– Так. И каков же выход из ситуации, на ваш взгляд? – спросил я, предвкушая новый удивительный выверт логики.

– Исходя из моего богатого опыта, духи могут говорить откровенно только там, где им не угрожает даже потенциальная опасность, – продолжил Богдан. – Там, где они чувствуют себя свободно, вольготно, если позволите.

Маг покосился на Глеба, и тот веско кивнул.

– Я, разумеется, имею в виду Европу, – завершил свою речь экстрасенс.

– Времена сейчас, конечно, не самые благодатные для поездок, и русским за границей, мягко говоря, не рады, – со вздохом сказал Глеб. – Но мы, увы, не можем ждать, пока всё вокруг будет Россия. Вот, посмотрите, набросал на досуге.

Он положил на стол список и подвинул ко мне.

– Тут перечислены европейские города и наиболее интересные для меня писатели, которые в них жили и работали.

Пробежав список глазами, я спросил:

– То есть вам нужна помощь в составлении маршрута?

– Не совсем, – сказал Богдан.

Он перевел взгляд на Глеба, который нехотя пояснил:

– Дело в том, что в Европу кроме Богдана ехать некому. Я с недавних пор невыездной. Пробовал по-разному решить, обойти – пока никак. А если бы и получилось, толку мало: Богдан говорит, духи слишком высокомерны. Им, видите ли, нужен русский писатель, написавший хотя бы несколько книг. К таким они еще могут снизойти и поделиться секретом кода.

– А со мной они вообще болтают только о масонах и скором падении режима в России, – пожаловался Богдан. – Так и говорят: Николая скоро свергнут! Совсем от времени отстали!

– Вот и получается, что маг у нас – он… как бы… чернила, которыми… коллективная рука мэтров прошлого… пишет по листу литератора из будущего, во! – радостно «сформулировал» Заплетин-младший. – Понятно, это все предрассудки. Но как объяснить этим старым пням, что я пишу посты в соцсетях вместо книг только потому, что не хочу растрачивать себя напрасно без кода?

– А, кстати, какие-то вообще наработки для книг есть? – с трудом сдерживая смех, поинтересовался я. – Или без кода нет смысла и начинать?

– Обижаешь! Например, я уже выбрал псевдоним. Папенькины имиджмейкеры постарались – Глеб Простой!

Он внимательно посмотрел на меня, ожидая в глазах восторженную сообразительность. Но я в этот момент придумывал себе новый смертельный диагноз, поскольку рак уже перестал работать. Поняв, что я очевидно туп и аллюзии не считываю, Заплетин-младший благосклонно улыбнулся и игриво произнес:

– Глеб Простой – Лев Толстой. Втыкаешь?

Воткнуть в этот момент мне хотелось только сигару ему в глаз, но я сдержался, поскольку в дыме, висящем над столом, на миг проступил хмурый лик Ивана Иваныча. Заплетин-старший будто бы бесплотным духом наблюдал за нашей беседой и угрожающе шипел мне в ухо: «Только попробуй, сука!»

С трудом взяв себя в руки, я похоронил в мыслях десяток приколов в духе: «хлеб отстой», «гроб пустой», «горб кистой», «лес густой» – и с трудом выдавил:

– «Лев Толстой – Глеб Простой» – это прям брендинговый гамбит, Глеб. Так сказать, шах и мат, Артемий Лебедев.

– А-а-а, так батюшка тебе рассказал, да? – разочарованно протянул Глеб. – Это Тёма как раз и придумал.

«Молчать, сука!» – грозно свистел в ухо дух Ивана Иваныча, и я стойко повиновался.

А Глеб, не считав кринжа про «брендинговый гамбит», невозмутимо продолжил:

– Словом, пока духи ждут от меня книг, я жду от них код. Ситуация типа патовая. А время уходит. Поэтому мне нужен русский писатель, который вместе с Богданом проедет по «местам силы» писателей-классиков и запишет полученный от них код для меня. Ты подходишь на эту роль идеально.

