Она… На весь институт судебно-медицинской экспертизы Тулузы была всего одна женщина: доктор Фатия Джеллали. Компетентная и профессиональная до кончиков ногтей. Так что новость была хорошая.

Венсан выглядел побледневшим – видно, это зрелище и его тоже потрясло.

Один из техников склонился над кровавым пятном на матрасе, предварительно смочив его небольшим количеством физраствора, прежде чем взять мазок на анализ. Сервас наклонился к краю кровати: он только что там что-то нашел. На самом краю матраса. Там, где бессильно свешивалась рука убитого.

Деталь необычная. Несообразная общей картине. Непостижимая.

Это была нарисованная кровью спираль…

Можно было подумать, что покойный, хотя его рука была пристегнута ремнем с металлической пряжкой, нарисовал спираль ногтем, обмакнув палец в кровь, не успевшую свернуться.

Что это? Чисто рефлекторный жест или оставленное им послание?

Сервас выпрямился. Он почувствовал, что здесь произошло что-то необычное. Это дело не было похоже на другие. Мартен зна́ком подозвал фотографа и указал ему на символ. Сверкнула вспышка.

Подошел Эсперандье и тоже наклонился над странным символом, ясно различимым на фоне запекшейся темной крови.

Великолепно прорисованная спираль…

– Ого! Это еще что за фильм ужасов? – произнес он.

3

– Мерзость какая… – сказала Фатия Джеллали.

И больше ничего. Ему показалось, что он уловил легкое волнение в ее голосе, когда она вошла. Джеллали еле заметно нахмурила брови, достала телефон и принялась наговаривать свои наблюдения, как только что делала Самира.

Она посмотрела на часы:

– Двадцать первое июня две тысячи двадцать второго года, семь часов тринадцать минут; говорит доктор Фатия Джеллали, психиатрическая клиника «Камелот», улица Испании, Тулуза.

В наступившей тишине все наблюдали, как она медленно обходит кровать, записывая все, что видит, не упуская ни одной детали и прибавляя еще много анатомических и физиологических подробностей к тому, что записала Самира.

Фатия Джеллали, высокая, черноглазая обладательница красивого лица, обрамленного роскошной блестящей угольно-черной шевелюрой, обладала жизненной силой, способной – и Сервас не раз это констатировал – расшевелить мертвого, к которому она приближалась. Доктор обернулась к техникам в комбинезонах и, указав на одного из них, спросила резким, царапающим голосом:

– Кто снимал отпечатки пальцев?

Один из техников поднял руку.

– Вы должны были дождаться меня, – недовольно сказала она. Пожалуйста, наденьте защитные бумажные кожушки на кисти рук.

Сервас улыбнулся – Фатия Джеллали была в своем репертуаре. Ему вдруг захотелось закурить. Интересно, почему это желание возникало у него всякий раз, как он видел эту женщину? Может, чтобы удостовериться, что он… живой?

– Судя по количеству крови, он был еще жив, когда убийца принялся его кромсать, – определила она.

– Тело холодное и уже застыло. Должно быть, оно давно здесь лежит.

– Понижение температуры тела могла спровоцировать большая кровопотеря, – уточнила она. – Но я согласна.

– А второй? – спросил Сервас, обернувшись к Эсперандье. – Его сосед…

– Это тот, что сбежал? – сказал Венсан. – Его палата была с другой стороны коридора. Некий Йонас Резимон.

– Мартен, – чуть громче позвала судмедэксперт.

Он обернулся. Фатия Джеллали склонилась над лицом убитого. Она вытащила пинцетом кляп и положила его в прозрачный пакет, протянутый Эсперандье, который, помимо судопроизводства, выполнял еще функцию оперативника судебной полиции. Теперь Фатия осветила ручкой-лампой полость рта убитого. Сервас подошел и заглянул внутрь. Язык раздулся и занимал собой почти все пространство во рту.

– Смотри дальше вглубь, туда, где маленький язычок.

Он заглянул. И маленький язычок, и миндалины тоже были увеличены раза в три.

– Что же произошло, как ты думаешь?

