– Надеюсь, что Вероника тоже знает, что я ее любил и люблю. Все, что делал, в первую очередь из любви к ней. Ты всего не знаешь – у нее непростая жизнь. Давай не будем это обсуждать.

В голосе Фролова появились металлические нотки, и он слегка отпустил руку своей помощницы.

Алена пожалела, что не сдержалась. К чему? Григорий Андреевич прав. Это его дочь, его внуки, его семья. Она всего лишь сиделка, тренер по физкультуре, возведенная благодарным хозяином в ранг помощницы.

Она не сразу поняла, что он не отпускал ее руку специально, не хотел, чтобы она почувствовала внезапно возникшую слабость.

– Григорий Андреевич? Вы меня слышите? Миленький мой, не молчите! Подождите, сейчас!

Алена постаралась не поддаваться панике. Довела Фролова до его кресла, тут же набрала номер скорой помощи.

– Держитесь, ну же! Мы с вами и не из таких передряг выползали.

Фролов вымученно улыбнулся в ответ:

– Устал я, понимаешь, ползать. Привиделось мне, что в другом мире опять смогу ходить нормально. И может, даже летать. А? Как думаешь? Чем черт не шутит? Или сейчас уже черта лучше не упоминать?

* * *

– Дождь. Опять льет дождь. Завтра Марта устроит истерику. Это ведь надо! Человек любит цветы больше, чем своих родственников, и не скрывает этого. Удивительно, как это она еще не выскочила во двор и не разбудила Лешу? – Александр отошел от окна.

– Выскочит еще, не волнуйся. А ты правда уверен, что кто-то в этом доме любит своих родственников? Мне бы ее заботы. – Вероника пыталась снять покрывало с кровати. – Черт, кто придумал так заправлять постель? Кому все это надо?

– Я думал, тебе, это же ты у нас живешь по европейским стандартам. И гоняешь горничных, если полотенце не в цвет постельного белья?

– И что? Может быть, тебе это не нравится?

– Мне все равно, и ты прекрасно это знаешь. В моей семье полотенца были только вафельные.

– Я помню! И не нужно мне об этом бесконечно напоминать! Я прекрасно помню, что ты женился не на мне, а на моих деньгах.

– Ну, это было давно, по-моему, мы давно этот вопрос уже уладили, и я с лихвой извинился. – Александр помолчал. – Но денег не дам.

Вероника бросила покрывало и нервно зашагала по комнате. Как всегда, когда она нервничала, она начинала крутить – разминать – запястья. «Какие у нее все же красивые руки», – пронеслось в голове у Александра. И вообще, его жена – тетка без единого недостатка. Внешне, во всяком случае. Когда он научился думать о своей жене отстраненно? Давно уже. Иногда ему казалось, что он смотрит кино. Все, что касалось бизнеса, – это жизнь. А семья – сериал без начала и конца. Ссоры сменялись перемириями, измены тут же вымарывались, и было непонятно, где правда, где ложь. Что было на самом деле, а что специально придуманная история, где сценаристами подрабатывали все. Жена, когда нужно было что-то скрыть, старший сын, когда нужно было что-то попросить. Но самым талантливым в этой очереди был свекор. Он старался не за гонорары, а из любви к искусству. Да уж, семейка.

В последнее время в голову все чаще лезли мысли: а если бы он знал, что его ждет впереди? Согласился бы он на этот брак? Ответа у него не было.

– Ты так ни разу внятно не объяснила, зачем тебе такая крупная сумма. Я не банкир.

– Траст хорошо закончил год, ты себе выплатил приличные дивиденды.

– В кои-то веки ты начала интересоваться семейным бизнесом.

– Прекрати! Я не добровольно самоустранилась, ты прекрасно это знаешь. Отец меня не хотел видеть в бизнесе. А вот сейчас есть возможность… – Вероника пыталась подыскать верные слова, – вложить деньги в строящуюся клинику…

– Вложить деньги в строящуюся клинику – это то же самое, что вложить деньги в строящийся космический корабль, который через десять лет отправится на Марс… И потом… денег нет. Я их уже вложил. Надеюсь, успешно.

– Отлично! Молодец!

