Дождь начинал усиливаться, словно сама природа решила приступить заранее к оплакиванию наших тел, сознаний, планов на будущее и мечтаний. Левой рукой я потянулся к пульту управления костюмом, расположенному на груди. Хотелось сделать чуть холоднее, но увеличить силу работы вентиляторов не получалось. Забавно, что перед лицом смерти я не забывал о личном комфорте.

– Встал и пошёл с нами, – приказал арестованному долбаный сорвиголова и по совместительству, к сожалению, мой напарник.

Разумеется, тот не подчинился. Продолжая лежать на животе со стянутыми за спиной руками, он приподнял голову и, оглядев обступившую нас толпу, облизнул сухие губы и лишь мерзопакостно улыбнулся, переведя взгляд на нас. Интересно, сколько ему лет? На вид я бы не дал больше двадцати, быть может, даже несовершеннолетний – они сейчас растут и взрослеют внешне, словно на дрожжах. Иногда мне кажется, что я сам выгляжу моложе многих подростков, особенно отпустивших искажающую возраст бороду. К сожалению, скорее всего, парень потерян для общества в роли кого-то, способного принести людям пользу. Хотя у человека всегда есть шанс взяться за голову, для этого нужно лишь время. Правда – порванный правый рукав лонгслива задрался, открывая вереницу следов от уколов с расходящимися на бледной тонкой коже лиловыми синяками, – есть ли у паренька это самое время? А на довольно миловидном и совершенно безобидном лице, на левой его половине, была набита татуировка: то ли ящерицы или змеи, то ли зелёного дракона, разинувшего пасть с длинными и многочисленными зубами. У змей не так много зубов, но вот лап я не видел или же не успел как следует разглядеть. Вообще в принципе издалека всё это дело выглядело грозно, вблизи же – фигня фигнёй. Кривобокая и вся скошенная – прямо импрессионизм нового времени. Оглядев толпу, я отметил для себя нескольких молодых людей с точно такими же татуировками на лице. Похоже, это какой-то новый клан, по крайней мере я с такими тату раньше не сталкивался.

– Ребят, чё мы ссыкуем? Смерть мусорам! – внезапно раздался призыв из толпы, но никто сразу же вперёд не бросился. Круг и так уже сузился до предела, оставляя нам площадь в восемь-девять квадратных метров, потому никто не делал даже маленького шажочка – каждому своя шкура была дороже, хоть пламя в толпе и тлело. Нужна была лишь искра, чтобы всё взорвалось, но провокатор, разумеется, сам прятался где-то в задних рядах, не намереваясь рисковать, вырываясь вперёд всех. Понятное дело, что в случае драки нам с напарником настал бы конец, но и люди вокруг прекрасно понимали, что в заварушке пара-тройка человек схлопочет пулю, вполне возможно, несущую с собой не самый приятный подарочек в виде летального исхода. Я чувствовал, что кульминация близка, – либо мы сумеем выйти, либо потасовка всё же начнётся.

– Двигаем, – скомандовал я напарнику, решив воспользоваться замешательством толпы.

Вместе с этим резко поднял пистолет над головой левой рукой и сделал выстрел, правой же вынул телескопическую дубинку-электрошокер и ударил током одного из парней, ближайшего ко мне, который показался мне наиболее щуплым. Затем, отталкивая людей, которые были с обездвиженным мной в сцепке, я двинулся через образовавшийся «проход» и продолжал не давать людям залатать его, угрожая дубинкой и пистолетом, который держал наготове, – в случае чего я намеревался без лишних раздумий стрелять на поражение. Пока мой напарник возился, стараясь вывести в позе «ласточки» арестованного, толпа перегруппировывалась. Откуда-то сбоку что-то болезненно ударило меня по плечу. В ответ я резким выпадом ударил в ту сторону и мельком заметил, как продолжающая держать в руках биту девушка упала на асфальт и начала биться в конвульсиях. Что ж, пора. Отточенными движениями я выключил дубинку и засунул её обратно за пояс, после чего молниеносно выхватил гранату со слезоточивым газом.

– Газ! – подсказал в микрофон напарнику и, бросив гранату, кнопкой на панели активировал противогазовую систему, встроенную в шлем.

Затем в два шага подбежал к напарнику и помог ему вытащить задыхающегося газом арестованного. Пока остальные исходили кашлем и пытались протереть глаза, из которых градом лились слёзы, мы с напарником – я пропустил его с арестованным вперёд себя – уже переходили прямо через проезжую часть дороги, намереваясь тем самым оторваться от теперь уже точно жаждущей нашей крови толпы. По другую сторону улицы группки людей поглядывали на нас, потому нам надо было спешить, пока они не поняли, в чём дело, и не встали у нас на пути. Пока всё шло по инструкции и как минимум хорошо, чему я несказанно был удивлён. Машины, сигналя, проскакивали мимо нас. На всякий случай я уделял им максимальное внимание, так как мне не хотелось быть просто-напросто сбитым, когда мы почти выбрались из этой передряги.

