Когда из «пятого» вышел десятый зэк и подошел к остальным, Хрящ в очередной раз напрягся. Среднего роста, довольно жилистый и крепкий, этот вновь прибывший в лагерь арестант явно отличался от прочих. Орлиный крючковатый нос, густые брови и пронзительные, скорее даже безумные глаза. Одет он был в черный суконный бушлат, перетянутый солдатским ремнем, ватные стеганые штаны и обут в довольно приличного вида яловые сапоги. Мужчина был без шапки, что позволило всем увидеть, что он абсолютно лыс. От этого арестанта, несмотря на его довольно скромные габариты, веяло неудержимой силой и смертельной опасностью. Хрящ в очередной раз почувствовал, как между лопатками течет холодная капля. Когда лысый заговорил с одним из стоящих возле «пятого», детиной в суконной шапке-бадейке, тот тут же услужливо закивал. Остальные новички тоже сгрудились в кучу. То, как прибывшие с последним этапом зэки слушали лысого, развеяло последние сомнения. Хрящ понял, что это и есть Баркас.

Когда молодой лейтенантик, проводящий перекличку, назвал его фамилию, Хрящ замешкался и лишь по прошествии нескольких секунд крикнул «здесь!». Лейтенант обругал его и продолжил. Спустя еще некоторое время Хрящ услышал, как Анжуец, стоящий неподалеку, спросил у Метелицы:

– Баркаса я узнал, здоровый – Лях, а остальных не знаю.

– Тот, что справа от Баркаса, это Мурлыка.

– Тот, что в папахе? – уточнил Анжуец.

– Он! Был «честный» вор, но скурвился, сука. Тот, что в надвинутой кепке, – Калган, остальных не знаю. Вон тот, что сапоги поправляет, Витя Валет, Бородатый Бабай – вроде бы бывший ротный старшина, остальных тоже не знаю, – вмешался в беседу стоявший рядом с Метелицей молодой налетчик из Питера Птаха.

– Что за них сказать можешь? – процедил сквозь зубы Анжуец.

– А чего про них говорить? Суки позорные! До дела дойдет, никого не пощадят.

В этот момент перекличка закончилась, и заключенных «седьмого» загнали в барак. Спустя примерно полчаса «седьмой» снова выгнали на мороз и начался шмон. Два десятка солдат лагерной охраны окружили выстроившихся в ряды зэков и велели им раздеться до исподнего. Потом всех обыскали, а одежду прощупали на предмет запрещенных вещей и оружия. Стрекотуна и ростовского вора Каркушу, у которых нашли ножи, тут же уволокли в ШИЗО. Остальных продержали на морозе не меньше часа, пока пятеро бойцов из охранки шмонали сам барак. Под половицами и в белье нашли еще не меньше дюжины заточек из ложек, листов стали и арматуры, два финских ножа, кастет и пару железных ломиков. Все это тут же изъяли, но разбираться, чье это снаряжение, на месте никто не стал. Краснолицый капитан Гоценко, руководивший шмоном, просто вызвал из строя Анжуйца.

– Откуда все это и чьи это игрушки, ты, как старший в этом гадюшнике, расскажешь не мне.

Капитан вызвал двух бойцов и приказал им сопроводить Анжуйца к начальнику оперчасти.

После того как Анжуйца увели, всех зэков снова загнали в барак, не заперев его на замок. Метелица, как только все вошли в барак, рыкнул:

– Фраера по норам! Птаха, Мытый, Сулейман, Арчил – готовьтесь, ох, чую, потечет скоро кровушка… и наша, и сучья. – Слушая, как Метелица собирает вокруг себя всех самых авторитетных сидельцев «седьмого», Хрящ снова почувствовал страх. Когда Метелица посмотрел на него и поманил пальцем, Хрящ чуть не заплакал. – Пошли к нам, может, и ты на что-нибудь сгодишься.

Еще вчера такой расклад был бы Хрящу по сердцу. То, что Метелица причислил его к своим, порадовало бы его и придало бы ему веса среди прочих зэков, однако сегодня Хрящ изо всех сил хотел бы остаться на своей койке и не лезть в то, что, судя по всему, намечалось. Когда он подошел к прочим, Метелица вполголоса заговорил:

– Ну что, все, кажись, по обычному сценарию идет! Я их методы знаю. Сейчас Анжуйца к куму^[7] повели. Потолкует с ним кум, предложит за жизнь, поулыбается и отправит с миром в барак. Только отправит без охраны. Ясно вам зачем?

