– К сожалению, ему в голову я проникнуть не могу. И если Кай захочет что-то рассказать, то обязательно поделится, – как глупой малышке объясняет мне Артемий, что меня очень бесит. – Давай вернемся к разговору о тебе. Где ты учишься?

– А может… – делаю вид, что задумалась, – просто закончим на этом, а?

С этими словами срываюсь в сторону гардеробной. Надо валить отсюда. Снежинский Кай определенно уже знал мое имя, когда подходил. И это «представление с пчелкой» замутил, чтобы усыпить мою бдительность. Вот только зачем?

Вдруг меня хватают за плечи и разворачивают к себе лицом.

Глава 2

В приступе страха замираю, а когда понимаю, кто передо мной, без сожаления бью по плечу:

– Черт. Испугала! Блин, так же нельзя! – пытаюсь прийти в себя и отдышаться, успокоить гулко стучащее сердце.

Думала, меня хотят схватить и увести куда-то, а это всего лишь Полина, моя подруга, с которой мы пришли сюда. И где она была раньше?! Делаю шаг навстречу и крепко прижимаюсь к ее груди, ища успокоения.

– Что такое, Майя?

Отрицательно машу головой. Не хочу сейчас об этом.

– Ты о чем с ним беседовала? Будь осторожна! Ты вообще знаешь, кто он такой?! Говорят, у него нет сердца. Очень принципиальный и безальтернативный мужик. С девушками не церемонится. С таким лучше не связываться. Почему он смеялся? Что-то грязное предложил тебе, да?

– Стоп, стоп, Поля. Ты о чем? Выдохни давай и говори по порядку? Ты сейчас об этом сероглазом?

– А о ком еще! Это Снежинский Кай Викторович – совладелец «X5 Retail corporation», третьей по прибыли компании в стране. Это очень круто, что он тут, но не очень, что разговаривал с тобой. Как бы не было проблем, – себе под нос договаривает подруга.

– Он определенно не прост, черт побери. Ладно, Поля, сколько мы еще должны тут пробыть и когда нам заплатят?

Она с подозрением смотрит на меня, но мне все эти названные Полиной компании говорят лишь о том, что мои доходы ничтожно малы, в сравнении с ними.

– Сказали до десяти вечера точно быть тут. Ты пока тихо посиди где-нибудь, покушай там, шампанского выпей – это бесплатно.

– Нет, не хочу рисковать. Мне нужно вернуть платье, – говорю ей в ответ. Да, оно не шибко дорогое, но для меня и это деньги. – А если вдруг пятно посажу или сок пролью?

– Дело твое, – пожимает плечами подруга. – Ладно, пошли. Продержимся еще пару часов и заработаем по сто долларов.

«Да, было бы классно. Это четвертая часть моего месячного заработка. Получить ее за четыре часа – это очень круто для меня».

Возвращаемся в зал. Картина не изменилась, разве что чуть приглушили свет.

К Полине подходит тот самый Антон и что-то строго выговаривает. Она нехотя кивает, а когда он отходит, говорит:

– Пойдем, потанцуем. А, Май? Все же мы здесь для массовки, а не чтобы у стенки стоять. А то вдруг не заплатят!

– Нет, не смогу, извини. Но, как и условились, буду улыбаться людям и не мельтешить перед камерами.

– Ну, смотри. Я предупредила. В случае чего, поделюсь с тобой своим заработком. Если бы ты не поддержала, я бы не решилась сюда прийти.

– Да ладно, Поль, ты чего! Просто купишь еды для двоих на неделю, – подшучиваю над подругой.

Стою в сторонке, любовно заглядываясь на выход и периодически – на часы. Осталось совсем немного, и можно идти за оплатой, а после домой.

Боковым зрением замечаю движение неподалеку. Повернувшись, обнаруживаю оператора, который несет свою камеру и переговаривается с ассистентом. У того в руках микрофон.

«Они выбирают "жертву" для интервью», – делаю вывод.

Не хотелось бы мне «пасть смертью храбрых», если вдруг мама увидит по телику свою «звездную» дочь на таком мероприятии.

