Глава 28. Не уходи.

Наши дни

Паша

Должно быть, я задремал. Холодные пальчики Миллы в моей руке трепещут и вздрагивают. Но будит меня не это…

Писк. Протяженный, громкий и какой-то отчаянный. Ошарашено распахиваю глаза, поднимаю голову с края кровати, на котором примостился. Смотрю вокруг, в одну секунду окончательно просыпаясь. Аппаратура возле кровати мигает красными лампочками, в палату вбегает медперсонал.

– Что происходит? – отпрыгиваю в сторону, пропуская врача к Милле.

– Покиньте палату, – орёт доктор. Отдает распоряжения направо и налево, но я, находясь в каком-то туманном состоянии, не могу разобрать ни слова. В руке медбрата появляется шприц, который незамедлительно вонзается в бледную, почти прозрачную кожу моей хрупкой девочки. Врач укладывает руки ей на грудь, но я не понимаю, зачем. Надавливает… надавливает. Делает массаж сердца…

Дверь за спиной отворяется, на моё плечо падает рука, она же утягивает меня в коридор.

Вырываюсь, что-то бессвязно кричу.

– Успокойся, – пытается привести меня в чувство Влад. – Ты только мешаешь…

– Что происходит? Что, бл*дь, происходит? – отпихиваю бывшего друга.

– Остановка сердца, – голос Влада срывается. А я уже дёргаю ручку двери палаты. Я хочу к ней…

– Стой, – снова рывок назад.– Дай им сделать свое дело. Ты ничем не поможешь.

Влад всхлипывает, но хватка его не ослабевает. Его руки словно капкан, но я больше не вырываюсь. Обмяк, обездвижен.

– Милла, – шепчу онемевшими губами, – не уходи…

Милла

Яркие краски воспоминаний меркнут, оставляя лишь ослепляющий белый свет в бесконечном пустом пространстве. Я бреду по этому пространству…

Время будто закончилось, секунды отсчитывают последние шаги, а дальше… Что дальше?

– Что дальше? – оглушаю зыбкую тишину своим вопросом.

– Ну чего ты так разоралась?!

Испуг. Отпрыгиваю в сторону. Такой родной и такой давно забытый голос одновременно и пугает и внушает чувство покоя.

Передо мной бабушка Валя. Она именно такая, какой я её запомнила. Будто ни грамма не изменилась. Суровый взгляд карих глаз пронизывает насквозь.

– Ну что, Милка, не послушала старуху?

– Я… – спотыкаюсь на полуслове. Она права, я всё сделала неправильно.

– Не оправдывайся, – обрывает она меня. – Что сделано – то сделано.

– Значит, это всё? – всхлипываю. – Я умерла?

Я не ощущаю слёз на своих щеках. Да и тело будто прозрачное, и мне больше не принадлежит.

– А ты разве не чувствуешь себя мёртвой?

– Нет, – тут же выпаливаю. Будто от моего ответа зависит вся жизнь. – У меня есть сын. Я должна жить ради него!

– Это не только твой сын, – гневно поправляет бабушка Валя, – он сын Павла. Но ты скрыла это!

– Я знаю, но…

– Не надо, – останавливает, – оправдываться ты будешь не передо мной.

– А перед кем? – мой голос словно охрип от страха. На ум приходят мысли о Боге, о страшном суде. А что, если есть и рай, и ад? И куда я попаду?

– Перед Павлом, конечно, – останавливает поток моих мыслей старуха. – Он ждёт тебя, – добавляет уже мягче.

– Значит, я буду жить? – мой голос скатывается на писк.

– Будешь, – твердо отвечает бабка Валя, – но теперь ты всё сделаешь правильно.

– Как правильно? Мне нельзя быть с Пашкой?

– Милла, девочка моя, ты находишься на грани жизни и смерти. Ты почти умерла, потому что пошла по пути наибольшего сопротивления. Теперь уже всё, больше не придется страдать. Круг замкнулся. И ты, и Пашка слишком много всего пережили и должны быть счастливы. Вместе!

– Вместе, – в неверии повторяю онемевшими губами. – Мы можем быть вместе?

Бабушка Валя беззвучно кивает.

– Тогда почему? Скажите, почему? Зачем вы разлучили нас? – с обидой бросаю ей, всхлипывая. Я не понимаю… я ничего не понимаю…

– Ты обвиняешь меня? – она оглядывает меня грозным взглядом, под которым сразу сдуваюсь. Но этот взгляд вдруг становится добрым, утешающим. – Пашка должен был стать великим. Его судьба должна была сложиться иначе. Я это видела. – Бабушка Валя смотрит будто сквозь меня, словно вспоминая. – Но судьба свела его с тобой, а я проглядела… Опоздала, ведь вы ещё детьми стали слишком близки друг другу. Сейчас я понимаю, что величие не в победах или поражения, – она тоже всхлипывает. – Прости меня Милка. Его величие – это ты. Всегда была, есть и будешь. Его величие, быть отцом для своего сына и не только…

Она замолкает, а у меня от её слов бежит мороз по коже, но и эти слова предают столько сил, что хочется вдохнуть полной грудью. И я хочу это сделать – вдохнуть.

– Дыши, Милла! – в сознание врезается незнакомый голос. – Дыши!

Смотрю на бабушку Валю, её образ начинает мерцать и расплываться.

