Мэта передернуло, и, подходя к городским воротам, он сунул руку обратно в карман. Несмотря на темноту, его глаза отыскали признаки разыгравшейся здесь схватки: наконечник стрелы в двери здания слева от него и темное пятно под окном караулки. Здесь погиб человек. Наверное, высунулся в окошко с арбалетом, получил стрелу, завалился на подоконник и залил своей кровушкой всю деревянную стену.

Теперь же осада закончилась, и на трон взошла новая, правильная королева. Мэт вспомнил, что в кои-то веки ухитрился пропустить битву, и его настроение слегка улучшилось: борьба за Львиный трон обернулась целой войной, но при этом ни одна стрела, ни один клинок, ни одно копье не были нацелены в сердце Мэтрима Коутона.

Он свернул направо и пошел вдоль городской стены, с внутренней ее стороны. Здесь было множество гостиниц. У городских ворот всегда полно постоялых дворов – не самых лучших, но почти всегда самых прибыльных.

Из дверей и окон на дорогу выплескивались лужицы золотистого света, а переулки полнились темными силуэтами – за исключением улочек возле тех гостиниц, где наняли охрану отгонять бедноту. Кэймлин переживал не лучшие времена: приток беженцев, недавнее сражение и… все такое прочее. Множество историй о ходячих мертвецах, о еде, портящейся чуть ли не на глазах, о том, как беленые стены вдруг покрываются сажей.

Гостиница, в которой решил выступить Том, представляла собой здание с крутой скатной крышей, кирпичным фасадом и вывеской с изображением двух яблок: одно, красное, было нетронутым, а от другого остался совершенно белый огрызок. Красный и белый, цвета андорского флага. Заведение «Два яблока» было из тех, что поприличнее.

Еще с улицы Мэт услышал музыку, а когда вошел, увидел Тома: тот, обрядившись в лоскутный плащ менестреля, сидел на невысоком помосте у дальней стены общего зала и наигрывал на флейте. Глаза его были закрыты, а длинные усы поникли по обе стороны от мундштука. Он играл западающую в память мелодию «Свадьба Синни Вейд». Когда Мэт разучивал эту песню, она называлась «Не ошибись, выбирая коня», и до сих пор ему непривычно было слышать ее исполнение в столь медленном темпе.

На полу перед Томом были рассыпаны монеты – не очень много. В этой гостинице ему позволяли получать за выступление деньги от посетителей. Мэт прислонился к стене возле дверей и стал слушать музыку. Никто не говорил ни слова, хотя в общий зал набилось столько народу, что Мэт мог бы укомплектовать собравшимися тут людьми полроты солдат. Все взгляды были прикованы к Тому.

Мэт уже повидал мир, истоптал немало дорог на своих двоих, едва не лишился жизни в десятке городов, побывал во всевозможных гостиницах. Он слышал бардов, менестрелей и прочих музыкантов, но по сравнению с Томом все они не особо отличались от детей, стучащих палками по кастрюлям.

Флейта – незамысловатый инструмент. Многие аристократы предпочли бы слушать арфу. В Эбу Дар один малый сказал Мэту, что арфа звучит «величественнее», но услышь он, как Том играет на флейте, уронил бы челюсть и сделал круглые глаза. В руках Тома флейта становилась продолжением его души. Негромкие трели, минорные пассажи, мощные долгие ферматы… Мелодия скорбная, будто погребальная песнь. Кого же оплакивает Том?

Публика смотрела на менестреля. Понятно, что Кэймлин – один из крупнейших городов мира, но здешнее разнообразие лиц казалось невероятным. Грубоватые иллианцы сидели бок о бок с учтивыми доманийцами, хитрыми кайриэнцами и решительными тайренцами. Все это разношерстье было приправлено щепоткой уроженцев Пограничных земель. Кэймлин считался одним из немногих мест, где можно не бояться ни шончан, ни Дракона. И еще тут была какая-никакая еда.

Том доиграл мелодию и, не открывая глаз, начал следующую. Мэт вздохнул. Ему страшно не хотелось прерывать выступление, но пришла пора возвращаться в лагерь. Надо было поговорить о голаме, и еще Мэту нужно было найти способ связаться с Илэйн. Быть может, Том согласится отправиться во дворец и от лица Мэта поговорить с ней.