Глеб внимательно посмотрел на меня через стол. Видимо, ожидал, что я спрошу, в чем эта моя «идеальность» заключается. Но я лишь сидел молча и даже не моргал, поскольку глаза мои были расширены от нескончаемого потока бреда.

Не дождавшись от меня вопроса, Глеб продолжил:

– Во-первых, ты не особо известен.

Я медленно кивнул.

– Во-вторых, пишешь так себе, немодно, и код использовать сполна все равно не сможешь: просто не поймешь, что там к чему.

Я снова кивнул.

– Ну и, в-третьих и в-главных, ты можешь даже сейчас, в наше смутное русофобское время, спокойно колесить по Европе.

– Прошлогоднее ралли Париж – Тобольск – это было нечто, – вставил Богдан. – Когда из РФ никто толком выскочить не мог.

Глеб вопросительно уставился на меня через сигарный туман:

– Так что? Согласен? И сколько денег будет стоить твое время?

Я задумался. Передо мной сидели два фееричных долбоящера. Один – избалованный сын богатого и влиятельного человека, способного превратить жизнь любого просторусина в ад. Второй – продвинутый «олига френд», он же «друг олигарха», который явно запудрил мозги мажору до киселя.

Спешить с ответом точно не следовало.

– Как-то сложновато у вас все получается, – наконец сказал я. – Европа, духи, литературный код… Я по своей неграмотности полагал, что писательство – это труд и образование, сотни прочитанных книг и словарный запас в десятки тысяч слов. В конце концов, жизненный опыт и внятная философская позиция.

– Это нормально, Макс, – горячо заверил Глеб. – Многие заблуждаются так же. И потому русская литература…

– В жопе? Да-да, я помню. Но не совсем понимаю, почему я должен ответить прямо сейчас. К чему такая спешка?

– Спешка? – нахмурился Глеб.

– Ну, ты сказал, что время уходит. Что ты имел в виду?

– Я имел в виду, что, имея литературный код, я успею написать немало великих вещей, которые сделают меня по-настоящему известным. На фоне нашего литературного болота это будет совсем не сложно.

Глеб выглядел настолько высокомерным, что просто физически хотелось спустить его с небес на землю. Но дух Заплетина-старшего уже вовсю общался со мной без всяких магов, не позволяя проявить честную и принципиальную гражданскую позицию. Привычно объяснив себе страх удобным словом «компромисс», я решил все-таки слегка огрызнуться – и, подавшись вперед, спросил:

– А не кажется ли тебе, Глеб, что признание и хайп – это больше про бульварный детектив? А настоящая литература – она для избранных. И только время рассудит, хорош ли был писатель, и, если нет, скорее всего, время сотрет его «макулатуру» из литературного контекста.

– И пусть стирает, – пожал плечами Глеб. – Проблема-то в чем? Я живу здесь и сейчас, а вечность – это нечто такое… далекое и неосязаемое.

– Тем более зачем специально что-то откладывать на вечность? – поддержал клиента Богдан. – Если можно прямо тут вот получить свою порцию славы и успеха? Достаточно лишь собрать литературный код и начать писать правильно.

– Ну так что? – снова нетерпеливо спросил Глеб. – Согласен?

Теперь они с Богданом смотрели на меня со странной смесью раздражения и надежды. Как будто других вариантов у них не имелось. А может, так оно и было – если до меня они собрали отказы от других писателей, попадающих под критерий идеальности Заплетина-младшего, пока его батюшка не вспомнил о моем векселе.

Первым импульсом было все же послать шарлатана и богатенького оболтуса куда подальше, желательно – в ближайшую библиотеку, после чего объяснить Ивану Иванычу, что в данном проекте отпрыску поможет разве что хороший доктор. Но я отбросил эту мысль, поскольку ей на смену пришла другая, намного более интересная.

«А не написать ли мне про это книгу?»

Я представил нечто вроде аннотации:

Писатель-байкер Максим Привезенцев и маг-экстрасенс БогДан POPoff отправляются в путешествие по памятным европейским местам великих русских писателей, чтобы в ходе общения с духами покойных классиков восстановить утерянный 100 лет назад литературный код, способный превратить в известного автора последнего графомана.