– Ясное дело зачем, сучарам на съедение, а эти уж не упустят своего. Жаль Анжуйца, правильный был вор… – вздохнул Арчил, седоусый вор из Кутаиси.

– Что значит был? Он пока живой! – цыкнул на Арчила Метелица.

– Вах! Был, не был… Чего к словам цепляешься? Шанса выжить у Анжуйца – ноль! Баркасовцы его враз поставят на перо́.

– Нужно, как стемнеет, идти и встречать Анжуйца, – подытожил Метелица и громко втянул ноздрями воздух. – Только имейте в виду, у них, в отличие от нас, шмон не проводили. Так что вооружены эти суки до зубов.

– Тут у меня в загашнике кое-что осталось, – с хитрой ухмылочкой проворковал Леша Чистяков по кличке Мытый и положил на топчан две заточенные ложки.

Метелица тут же взял одну из заточек, вторую отдал Мытому.

– Еще что-нибудь есть?

– Вот. – Молодой жиган по кличке Птаха вынул из-за пазухи обычный молоток с корявой самодельной ручкой.

Метелица одобрительно кивнул:

– Нужно у кима́рок^[8] доски повыдирать, да так, чтобы шпигорей^[9] в них побольше осталось. Молоток для этого вполне сгодится.

– Маловато нас, – сухо заметил старый лезгин Сулейман Гузейнов.

– Мы только десятерых видели, а Черпак вроде обмолвился, что с Баркасом больше народу прибыло – не меньше тридцати, – подтвердил Птаха. – Может, мужичье подтянем? Есть у меня на примете пара-тройка фраеров способных…

Метелица осмотрел притаившееся на нарах общество и пренебрежительно хмыкнул.

– Думаешь, мужики станут за черную масть жизнь класть? Тут свои-то через одного дрищут. – Метелица бросил беглый взгляд на Хряща, тот оскалился, но улыбка вышла довольно скверной. – Вот-вот… Не станут твои фраера за воровскую правду голову на плаху класть. Баркас, сука, свое дело знает! Так что давайте, бродяги, за дело! Кромсайте нары и готовьтесь, коли придется, смертушку встречать.

Один из топчанов тут же был разобран, однако к тому времени, как все блатные «седьмого» вооружились чем смогли, сгрудились у выхода, за воротами барака послышались голоса. Когда Хрящ, дрожа от страха и прижимая к груди вырванную из раскуроченного топчана доску с гвоздями, услышал голос капитана Гоценко, он затрясся еще сильнее.

– Закрывай! – рявкнул Гоценко.

После этого кто-то задвинул засов, и все заключенные «седьмого» остались взаперти. Метелица чертыхался и крыл вертухаев матом, что совсем не пристало бывалому вору. Птаха, Сулейман и Арчил с обреченным видом плюхнулись на свои койки, а Мытый вынул из кармана кисет и, скрутив козью ножку, стал нервно курить у запертых дверей. Хрящ подошел к своим нарам, поставил возле них доску с гвоздями и присел на нары. После того как охрана заперла барак, Хрящ облегченно выдохнул и, рухнув на нары, закрыл глаза.

* * *

Спустя примерно час за воротами послышались крики, Метелица и Птаха бросились к воротам и стали стучать в дверь. Однако никто не спешил отворять засов. Минуты через две все стихло.

Метелица проклинал вохру, Арчил ругался на грузинском, Мытый скрутил очередную козью ножку, нервно курил и крутил тремя пальцами левой руки свою заточку. Сулейман, закрыв глаза, напевал какую-то старую лезгинскую песню. Спустя примерно полчаса что-то за дверями скрипнуло, послышались проклятия и стон. Метелица, все еще стоявший у входа в барак, прильнул к щели и, схватившись за голову, заорал:

– Миша!!! Живой!

Лязгнул засов, и воротина открылась. В барак ввалился Анжуец и, тут же опершись на подставленное Метелицей плечо, проковылял к своему топчану. По пальцам седовласого вора стекала кровь, лицо было бледным, но в глазах Миши сверкали яростные задорные искорки. Вор тяжело опустился на нары и вынул из кармана два финских ножа и сделанный из куска стальной пластины кошкодер.

– Пики прибери, – сухо распорядился Анжуец.

Метелица тут же убрал принесенные клинки и спросил:

– Да как же так? Мы уж и не чаяли.

Анжуец оскалился и вытер пот рукавом, потом снял фуфайку, и все увидели кровавую рану в области левого плеча. Анжуец сорвал с матраса простыню и кинул Птахе.