Мэт кивнул хозяйке гостиницы, и та, сверкнув круглыми сережками, кивнула ему в ответ. Эта пышная брюнетка по имени Бромас была чуть старовата на его вкус, но Тайлин-то тоже была в ее возрасте. Надо бы иметь эту женщину в виду. Разумеется, для кого-то из Мэтовых людей. Скажем, для Ванина.

Мэт подошел к сцене и начал собирать монетки. Он даст Тому доиграть, а затем…

Что-то вдруг дернуло Мэта за руку. Оказалось, рукав его куртки был теперь пришпилен к возвышению, и тонкий клинок, пронзив манжету, слегка подрагивал. Мэт взглянул на Тома. Тот поднял руку к флейте и продолжил играть, хотя приоткрыл глаз, прежде чем метнуть кинжал, а теперь улыбался, обняв губами мундштук флейты.

Мэт хмыкнул, высвободил рукав и стал ждать, пока Том не закончит мелодию – уже не такую страдальческую, как предыдущая. Наконец долговязый менестрель опустил флейту, и зал разразился аплодисментами.

– Чтоб тебе сгореть, Том, – хмуро глянул на него Мэт. – Эта куртка – одна из моих любимых!

– Скажи спасибо, что я не целил в руку, – возразил Том, вытирая флейту и кивая благодарным зрителям. Те криками и аплодисментами просили продолжения, но менестрель печально покачал головой и спрятал флейту в футляр.

– Лучше бы и правда в руку попал. – Мэт просунул палец сквозь прорези в манжете. – На черной ткани кровь почти незаметна, а штопка будет бросаться в глаза. Да, у тебя на плаще сплошные заплатки, но это не значит, что я должен ходить в таком же рванье.

– Вот и говори теперь, что ты не лорд. – Том наклонился, чтобы собрать заработанные монеты.

– Никакой я не лорд! – огрызнулся Мэт. – Чтоб тебе сгореть! Хватит припоминать слова Туон. Я что, похож на проклятого аристократа?

– Слышал когда-нибудь, как фермер жалуется, что штопка будет бросаться в глаза?

– Чтобы прилично одеваться, совсем необязательно быть лордом, – проворчал Мэт.

– Ну извини, Мэт, – рассмеялся Том, хлопнул юношу по спине и спрыгнул со сцены. – Я действовал машинально. Не признал тебя, пока не увидел, что за лицо у обладателя этой руки, а к тому времени нож уже отправился в полет.

– Том, – тяжело вздохнул Мэт, – в городе объявился наш старый друг. Тот, кто оставляет после себя трупы с вырванным горлом.

– Во время перерыва слыхал об этом от каких-то гвардейцев, – с озабоченным видом кивнул Том. – А мы застряли здесь, если только не надумаешь…

– Нет, не стану я распечатывать письмо, – отказался Мэт. – Мало ли, вдруг Верин приказала мне ползти на четвереньках до самого Фалме? И никуда не денешься, придется выполнять! Знаю, ты ненавидишь проволочки, но это письмо может задержать нас куда сильнее.

Том неохотно кивнул.

– Пойдем-ка обратно в лагерь, – сказал Мэт.

* * *

Отряд стоял лагерем в лиге от Кэймлина. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Том с Мэтом пришли в город пешком. К тому же Мэт не хотел отправляться в город с лошадьми, пока не найдет вызывающую доверие конюшню. Хороший конь стоил баснословных денег. Мэт надеялся, что за пределами занятых шончан земель цены остались прежними, но оказалось, что армия Илэйн скупает всех лучших лошадей – и не самых лучших тоже. А еще до Мэта доходили слухи, что в последнее время лошадям свойственно исчезать. Мясо есть мясо, и даже в Кэймлине люди голодают. И это не преувеличение. От таких мыслей у Мэта мороз шел по коже.

По пути разговор зашел о голаме, но решили только, что всем надо смотреть в оба, а Мэту отныне придется ночевать в разных палатках.

С вершины холма Мэт оглянулся на Кэймлин, залитый огнями факелов и масляных светильников. Эта иллюминация висела над городом, будто туман, подсвечивая его башни и величественные шпили, и в памяти Мэта всколыхнулись древние воспоминания об этом городе – о том, как его брали приступом в те времена, когда еще не существовало государства под названием Андор. Кэймлин никогда не сдавался без тяжелого боя, и тем Домам, что пытались отнять его у Илэйн, теперь не позавидуешь.

– Помнишь, как мы уходили отсюда в прошлый раз? – подступил к нему Том. – Такое чувство, что с тех пор прошла целая вечность, да?