– Его поразил анафилактический шок, – ответила она. – Посмотри внимательнее.

Он пригляделся. Вся слизистая рта покрылась маленькими белыми точками, словно крошечными укусами.

Фатия снова провела марлевым шариком между зубов погибшего. Сервас чуть отодвинулся, чтобы не мешать ей.

Когда она выпрямилась, он заметил, что в пинцете у нее что-то зажато. Это было насекомое с брюшком в черную и желтую полоску.

Пчела.

– Судя по тому, что укусов очень много, думаю, эта пчелка была не одна.

4

– Так, значит, он выдал аллергическую реакцию… Значит, ему в рот напустили пчел и снова заткнули рот кляпом, но он был еще жив…

– Вполне возможно.

– А кровь?

– Раны обильно кровоточили. Это свидетельствует о том, что их нанесли до смерти. И крупные артерии не были задеты, в них не целились. Несомненно, его пытали. Но я не думаю, что кровотечение было настолько обильно, чтобы стать опасным для жизни. Ни один из жизненно важных органов не задет. Скорее всего, дело в пчелах. Осмотр горла и системы дыхания должен это подтвердить.

– Вот ведь паскудство какое, – прошептал Эсперандье. – Асфиксия, вызванная пчелами, это надо же… Умереть с пчелиным роем в глотке, как раз когда пчелы собрались разжиться медом… Как же надо любить природу?

– А следы рвоты на груди? – спросил Сервас.

Фатия Джеллали задумалась:

– У человека, которого пытали таким образом, время от времени вытаскивали кляп. Скорее всего, это было до того, как в него выпустили пчелиный рой.

– И никто не слышал, как он кричал?

Сервас подумал, что крики, доносящиеся из сумасшедшего дома, в конце концов становятся для окружающих как автомобильные гудки: на них перестают обращать внимание.

– Убийца выпустил пчелиный рой ему в рот еще до того, как окончательно закупорил его кляпом, – продолжила судмедэксперт. – Самое чувствительное место во рту – вот эта точка на слизистой мягкого неба. – Она направила туда луч своего фонарика-ручки. – Возможно, тот, кто держал пчел, сначала сделал точку приманкой для них, а потом выпустил насекомых в рот жертве. А хранил он пчел, скорее всего, в каком-нибудь закрытом сосуде.

– Но каким образом Резимон, если это его рук дело, раздобыл целый пчелиный рой? – доискивался Сервас, обернувшись к Венсану и Самире. – Выясните-ка, нет ли тут поблизости пасеки…

Он вышел из палаты, пересек коридор и вошел в соседнюю палату, которой занимались техники. Она была очень похожа на первую, с той только разницей, что здесь не было смирительных ремней.

А вот решетки на окнах были.

Сервас задумался. Выход из палаты был только один: тот же, каким они только что вошли.

– Итак, тот тип – Резимон, что занимал эту палату, – проник в соседнюю, напустил пчел в рот соседу и благополучно смылся…

У него вдруг возникло чувство, что здесь что-то не так: концы с концами не сходятся.

– Где же он держал пчел, пока выжидал? – вслух спросил Мартен. – Какое время пчелы могут выдержать в закрытом тесном сосуде, даже при наличии вентиляции? Нам нужен специалист, пчеловод…

Майор вышел в коридор и осмотрел двери палат: никаких замков.

– А что, двери палат на ночь не запираются? – спросил он, выйдя на галерею.

– Нашим пациентам запрещено заходить в палаты других пациентов, – сообщил психиатр. – Но они вовсе не находятся в изоляции. Изоляция – это крайняя мера, ограниченная временем, пропорционально риску.

«Пропорционально риску… Интересно, а жертва, Стан дю Вельц, задумывался о такой формулировке?» – подумал Сервас.

– По запросу Регионального агентства здравоохранения, было назначено срочное административное расследование и проверка январских побегов, – оправдывался психиатр.

Сервас вспомнил, что все беглецы были пойманы в следующие за побегами часы. Однако один из них все-таки умудрился в центре города напасть на пожилую даму.

– И какие выводы сделали после происшествия?

– Э-э… Результатов по этому разбирательству пока нет.

