Когда Хранительницы Мудрости выходили из шатра, Моргейз заметила, что снаружи кто-то ждет. То был Талланвор – как всегда почтительный, высокий, широкоплечий, с мечом на поясе и заметным беспокойством во взгляде.

Со времен Малдена он почти беспрерывно следовал за Моргейз. Ее это вполне устраивало, и недовольство она выражала исключительно из принципа. После двухмесячной разлуки Талланвор не упускал случая побыть рядом с ней. Глядя в его прекрасные юные глаза, Моргейз понимала, что не станет убивать себя – даже на благо Андора, – и чувствовала себя последней дурой, ибо сердечные дела и без того навлекли на ее голову немало бед.

Впрочем, после Малдена она изменилась. В плену Моргейз истосковалась по Талланвору, а потом он явился за ней, хотя не должен был так рисковать. Но Талланвор был предан ей сильнее, чем Андору. Именно в такой преданности и нуждалась Моргейз, хотя сама не понимала, почему именно.

Она направилась к Талланвору: в одной руке блюдца, на сгибе другой балансируют восемь чашек.

– Майгдин, – окликнул вдруг Перрин, и Моргейз нехотя повернулась. В шатре не осталось никого, кроме Перрина и его жены.

– Подойди, пожалуйста, – продолжил он. – Талланвор, почему бы тебе тоже не войти? Я же вижу, что ты прячешься у входа. Ну правда, неужели ты боялся, что ее выкрадут из шатра, полного Хранительниц Мудрости и Айз Седай?

Моргейз приподняла бровь. Насколько она заметила, в последнее время Перрин тоже не отходил от Фэйли ни на шаг.

Входя, Талланвор молча улыбнулся Моргейз, потом снял с ее руки несколько чашек, и оба предстали перед Перрином. Талланвор церемонно поклонился, и Моргейз едва не поморщилась от раздражения. Он ведь по-прежнему оставался гвардейцем королевы – и, похоже, единственным из Королевской гвардии, кто сохранил ей верность. Напрасно он кланяется этому деревенскому выскочке.

– Когда вы только присоединились к нам, мне сделали предложение, – мрачно сказал Перрин. – Что ж, думаю, пора его принять. В последнее время вы напоминаете мне парня и девушку из соседних деревень, мечтающих друг о друге в последний час Дня солнца. Не пора ли вам пожениться? Церемонию может провести Аллиандре или даже я. Следуете ли вы каким-то особым традициям?

Моргейз оторопела. Будь проклята Лини, заронившая подобную мысль в голову Перрина! Но когда Талланвор бросил на нее вопросительный взгляд, Моргейз охватила паника.

– Если хотите, переоденьтесь во что-нибудь красивое, – продолжил Перрин. – Возьмите в свидетели кого пожелаете и возвращайтесь сюда через час. Тогда и покончим с этими глупостями.

Разгневанная Моргейз чувствовала, как к лицу приливает горячая кровь. Покончим с глупостями? Как он смеет?! Да еще и так! Отсылает ее, как ребенка, словно ее чувства – ее любовь – для него не больше чем досадное недоразумение!

Перрин принялся сворачивать карту, но Фэйли положила ладонь ему на руку. Подняв взгляд, он увидел, что никто не торопится исполнять его приказ:

– Ну?

– Нет, – сказала Моргейз, твердо глядя на Перрина. Ей не хотелось видеть неизбежное разочарование на огорченном лице Талланвора.

– Что «нет»? – спросил Перрин.

– Нет, Перрин Айбара. Я не вернусь сюда через час, чтобы выйти замуж.

– Но…

– Зови меня, если хочешь, чтобы тебе подали чай, прибрались в шатре или упаковали твои пожитки. Если понадобится постирать одежду, я окажу тебе такую услугу. Но я не твоя подданная, Перрин Айбара. Я служанка и остаюсь верна королеве Андора. Ты не имеешь права отдавать мне подобные приказания.

– Я…

– Кстати, такого не потребовала бы и сама королева! Насильно женить двоих людей, потому что надоело смотреть, как они переглядываются? Ты будто намерен двух собак случить, чтобы потом продать щенков?

– Я не это имел в виду…

– Судя по твоим словам, именно это. К тому же откуда тебе знать о намерениях этого молодого человека? Разве ты говорил с ним, расспрашивал его, проводил с ним по такому случаю беседу – как подобает лорду?