– Чтоб мне сгореть, если это не так, – кивнул Мэт. – И с чего мы решили отправиться вдогонку за этими глупыми девчонками? В следующий раз пусть сами спасаются.

– Разве мы не собираемся сделать то же самое? – взглянул на него Том. – Когда придем в Башню Генджей?

– Это другое. Нельзя, чтобы она осталась в башне. Эти змеи и лисицы…

– Только не подумай, что я жалуюсь, Мэт, – сказал Том. – Просто думаю вслух.

В последнее время Том, похоже, много размышлял. Ходил с кислым видом и не расставался с обтрепанным письмом Морейн. Хотя это всего лишь письмо.

– Пойдем, – вернулся на дорогу Мэт. – Ты вроде как говорил, каким образом проберешься на встречу с королевой?

– Ничего удивительного, что она не ответила, Мэт, – сказал Том, шагая рядом по темной дороге. – У нее, наверное, дел выше головы. Говорят, в Пограничные земли вторглись в большом числе троллоки, да и Андор еще не воссоединился до конца после Наследования. Илэйн…

– А хорошие новости у тебя есть, Том? – спросил Мэт. – Если есть, выкладывай. Хочется узнать что-нибудь приятное.

– Жаль, что закрылось «Благословение королевы». У Гилла всегда было чем поживиться.

– Хорошие новости, – снова напомнил Мэт.

– Ну ладно. В общем, Башня Генджей находится именно там, где и указал Домон. Его слова подтвердили капитаны трех других кораблей. Она стоит за открытой равниной в нескольких сотнях миль к северо-западу от Беломостья.

Мэт кивнул и потер подбородок. Ему вроде как припомнилась эта башня – неестественная серебристая конструкция где-то вдалеке. Лодка, плеск воды у бортов корабля. Густой иллианский акцент Байла Домона…

Образы были смутными: в воспоминаниях Мэта о том времени имелось больше пробелов, чем в каком-нибудь из оправданий Джори Конгара. Байл Домон сумел объяснить, как найти башню, но Мэту требовалось подтверждение его словам. Домон так кланялся и расшаркивался перед Лильвин, что смотреть противно, и эти двое не выказывали особой любви к Мэту, хоть он и спас им жизнь. Да и от Лильвин ему никакой любви не хочется. Целовать ее было бы не приятнее, чем облизывать кору каменного дуба.

– Думаешь, описания Домона хватит, чтобы нам сумели открыть переходные врата, которые выведут туда? – спросил Мэт.

– Не знаю, – ответил Том. – Однако склонен полагать, что это не первостепенный вопрос. Где мы найдем того, кто откроет эти самые врата? Верин-то исчезла.

– Что-нибудь придумаю.

– А если не придумаешь, на дорогу уйдет не пара дней, а несколько недель, – напомнил Том. – Не нравится мне…

– Врата я устрою, – твердо сказал Мэт. – Может, Верин вернется и освободит меня от этой проклятой клятвы.

– Лучше бы не вернулась, – заметил Том. – Не доверяю я этой Верин. Что-то с ней не так.

– Она Айз Седай, – возразил Мэт. – С любой из них что-то не так. Они как игральные кости, на которых очки не сходятся. Но, если сравнивать с другими Айз Седай, Верин мне даже нравится. Сам знаешь, я неплохо разбираюсь в людях.

Том приподнял бровь. Мэт ответил ему сердитым взглядом.

– Так или иначе, – заметил Том, – впредь не надо бы тебе ходить в город без охраны.

– Против голама охрана бесполезна.

– Согласен, но ты же помнишь, как три дня назад по пути в лагерь на тебя напали разбойники?

Мэт поежился:

– Это были нормальные, честные воры. Им нужен был только мой кошель, что вполне естественно. В карманах у них моего портрета не обнаружилось. И не похоже, чтобы они были под властью Темного: что им, к примеру, было велено рехнуться на закате или еще что-то в этом духе.

– И тем не менее, – сказал Том.

Спорить Мэт не стал. Чтоб ему сгореть! Наверное, и правда пора брать с собой солдат. Хотя бы пару-тройку «красноруких».

Лагерь был уже близко. Один из секретарей Илэйн, человек по имени Норри, разрешил Отряду остановиться совсем рядом с Кэймлином, хотя пришлось дать обещание, что ежедневно в город будут уходить не больше сотни человек, а лагерь разобьют не меньше чем в лиге от городских стен, но не в деревне и не на чьем-то фермерском участке.