Кроме того, продолжил размышлять я, если мы с Глебом сейчас ударим по рукам, это позволит мне закрыть долг перед Иван Иванычем, что уже само по себе неплохо.

Ну и, конечно, есть шанс развлечься.

Попросив у официантки ручку, я начал писать на салфетке цифру. С каждым очередным нулем пафос Глеба все больше смещался в сторону растерянности. Когда же в конце появился значок евро, будущий властелин литературного кода и опытный маг в недоумении уставились друг на друга, словно рак прямо сейчас обнаружили у них обоих. Выдержав паузу, чтобы литературные теоретики осмыслили «число идеального писателя», я с серьезным выражением лица сказал:

– Предлагаю пари.

Глеб выгнул бровь.

– Я в деле, но готов спорить, что этот литературный код не поможет написать шедевр и прославиться. Поэтому, если в течение года после нашего путешествия по европейским местам русских классиков ты не станешь знаменитым писателем, написавшим мировой бестселлер, ты платишь эту цифру. Если все будет как ты задумал – ты мне ничего не должен. Ну, кроме расходов на дорогу.

Глебу потребовалось около минуты, чтобы прийти в себя и уложить в голове, что цифра хоть и большая, но оказалась не счетом к моментальной оплате. Затем отпрыск Ивана Иваныча расплылся в самодовольной улыбке:

– Считай, что ты уже проиграл, Макс.

– Тогда, думаю, твои юристы без труда составят договор.

– Без проблем. Через два дня все будет готово.

Богдан наблюдал за нами, задумчиво почесывая растрепанную бороду.

Наверное, тоже размышлял о том, что это лето и правда будет жарче, чем в Эмиратах.

Глава 1

Москва. Булгаков. Первый сеанс Богдана

2023 г.

Наша беседа с Глебом Заплетиным и его магическим референтом Богданом Popoff’ым в сигарном клубе о судьбах русской литературы оказалась не только нелепой, но и по-своему полезной, пробудив мое любопытство. Сколь бы странной и бредовой ни казалась мне идея существования универсального литературного кода, я понимал, что, раз уж вписался в историю, хлебать ее нужно полной ложкой.

Любая ложь основана на правде. И чем этой правды больше, тем легче продать любую ложь.

Поэтому я решил посмотреть на историю русской литературы под другим углом – попробовать найти тот момент, когда миф о коде вообще мог возникнуть. Это, конечно, были не «Протоколы собраний Сионских мудрецов», где известна первая дата публикации «фейка». С кодом всё обстояло загадочней, но, как говорится, не спросишь – не получишь ответа. Благо спрашивать сегодня есть у кого.

Если раньше человек шел за знаниями в библиотеку и часами корпел там над книгами, то в наше время есть решение проще – нейросеть. Пусть создавать художественный текст она пока не научилась, – кто, как не она, властительница терабайтов знаний, сможет быстро и объемно ответить на любой, самый сложный вопрос?

Однако то ли я намудрил с запросом, то ли тема была погранична с творчеством, уронившим искусственный интеллект в искусственную кому, но нейросеть BING, получив запрос: «Когда мог зародиться литературный код в России», сначала внезапно отправила меня к «Лукоморью» Пушкина. И только когда я отдельно уточнил, что меня интересует не «кот», а «код», нейросеть обратилась прямиком к истокам русского языка.

«Русская литература являла собой ответвление греческого ствола письменности. В X веке первая завязь вместе с православием попала из Константинополя в Россию – в виде переводов Святого Писания и литургий для популяризации византийского православия.

Письменный язык древней Руси, известный как церковнославянский, был основан на болгарском диалекте и был в обиходе не только у русских, но и у румын, и у южных славян. До ранга литературного славянский язык был доведен усилиями Кирилла и Мефодия (через глаголицу к кириллице) и впитал в себя многое от греческого языка. По сути, церковнославянский изначально был искусственно создан для одной цели – перевода церковных книг с более развитого, греческого.