Медленно, чтобы не привлекать их внимания, отхожу по стенке все дальше и дальше, дохожу до высоких арок, украшенных свисающими с потолка разноцветными декоративными лианами.

– От кого сбегаешь, Майя? – откуда ни возьмись рядом оказывается мой новый знакомый, Артемий. С интересом рассматривает меня и заглядывает за мою спину.

– Стой так, – быстро произношу и прячусь за ним от репортеров, прислоняясь к стене и прикрываясь декором помещения: так больше шансов остаться незамеченной. Если журналисты увидят Артемия просто стоящим у арки, они пройдут мимо, и можно будет вздохнуть свободно.

– Так, на горизонте Кая нет, чего же ты боишься? – пробует обернуться ко мне, но я не позволяю, разворачивая его обратно.

– Сделай одолжение, просто стой, как стоишь, и молчи. Иначе это может свидетельствовать о наличии психического расстройства и являться косвенным признаком расстройства восприятия, соответственно, на тебя могут обратить внимание. А мне надо, чтобы посчитали пустым местом.

Артемий усмехается.

– Ну спасибо, так меня еще никогда не унижали, – с сарказмом отвечает мне. – Девочка, неужели молча я сойду за пустое место? Серьезно? Ты сделала такие выводы после нашего знакомства?

– Извини, неудачное сравнение. Но сейчас просто помолчать можешь? – теряя терпение, раздраженно шиплю ему.

– Извинения приняты. Ладно, подыграю тебе, но не долго.

Артемий замолкает. В этот момент операторы ловят девушку, которая проходила мимо, и начинают ей на камеру задавать вопросы: нравится ли ей здесь, как ей вечеринка, приглашенные диджеи, атмосфера самого вечера, пришла бы она сюда еще…

«Черт! Сколько можно, когда они закончат?!»

– Арт, почему не идешь, я жду тебя, – слышу голос Снежинского. Поистине, он внушает страх своей надменностью и хриплым, наглым тоном.

«Вот чеееерт!!!»

Съежившись еще сильнее, пытаюсь сообразить, что делать.

А ответом Каю служит лишь тишина.

– Что лыбишься? Пошли, тут больше нечего делать.

Мой «защитник» не шевелится и лишь пожимает плечами. Я ощущаю их колыхание, как будто бы Артемий усиленно сдерживает смех.

– Не понял, – раздраженно произносит Кай, – что за херня? Ты включил игнор?

Щипаю Артемия за спину, чтобы он заговорил со своим другом, иначе Снежинский повысит голос, и тогда все мои манипуляции коту под хвост. На нас точно обратят внимание репортеры, стоящие неподалеку.

Но этот позер от моих действий только еще больше заходится смехом и дергается от каждого моего прикосновения.

– Ты прикалываешься, Арт? – громче положенного выговаривает Кай и, конечно, вызывает интерес журналюг, которые наконец закончили общение с девушкой и проходили мимо.

– Господин Снежинский, позвольте задать вам несколько вопросов? – Слышу, как щелкает затвор камеры, и журналист произносит: – Не ожидали вас увидеть на нашем мероприятии, часто ли вы посещаете подобные вечеринки?

Твердое «нет» летит в адрес представителей прессы от Кая, и по его тону складывается ощущение, что он посылает их куда подальше.

– Хорошо, – терпеливо продолжают они интервью. – А что заставило вас посетить наше мероприятие сегодня?

– Вы не поняли? – уничижающим тоном произносит Снежинский. – Это был мой ответ на ваш первый вопрос.

Наступившая пауза могла бы показаться неловкой, но репортеры не растерялись:

– Тогда, может, господин Ковальский прокомментирует хоть что-то? – разрывает накалившийся воздух следующий вопрос.

По вмиг задеревеневшему Артемию понимаю, что только что была произнесена его фамилия.

– Так, мне нравится, – воодушевленно начинает он отвечать, в отличие от своего друга, – прекрасно организованная вечеринка, великолепная танцевальная музыка, красавицы не выходят за пределы танцпола, настолько она зажигательная, что просто не отпускает их. Одна единственная вот тут, – и делает шаг в сторону, полностью открывая меня и Снежинскому, и журналистам. Мне уже никакие декорации не помогут, все меня увидели! – Потерялась. Возможно, она любит танцевать под шансон? Как думаете, господа?