– Эй, малой, перевяжи!

Птаха тут же разорвал простыню и принялся перевязывать рану вернувшегося из оперчасти вора. Когда дело было сделано и Птаха отступил, Анжуец еще раз оглядел весь барак и продолжил:

– Ну что, с рождением вас, кореша! Кажись, буря миновала…

– Да как же так? Ну, Миша… Ты что же?.. – Голос Метелицы дрожал, в глазах сверкали блестки, что было так непривычно.

Анжуец посмотрел в глаза каждому из своих корешей, чуть дольше задержался на Хряще и сухо кашлянул.

– Баркас и Лях зажмурились, Бабай и Валет в больничке, но, гадом буду, долго не протянут. Гуляй, босота, новые соседи, считай, остались без всех своих паханов. Теперь мы их, коль захотим, на ремешки порежем. И ни кум, ни хозяин^[10] им уже путевку в жизнь не выпишут.

* * *

Желудков прервал свой рассказ и допил оставшееся пиво. Зверев покачал головой.

– Выходит, он был один против четверых? Как же он так сумел-то?

– Не один он был! Один бы он точно не справился…

– То есть как?

– Анжуйцу кто-то помог! Другого и быть не может, и что-то мне подсказывает, что этот кто-то скоро себя покажет. Печенкой чую…

– Это тебе Хрящ сказал?

– Нет! Он тогда лишь намекнул, но не досказал чего-то, а я вот почувствовал, впрочем, я могу и ошибаться.

– Занятная история! Спасибо, Петя…

– Да уж чем могу.

Когда спустя несколько минут Зверев попрощался с собеседником и вышел на улицу, он достал из кармана купленный накануне билет. Повертев его в руках, Зверев скомкал бумажку и сунул ее в карман.

Часть вторая. Кроха, Рыба и Гвоздь

Глава первая

На следующий день после злополучного самоустранения Зверева от поисков банды Бубона, явившись в отдел, Костин застал там Волгину. На этот раз Мария облачилась в милицейскую форму и не придумала ничего лучше, как занять рабочее место Зверева. Перед оперативницей лежал последний номер журнала «Советский спорт», она его внимательно изучала.

– Увлекаетесь спортом? – буркнул Веня.

– Я бы так не сказала, этот журнал я нашла здесь. Здравствуйте, Вениамин Петрович, жду не дождусь, когда мы с вами приступим к нашей совместной работе.

Подражая голоску Волгиной, Веня пролепетал:

– Я бы не сказал, что разделяю ваши порывы. Вы вообще-то знаете, что заняли место нашего начальника майора Зверева?

– А почему бы мне его не занять? – Она поправила волосы и отодвинула журнал. – Вы ведь наверняка уже знаете, что Павел Васильевич с сегодняшнего дня находится в отпуске. Кстати, руководство отделом с этого дня возложено на вас. Ах да… вы наверняка хотели бы, чтобы я уступила это место вам?

– Вовсе я этого не хочу. – Веня смутился.

Волгина пожала плечами.

– Ну если так… Да, вы правы, это не принципиально, кто где будет сидеть.

– Раз вы здесь, то я так понимаю, вы уже и ключи от нашего кабинета заполучили?

– Разумеется! Мне на время нашего расследования по распоряжению Корнева выдали в дежурной части резервный комплект. Это, кстати, было нелишним. Сотрудники вашего отдела, как я также для себя отметила, не отличаются пунктуальностью, как и ваш хваленый Зверев. Когда я пришла сюда, в кабинете никого не было.

– Вообще-то до начала рабочего дня еще несколько минут.

– Вот именно! А кроме вас, на работу до сих пор еще никто не явился.

Веня посмотрел на часы. Они показывали без пяти минут восемь, а согласно регламенту рабочий день в Управлении начинался в восемь.

– В восемь явятся, уж не сомневайтесь, – огрызнулся Веня, сильно сомневаясь в душе, что окажется прав и сумеет утереть нос этой заносчивой штучке. Да уж, отказавшись с ней работать, Зверев в очередной раз проявил дальновидность и решительность. А ведь это только начало.

– Ну что ж, давайте подождем. – Волгина встала и подошла к соседнему столу, который занимал Шура Горохов. Когда женщина выдвинула верхний ящик стола, Веня возмутился:

– Вы всегда роетесь в чужих вещах?

– Вообще-то я не имею такой привычки, но тут особый случай.