– Не кричи!

– Мой дом! Хочу и кричу! Почему ты опять все решаешь сам? А я? Отец в курсе?

– Интересно, что, когда это тебе выгодно, ты сразу вспоминаешь отца.

Вероника подошла вплотную к мужу:

– Я больше никогда тебя ни о чем не попрошу. Клянусь тебе.

– С этим у тебя всегда и все в порядке. Клясться ты умеешь.

– Это в последний раз. В конце концов, это мои деньги.

– Ну, во-первых, это деньги твоего отца. И твой отец – человек умный, спохватился вовремя, когда понял, что ты его денежки можешь пустить на ветер или еще бог знает на что. – Александр выдержал полный ненависти взгляд жены. – Принял единственно верное решение, чтобы за деньги в нашей с тобой семье отвечал я. Как мне кажется, ты ни в чем не нуждаешься. На твой карточке всегда достаточно средств.

– Не приплетай отца. Мой отец – страшный и жестокий человек. Всех вокруг себя держит в страхе. Ты думаешь, что у него нет компромата на тебя?

– А я веду себя честно и открыто.

– Так не бывает. Ты давно уже варишься в этом мире богачей и подонков. Неужели не понял, что если компромата нет, то его легко придумают? А еще есть правило бумеранга. Оставил меня без гроша, еще и издеваешься?

– Ты сама себя оставила без гроша! Скажи спасибо себе. И да, про бумеранг это ты права. Но если ты и дальше намерена себя так вести, бумеранг стукнет тебя своим кривым серпом снова.

– А может быть, нужно посмотреть на себя?

– Я работаю как вол.

– Работаешь ты, а наследницей все равно буду я!

– Твой отец всех нас переживет. И дай бог ему здоровья.

– Естественно, без него ты – никто. Где он тебя нашел? Что ты имел? Сама не понимаю, как он уболтал меня выйти за тебя замуж?

– Прекрати! И не забывай, у нас два сына.

– Оба в тебя!

– Не смей.

– Ну ладно, ладно. Да, все как ты говоришь, я сука, недостойна ни тебя, ни детей, ни этого вашего поганого бизнеса. Только дай мне денег. Я пообещала людям. Как я буду выглядеть в их глазах?

– Понятно, это волнует тебя сегодня больше всего!

Александр опять почувствовал себя героем очередной мыльной оперы, но такой сценарий его в принципе устраивает. Если Вероника говорит правду и деньги ей нужны на какую-то идиотскую клинику, то и пусть. Будем надеяться, что голова ее работает в мирном направлении. Денег он не даст, она поистерит, сходит с подружками в бар, потом перекрасит волосы в другой оттенок, а там уже и осень придет. И они обязательно поедут на Капри. На Капри Вероника оживала, у нее менялась походка, она бросала томные взгляды на итальянцев, они провожали ее восхищенными возгласами: «О белла донна!», цокали языками. Жизнь кое-как восстанавливалась. И ему даже казалось, что все у них хорошо.

Что делать? В их семейной гавани буря часто рвется в окна. Иногда может наступить практически такой же мрак, как тот, что сейчас творится на улице, но это не так уж и страшно. Такой дом. Только с виду респектабельный и доброжелательный. А в недрах своих мрачный и хитрый, с чуланами и шкафами, полными скелетов. Таких он и жильцов к себе притягивал.

– Подожди, что это? Алена? Господи, что-то с папой!

Вероника выскочила из спальни и понеслась в комнату отца.

Часть I. В ожидании неизбежного

Глава 1. В новых обстоятельствах

Пятница

23:00

Валентин не любил ночные заведения, но нужно было по новой вливаться в московскую тусовку. Как без баров и клубов? Иначе Москва не принимала. В этих самых ночных барах он совсем не чувствовал себя своим: что-то удивляло, а что-то откровенно раздражало. Он понятия не имел, к чему все эти бренды, нарочитая роскошь, золотая пыль в глаза? Но что делать, друзья назначали встречи именно в ночных клубах.