Изумлённый и в то же время презрительный взгляд Снежинского прожигает меня насквозь. Становится настолько дискомфортно, что приходится встряхнуться, чтобы убрать это ощущение.

Но паника меня накрывает с головой только тогда, когда я вижу направленную на меня видеокамеру.

Перед глазами прямо предстала картинка: мама, сидя дома, переключая каналы, видит, как, говоря ее словами, «размалёванная и как проститутка одетая» дочь рассказывает в интервью, насколько ей понравилось тусить на столичной вечеринке.

Все мои планы об учебе в столице и становлении себя как человека, возвращение домой уверенной и самодостаточной личностью, стремление доказать маме, что я тоже чего-то достойна, – все мои мечты рушатся в один момент! Теперь, как бы высоко я ни «взлетела», мать, увидев это интервью, скажет, что всего я добилась, ложась под богатых мужиков! И ни о каком уважении, и, наконец, материнской гордости, и, возможно, такой желанной мною любви больше речь не идет.

Горький ком застревает в горле, мешая дышать, на глаза наворачиваются слезы, и даже успевают упасть на щеку, прежде чем я успеваю их смахнуть. Прикрываю веки, кусая губы, стараясь собраться с силами, сжимаю руки в кулачки. А после, открыв глаза, ухожу. Не смотрю ни на кого, просто иду в гардеробную за своей курткой. Пошло оно все!

– Майя, – за спиной раздается растерянный голос Арта, – что с тобой?

– Пусть идет, не видишь, в ней проснулась драматическая актриса, – грубо бросает Кай.

От Артемия больше не слышно ни слова.

Не оборачиваясь, следую намеченному курсу. Держусь из последних сил. Если остановлюсь или вернусь и начну что-то говорить, просто разревусь у всех на виду!

Из такого позора мне уже будет не выбраться и придется уезжать и из столицы. Вопрос: куда теперь?

Перед глазами проносятся дни, когда я голодала, просто потому что не было денег на еду. Или проезд в метро и доставка товаров из интернет-магазина, или булочка сейчас. Я выбирала первое и ехала зарабатывать свои рубли. На полученные деньги можно было протянуть неделю на хлебе, молоке и, может быть, десятке яиц.

Как спала пару часов в день, и только мысли об образовании и достойной работе с хорошим заработком давали мне силы идти к намеченной цели. Возможно, лет через десять я смогла бы приехать к маме с гордо поднятой головой, рассказать о своих трудностях и пути, который я прошла, чтобы в итоге преуспеть. И она наконец стала бы мной гордиться, рассказывала бы о моих успехах друзьям и соседям. С гордостью произнося: «Моя дочь!»

Но теперь все полетело к чертям, все мои старания обесценились, и ни одно мое слово уже не будет восприниматься всерьез.

Не выдерживаю и перехожу на бег. Не желаю здесь больше находиться ни секунды! Достаю из сумки номерочек, отдаю гардеробщику, он хочет помочь мне надеть мой пуховик, но я просто выхватываю его из рук мужчины и на ходу натягиваю. Пакет с обувью висит на номерке Полинки. Ну что же, придётся немного померзнуть, ничего страшного. Главное, приехать в общагу, залезть под одеяло и скрыться ото всех. И наконец не стесняясь можно будет оплакать то будущее, которое уже точно не наступит.

Когда я осознала, что для матери ничего не значу?.. Наверное, тогда, когда ушел папа, к другой женщине. Причем без скандала и истерик со стороны мамы. Она лишь посмотрела на него жалобными глазами и проводила до двери. Нет, мама не впала в депрессию и не стала заниматься самоуничижением, для этого она слишком любила себя. Она просто весь негатив выливала на меня. От и до. Крики, битье посуды, психи, что в таком возрасте осталась одна, гульки допоздна с подругами, без заботы о том, что дочке нечего есть, или обвинения в момент алкогольного опьянения: «Во всем виновата ты!»– все это досталось мне.