывается от меня. Все эмоции словно с лица ластиком стирают, и он улыбается.

Сухая улыбка. Презрительная. Напоминающая оскал демона.

– Вроде только утром попросила развод, дорогая женушка, а я смотрю, ты быстрая.

Делает паузу. Поправляет пиджак, приглаживает взъерошенные пряди. И становится прежним. Жестким и собранным.

– Бумаги получишь завтра же. Подключу связи. У тебя день, чтобы убраться из моей жизни и моего дома.

Опять пауза и взгляд. Темный. Жестокий. Михаил никогда так на меня не смотрел, как на кусок мяса. Оценивающе и оскорбительно.

Разворачивается и прежде чем уйти, хлопнув дверью, из нашей спальни, произносит холодно:

– Забирай все, что посчитаешь нужным. Считай. Отработала. Но только больше на глаза мои не попадайся.

Глава 8

Михаил уходит, слышу, как внизу хлопает дверь.

Ничего не понимаю. Обида гложет изнутри. Непонимание и любовь – ненависть.

Значит, вот что он имел в виду, когда говорил, что придет домой и мы с ним поговорим?!

Миша никогда. Никогда на меня даже голоса не повышал, а сегодня… сейчас… мне казалось, что он готов меня ударить…

Значит, вот и весь разговор…

Свободна. Отработала…

Ком подкатывает к горлу. Мне кажется, что кто-то меня просто душит, выворачивает все сухожилия наизнанку…

Поднимаюсь шатаясь. Кажется, у меня срыв. Самый натуральный. Нервы сдали. Голова как в тумане.

Муж кричал про то, что дает мне сутки. А мне и этого много. Хочу уйти отсюда поскорее. Ничего от него не хочу. Ни одного напоминания.

Но сил на то, чтобы собрать вещи, у меня нет. Вообще ни на что не хватает сил. Не понимаю, как опять оказываюсь под струями душа. Становится полегче, а я никак вспомнить не могу, когда халат скинуть успела и вообще где он.

Плевать.

Просто на все. Заматываюсь в полотенце и меня начинает отпускать. Голова светлеет. И я нахожу телефон. Набираю номер.

– Алло.

– Люся… – выдыхаю с рыданием.

Ближайшая подруга понимает меня с полуслова и пусть мы не общаемся сейчас слишком плотно, но все же я сразу слышу в голосе напряженные нотки:

– Яна?! Боже… что с тобой?!

Вопрос, заставляющий меня рассмеяться.

– Мне плохо, Люська… Мне так плохо… – голос срывается, и я начинаю рыдать.

– Ты из-за чего так убиваешься?! Из-за диагноза опять! Прекрати хоронить себя! Я тебе говорю. Молодая девка! Родишь ты! Родишь! Здорового карапуза, а может, и двух…

– Миша мне изменил.

– Что?! Ты шутишь?! Он же с ума по тебе сходит! Этого быть не может!

Подруга выдает слова, а я понимаю, что еще вчера в них слепо верила, но все не так.

– Я утром пошла к нему в офис, а там…

Голос дрожит, я даже говорить не могу.

– Яна… – пытается что-то ответить Людка, но я пресекаю.

– Он с Тиной своей был. На столе. Больше ничего не спрашивай, Люсь. Я не могу. Говорить не могу… я ведь… я шла… я хотела…

Рыдания затапливают.

– Постой, подруга, не руби с плеча…

– Он Тину выбрал. Мы разводимся. И я больше не хочу о нем ничего слышать, Люд. Ничего… Иначе… я… я не выживу…