– Но, Майгдин, – сказал Перрин, – очевидно же, что ты ему небезразлична. Видела бы, как он места себе не находил, когда ты была в плену. О Свет, женщина, этого попросту нельзя не заметить!

– Сердечные дела всегда окутаны пеленой тайны. – Выпрямившись во весь рост, Моргейз снова почувствовала себя королевой. Ну, почти. – Если я надумаю выйти замуж, решение будет принято мной и только мной. Говоришь, тебе не по душе командовать другими? Но не слишком ли тебе нравится отдавать приказы? С чего ты так уверен, что мне нужна любовь этого юноши? Разве ты способен заглянуть в мое сердце?

Одеревенело стоявший рядом с ней Талланвор учтиво поклонился Перрину и вышел из шатра. Он был чувствительный парень. Что ж, пусть знает, что Моргейз больше не позволит помыкать собой. Сперва Гейбрил, затем Валда, а теперь Перрин Айбара? Взять в жены женщину, вышедшую замуж по приказу? Талланвор не заслуживает такого унижения.

Моргейз испытующе смотрела на Перрина. Тот покраснел, и она смягчила тон:

– Ты еще молод, поэтому послушай моего совета. Есть дела, которыми обязан заниматься лорд, и есть другие дела, в которые он не должен совать свой нос. Никогда! Со временем ты научишься их различать, но впредь будь добр воздерживаться от подобных требований, пока хотя бы не посоветуешься с женой.

С этими словами она присела в реверансе – все с теми же чашками на руке – и ушла. Не надо было говорить с ним в таком тоне… С другой стороны, не надо было ему отдавать такой приказ! Похоже, в Моргейз еще оставалась искорка царственности. Столь непреклонной и уверенной в себе она не была с тех пор… с тех пор, как в Кэймлине появился Гейбрил! Хотя надо бы разыскать Талланвора и подлечить его уязвленную гордость.

Оставив чашки в ближайшей помывочной, Моргейз прошлась по лагерю, высматривая Талланвора. Вокруг, не покладая рук, трудились работники и слуги. Многие из бывших гай’шайн до сих пор вели себя так, словно находились среди Шайдо: кланялись и расшаркивались в ответ на любой взгляд. Печальнее всего было смотреть на кайриэнцев: они пробыли в плену дольше остальных, а уроки Шайдо так просто не забудешь.

Среди них, разумеется, было несколько настоящих айильцев-гай’шайн. Какой странный обычай… Насколько могла определить Моргейз, некоторых из здешних гай’шайн захватили в плен Шайдо, а потом их освободили в Малдене. Но они оставались в белом – то есть выступали в роли рабов для родни и друзей.

Любой народ можно понять, но, признавала Моргейз, айильцы, похоже, поддаются пониманию хуже остальных. Вот, к примеру, шагают по лагерю Девы. Зачем они расталкивают всех на своем пути? Ведь это не…

Моргейз остановилась. Группа Дев шла прямиком к шатру Перрина. Похоже, у них были какие-то новости.

Поддавшись любопытству, Моргейз последовала за ними. Девы оставили двух охранниц у главного входа, но малый страж против подслушивания уже был снят. Моргейз обогнула шатер, старательно делая вид, что у нее и в мыслях нет подслушивать чужие разговоры, и сгорая от стыда, что бросила Талланвора страдать в одиночестве.

– На дороге – белоплащники, Перрин Айбара, – донесся из шатра решительный голос Сулин. – Крупные силы, прямо перед нами.

Глава 7
Легче перышка

К ночи ветер стих, хотя гром по-прежнему напоминал Лану, что все хуже, чем кажется. За несколько недель дороги в компании Булена грозовое небо потемнело пуще прежнего.

Сперва они ехали на юг, потом свернули на восток, а теперь находились где-то на границе между Кандором и Салдэйей, на Равнине Копий, а вокруг высились потрепанные непогодой крутые холмы, похожие на крепостные башни.

Быть может, Лан с Буленом не заметили границы. На здешних проселках редко ставили пограничные столбы, а горам все равно, какое государство на них претендует.

– Мастер Андра, – донесся из-за спины Лана голос Булена. Лан купил ему верховую кобылу светло-серой масти, но Булен так и не расстался с вьючным коником по кличке Лазутчик.