Пять лет жизни во Франции давали о себе знать. Как ни странно, в будничном Париже эпатаж сводился к минимуму, все просто и естественно, ничего напоказ. Сначала его это так же удивляло, потом привык. Подружки Валентина были невероятно женственны, мгновенно откликались на чувства, ни из чего не делали проблем. Никаких истерик и клятв про любовь навеки. Встретились глазами и пошли навстречу безотчетному. И с Дельфин он познакомился точно так же. Много романтики и просто жизни. Здесь и сейчас. Он, правда, не учел, что период любви должен быть недлинным. Иначе не то чтобы возникали вопросы, но возникают некие ожидания.

Расставание с милой и легкой в общении и совместном проживании Дельфин на удивление было непростым. Тут, видимо, у всех одинаково. Независимо от страны и национальности, все девушки требуют объяснений. А у него их не было. Просто в один день он почувствовал, что все.

Валентин с трудом протолкнулся к барной стойке через потных и пьяных танцующих людей. Неужели это может нравиться? Зачем им все это? А ему? Он знал зачем. Бежал от себя, от ситуации, своих мыслей. Что его ждет впереди? Всю его семью? Невозможно было находиться среди бьющих током родственников. События последних дней окончательно выбили его из седла.

Зачем он вернулся в Москву? Вроде бы жизнь в Париже складывалась успешно, он знал, что многие ему завидовали. Позади – защита диплома, уже маячила работа на кафедре. Живи и радуйся, но вдруг Валентин понял, что безумно устал.

История расставания с Дельфин стала последней каплей. Ее «гадюшник», может быть, был и не таким ядовитым, как в его собственной семье, но такое гнездо его тоже не устраивало. Ну а уж если совсем начистоту: хотелось свободы и денег. Устал быть бедным студентом, жить в двенадцатиметровой комнатке. «О-ля-ля, из окна виден парк Тюильри! Какая разница, сколько метров в твоей комнате?» Да большая разница! В ду́ше не развернуться, туалет не отапливается, соседи занимаются любовью практически у тебя на голове. А ведь ему казалось, что ехал он как раз за свободой. Нет, свобода – это деньги. И только деньги. Дед уверял, что профессия. Да, он прав. Но в профессии нужно состояться, и Валентин обязательно это сделает. Но сколько на это уйдет времени? Возможно, целая жизнь. В итоге он станет великим математиком или аналитиком, возможно, даже нобелевским лауреатом. В восемьдесят лет. Или даже в шестьдесят. Но это же кошмар! Захочется ли ему пить коктейли в этом самом баре в шестьдесят лет?! И вот он вернулся. И что? Надо отдать должное, ему и сейчас не хочется… Какой коктейль, когда дома такой кошмар…

Тем не менее он здесь, ждет Семена, пытается стать своим в этой странной и такой чужой для него тусовке.

Он заказал себе виски со льдом. И где носит Семена? Сколько можно ждать? Валентин в который раз посмотрел на часы. Девушка, стоявшая рядом, буквально упала на его плечо. Валентин мягко отодвинул вдупель пьяную девицу. Безразмерный пиджак, черные обтягивающие брюки и розовые волосы в придачу. И вот тоже во француженках есть не только стиль, но и шарм. Никогда француженка не оденется потому, что модно. Всегда в ее образе должен быть какой-то смысл.

В модной Москве смысл один – «потому, что так у всех». К чему эти розовые волосы? Это что-то обозначает? Или потому, что у Тамарки зеленые? «И я тоже не лыком шита». Валентин оценил стоимость пиджака и обуви. Спасибо, что не кроссовки. Не то чтобы ему это было важно. Хотя да, именно важно. И сразу понятно, как с человеком общаться. Сам бренд не имел никакого значения. Но был важен для человека, который его носил. Эта вещь давала характеристику его владельцу. Вот, к примеру, Дельфин. Ну надо же… Он давно ее не видел и, казалось, уже и не вспоминал. А вот вернулся в Москву и всех московских девушек сравнивает со своей бывшей. Дельфин была поклонницей винтажной одежды. Что-то покупалось на откровенной барахолке за копейки, что-то – чуть ли не сшитое во времена Шанель в ее мастерской на Рю Камбон, 31. Вещь должна дышать и разговаривать. А еще Дельфин умела все это носить с большим достоинством.