– Это за шесть-то месяцев? – загремел Сервас.

– Но все входы и выходы обеспечены дополнительной безопасностью, усилена охрана, – продолжил Роллен, – учитывая риски побегов в… в контексте принятых экстренных мер.

Сервас ничего не записывал. Пока директор произносил свой оправдательный монолог, он направился проверить камеру слежения на крыше галереи, рядом с колонной. Камера отображала железную дверь.

– А эта дверь запирается на ночь?

– Непременно, – ответил медбрат. – У нас электронные замки разрешены только при условии, что у персонала имеется ключ. Чтобы войти в помещение, надо нажать вот на эту кнопку, а потом приложить ключ. Устройство классическое.

Сервас посмотрел на Эсперандье.

– Решетки на окнах палат проверили?

Венсан кивнул.

– Их никто не трогал, – подала голос Самира, подходя к ним. – Этот тип вошел через дверь. Другого пути нет, я все проверила.

– Значит, он где-то раздобыл ключ… Кража ключа – событие необычное? – поинтересовался Мартен.

Медбрат помотал головой.

– Ну, не то чтобы… Бывает, что ключа нет на месте… или кто-то из охраны застрял в дороге. Это случается во всех таких заведениях…

Сервас заметил, что парень вспотел.

– Жубер, если не ошибаюсь?

– Да, Гислен Жубер. Все, что знал, я уже рассказал вашим коллегам, – пробормотал санитар, видимо, не имея желания все это повторять.

– Вы знаете, куда поступают изображения с этой камеры?

– Да. На компьютер охраны.

– Можете нас туда проводить?

* * *

Сервас выбросил окурок во дворе, но, устыдившись, поднял его и выбросил еще раз, на этот раз в урну, стоявшую в стороне. Потом вошел в помещение.

– Запустите, пожалуйста, вчерашнее изображение, начиная с восемнадцати часов, – сказал он охраннику, сидевшему перед компьютером.

Охранник открыл календарь, нашел запись: 20–6–2022, 18:00.

– Пожалуйста, сначала рапид, – сказал Сервас.

За несколько секунд до 19:00 на экране появился силуэт психиатра, снятый с высокой точки. Сервас увидел, как он нажимает на кнопку справа от двери, повернувшись к камере спиной, и входит внутрь.

– Когда вы вошли проведать его, он бодрствовал?

Психиатр кивнул.

– Судя по его виду, он был в нормальном состоянии?

Роллен замялся:

– С ним возникла небольшая проблема. В этот день он был нервозен и возбужден. Мне пришлось ближе к вечеру срочно вызвать дежурного медбрата. Когда я видел пациента вчера вечером, он был абсолютно спокоен. И я еще дал ему успокоительное.

– Вы записали назначение успокоительного?

– Снотворное.

Вот почему не было никаких следов борьбы. Жертва спала, когда появился убийца.

– И часто так случалось? Я имею в виду, что вы назначали ему успокоительное?

Психиатр кивнул.

– А его соседу?

– Он уже спал. Учитывая, какие лекарства он принимает, это нормально. У меня не было поводов его будить.

– А персонал имеет право наблюдать за личными вещами пациентов? Охранять, к примеру.

– Конечно.

На экране монитора снова появился психиатр, и тут же вышел из поля зрения камеры, сместившись влево.

– Стоп! – скомандовал Сервас.

Дежурный остановил изображение.

– Очень хорошо, – сказал Мартен. – Сейчас вам дадут USB-ключ^[1]. Можете запустить изображение точно с этого момента? С девятнадцати ноль девяти? Вы поняли меня?

Дежурный знаком показал: понял.

– Благодарю вас. Давайте еще раз. Ускорить воспроизведение можно?

В чуть мерцающем изображении белой двери было что-то завораживающее. Все буквально прилипли к монитору. А на нем прослеживалось, как сосед Стана дю Вельца, он же главный подозреваемый, вошел в дверь. А потом, около 21:30, появилась медсестра в белом халате. Как и психиатр, она нажала кнопку и исчезла за дверью.

– Вы знаете, кто это? – спросил Эсперандье.