– Будь счастлива, – говорит старуха одними губами, – живи.

Моргаю, и её уже нет.

Сердце в груди рвется, как канарейка в клетке. Быстрые и частые удары заставляют кровь бежать по венам, разгоняя её по всему телу, которое начинает ощущаться… как своё.

– Ш-ш-ш, – тот же незнакомый голос, – всё в порядке, в порядке. Ты жива. Давай потихоньку открой глаза. Не торопись, не надо. Всё хорошо.

Не сразу, но я пробую, открываю глаза и тут же их  закрываю.

– Не торопись, – успокаивает голос, как заезженная пластинка, – всё хорошо.

Пробую снова. Размытое зрение выхватывает образ человека в белом халате. Ну конечно, я в больнице. Копаюсь в своих воспоминаниях. Банкет, Пашка, Влад, машина, авария…

… сон и бабушка Валя. Или это не сон?

– Как ты себя чувствуешь? – врач привлекает к себе внимание, щёлкая пальцами перед лицом. – Помнишь своё имя?

– Да, – беззвучно отвечаю, и к моим губам прикасается холодный пластик.

– Попей.

Вода скользит в горло и лишь на миг приносит облегчение.

– Милла, – скрипуче отвечаю спустя пару секунд.

– Ты борец, Милла, – улыбается доктор. – Ты не представляешь, скольких людей ты заставила понервничать. Но теперь уже всё хорошо. Ты справилась.

Киваю, потому что тяжело говорить. Смотрю на дверь. Доктор тоже поворачивается.

– Там к тебе рвется один парень, но я могу его пустить всего на пару минут, – заговорщицким тоном шепчет мужчина.

Снова киваю. Влад, наверное, места себе не находит и, чего доброго, себя обвиняет в аварии.

Врач встаёт со стула и идёт к двери, но потом оборачивается:

– Ладно. Десять минут, но потом отдых и лечение. Хорошо?

Вместо ответа с трудом, но улыбаюсь. Веки то и дело опускаются, застилая   глаза. Голова словно в тумане и требует отдыха. Будто я не спала неделю. Напрашивается вопрос: сколько я спала? И почему так устала?

Доктор уходит. Тихо вздыхаю, а потом ещё. Я могу дышать и пока не могу осознать всю важность этого простого действия. Вдох-выдох.

Я жива… ради сына…

… Боже, спасибо.

Дверь палаты распахивается слишком поспешно, и так же поспешно в неё влетает человек. Мой взгляд усиленно фокусируется на вошедшем, и я понимаю, что это не Влад.

– М-Милла, девочка моя, – родной голос ласкает слух. Мои холодные руки обволакивает родное тепло рук. Горячее дыхание обжигает кожу на щеке. Влажные губы оставляют дорожку из поцелуев до подбородка. Моё дыхание учащается, а сердце выпрыгивает из груди.

– Паша, – наконец нахожу свой голос.

– Я так тебя люблю, – он почти рыдает, роняя голову к нашим рукам и целуя мои ладони.

Освобождаю одну руку, провожу ею по короткому ёжику темных волос. Как давно я не ощущала их между своих пальцев. Боже, как давно.

– Ты так меня напугала, Милк-Милк, – Пашка вглядывается в моё лицо.

– Сколько я… спала?

– Четыре дня, – сжимает мою руку. – За эти четыре дня я думал, что сойду с ума. Я почти сошел с ума.

– Почему?

– Что почему?

– Почему с ума сошел? – моя рука по-прежнему гладит его волосы, и наверное,  это  неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать, я так нуждаюсь в его близости.

– А как тут не сойти, – улыбается, но совсем невесело. – Я бы умер, если бы тебя потерял. Ты моя жизнь, Милк-Милк.

От его слов, хочется плакать. Чувство вины из-за того, что скрыла сына,  пожирает меня изнутри.

– Паш, я…

– Не надо, – обрывает меня, – давай не будем о плохом. Оставим в покое всё, что было раньше. Просто скажи, ты всё ещё любишь меня?

Вопрос немного шокирует. Вспоминаю про Влада и непроизвольно смотрю на дверь.

– Забудь о нём, – Пашка машет рукой в том же направлении, – есть только ты и я. Ответь, ты любишь меня?

– Всегда, – отвечаю на одном дыхании.

Улыбка на лице Пашки, заставляет и меня улыбнуться. Желанные губы в один миг прикасаются к моим пересохшим в коротком поцелуе.

Дверь палаты немного отворяется.

– Время, – оповещает врач, опасливо просунув голову внутрь.

– Уже ухожу, – цедит Пашка сквозь зубы. Встаёт со стула, моя рука соскальзывает с его волос, проводя по шее. – Отдохни, – наигранно грозно говорит мне парень, – я буду здесь.

Целует мои губы, щеки. Дарит поцелуй моим рукам, буквально каждому пальцу, и я дрожу. Хватаю ртом воздух, цепляюсь за его руку, останавливая, хочу что-то сказать, но не могу подобрать слов.

– Не надо Милк-Милк, – опережает меня Пашка, вновь наклоняясь и целуя меня в лоб. – Ничего не говори. Просто больше не пугай меня так, – выдавливает горькую улыбку. – Ты мой мир, прости, что так долго не говорил тебе этого.

Чувство вины пожирает меня почти физически.

«Сын, у нас есть сын», – слова так и не обретают форму.