Теперь же он поравнялся с Ланом. Тот настоял, чтобы Булен называл его Андрой: чего Лану не хотелось, так это новых спутников, а если никто не узнает, кто он такой, никто и не будет напрашиваться сопровождать его. Лан снова мысленно поблагодарил Булена за ненамеренное предупреждение о действиях Найнив. Как ни крути, за это он теперь в долгу у парня.

Сам же Булен оказался чрезвычайно разговорчивым.

– Мастер Андра, – продолжил он, – если позволите, может, свернем на юг на Берндтском перепутье, а? Есть там одна придорожная таверна, в ней таких перепелов подают – объедение! А потом снова свернем на восток, на дорогу к Южному Меттлеру. Вы не представляете, насколько проще там ехать! И еще в тех местах ферма моего двоюродного брата – двоюродного по матери, мастер Андра, – и мы могли бы…

– Едем прежним путем, – отрезал Лан.

– Но к Южному Меттлеру дорога несравнимо лучше!

– И поэтому, Булен, на ней гораздо больше людей.

Булен вздохнул, но умолк. Хадори неплохо смотрелся у него на челе, и парень, как ни поразительно, и впрямь уверенно владел мечом. Давненько Лану не встречались столь одаренные ученики.

Было темно – из-за этих гор смеркалось тут рано – и зябко, если сравнивать с местностью вблизи Запустения. К сожалению, здешний край оказался довольно людным. Лан с Буленом миновали распуток, а часом позже и впрямь увидели таверну, в окнах которой горел свет.

Булен устремил на нее полный вожделения взгляд, но Лан не остановился. Он взял за правило путешествовать по ночам, дабы не привлекать к себе лишних взоров.

На темном крыльце сидели трое мужчин с трубками в зубах. В воздухе, затуманивая окна таверны, вились едкие дымки. Лан не обращал на незнакомцев особого внимания, пока трубки не были убраны, словно по команде. Все трое отвязали лошадей от ограды таверны.

«Просто замечательно», – подумал Лан. Разбойники, поджидающие на полночном тракте усталых путников. Ну да ладно. Трое противников вряд ли представляют серьезную опасность. Пока что они рысили за Ланом, а нападут где-нибудь подальше от таверны. Лан проверил, легко ли выходит меч из ножен, а Булен оглянулся через плечо и взволнованно сказал:

– Милорд, у двоих хадори на головах!

Лан развернулся так круто, что плащ взвился за спиной, но трое преследователей не остановились. Приблизившись, они разделились и объехали Лана с Буленом.

Глядя им в спину, Лан крикнул:

– Андер! Куда это ты собрался?

Один из троицы – поджарый мужчина опасного вида с прихваченными хадори длинными волосами – глянул через плечо. Лан не видел Андера уже несколько лет. Похоже, тот наконец-то снял кандорский мундир. Теперь на нем был иссиня-черный плащ, а под плащом – кожаный охотничий костюм.

Все трое остановились.

– Ага, Лан, – произнес Андер. – Я и не разглядел, что это ты.

– Ну да, ну да, – безразлично проговорил Лан. – А ты, Назар? Как помню, в юности ты снял хадори. А теперь снова надел?

– Я сам себе указ, – ответил Назар. Он был уже в возрасте – пожалуй, разменял восьмой десяток, – и волосы у него поседели, но к седлу был приторочен меч.

Третий – его звали Раким – был не из малкири. Смерив Лана взглядом раскосых глаз салдэйца, он смущенно поежился.

Лан коснулся пальцами лба и закрыл глаза. Трое мужчин поехали дальше. Что за дурацкую игру они затеяли? «Какая разница?» – подумал Лан и снова взглянул на дорогу.

Булен хотел было что-то сказать, но Лан пресек его попытку свирепым взглядом и свернул с дороги на заросшую узкую тропу, ведущую на юг.

В скором времени за спиной у него послышался глухой топот копыт. Лан развернулся и увидел подъезжающих к нему троих мужчин. Гневно стиснув зубы, он остановил Мандарба и заявил:

– Я не собираюсь поднимать знамя Золотого журавля!

– А кто говорит, что собираешься? – парировал Назар, после чего троица разъехалась и вновь миновала его.

Лан ударом каблуков послал Мандарба вперед и нагнал незваных спутников:

– В таком случае хватит меня преследовать!

– Вообще-то, мы опережаем тебя, а не преследуем, – возразил Андер.