Но то, что я прекратил слежение за, как мне казалось, остающейся на месте толпой отморозков, сыграло со мной злую шутку. Внезапно что-то, а вернее, кто-то обхватил меня со спины за горло и рывком повалил на землю. Упав, я, перекатившись вбок, попытался вскочить на ноги, но не сумел. Ещё и саднила в локте правая рука, которую я выставил, падая. Несколько ударов биты с гвоздями прошли мимо, один вскользь лизнул по наплечнику. Гвозди его не пробили, но боль в плече отдалась такая, что на мгновение я перестал чувствовать ту же несчастную правую руку. Хорошо хоть, что я не выронил пистолет, – только теперь я не мог прицелиться, чтобы пристрелить этого подонка. К чести напарника, он, заметив передрягу, в которую я угодил, ударил шокером-дубинкой арестованного, чтобы не помешал, и, выхватив пистолет, выстрелил в ногу напавшему на меня. Затем помог мне подняться. После чего тут же вновь напомнил мне, что он на самом деле просто-напросто идиот, – он вынул из внешнего кармана новый хомут и явно собирался арестовать ещё и паренька, корчащегося на земле, схватившись за простреленную ногу. Я с пронизывающим насквозь проклятым страхом заметил, что у отморозка нос и рот закрывает противогаз, из-под которого по левой стороне лица до виска идёт та же самая татуировка дракона.

– У них есть противогазы! Надо уходить. Срочно!

– Вижу я, – раздражённо бросил мне напарник.

Я хотел добавить, что из-за ещё одного ареста нам не хватит времени, но его у нас не было в принципе. Дорога была теперь полностью перекрыта, звуки десятков клаксонов били по ушам, а к нам приближалась толпа, каждый человек в которой держал в руках либо нож, либо дубинку, бейсбольную биту, либо же металлический стержень. «Допрыгались», – пронеслось у меня в голове. Теперь точно конец.

– Оружие на изготовку! – донёсся до меня будто издалека крик напарника, и, понимая, что ничего не остаётся, я взялся за пистолет обеими руками и направил на приближающуюся толпу.

Опасная внутренняя злость откуда-то из глубины преподнесла мне столь притягательную и одновременно отталкивающую мысль: стрелять в туловища… или в голову. Но я сумел взять себя в руки и целился по ногам. Раздался выстрел, затем ещё один. Они не остановили толпу. Почувствовавшие вкус крови и близость смерти, те, словно берсерки из древнескандинавской мифологии, не чувствовали больше страха. Их цель – убить нас, чего бы это ни стоило.

Внезапно, прорезая воздух, до моего уха донёсся вой сирен. Кавалерия прибыла… Дорога перекрыта в обоих направлениях, но парни в диспетчерской не идиоты – они провели водителей так, что три огромных бронеавтомобиля теперь летели к нам на помощь по встречке. Большая часть толпы, вмиг отрезвев и образумившись, бросилась врассыпную, точь-в-точь как тараканы, когда человек включает свет на кухне. Осталось с десяток совсем отмороженных ублюдков, которые то ли от крайней степени слабоумия, то ли от критического превышения адреналина в крови всё же пытались добраться до меня и напарника. Двоих мы сбили остатками патронов в магазинах, после чего напарник перезаряжался, а я, выхватив вновь телескопическую дубинку, готовился задержать их. Но это всё же лишнее. Крайнего, бегуна, располагавшегося ближе всего к приближавшимся бронеавтомобилям, сбила мощная струя водомёта, а из первой машины уже выбегали четверо, передёргивая затворы автоматов.

– Думаете, вы победили? – сорвав с себя противогаз, прокричал мне один из этого чёртового клана с татуировкой на лице. – Хрен там. Клянусь, что завтра мы соберём всех своих братков. Здесь, на нашей улице. Нашей улице! Мы отомстим за Тёмного и Сиплого, которых вы повязали. И за Эдика… Запомни эти имена, сволочь! Завтрашнему патрулю здесь хана. Понял, а?! Я клянусь, мать твою!

Даже с расстояния десяти-двенадцати метров я отчётливо видел, как брызгала с каждым словом его слюна, а щёки тряслись. Казалось, что его всего трясло вместе с ними от бессильной ярости. Мне стало смешно. Смешно от того, каким уверенным тоном кричал этот тип, напоминавший тонкую палку, чьи ручки, кажется, вот-вот надломятся под очередным порывом ветра. А также потому, что, слава богу, я буду со стопроцентной вероятностью направлен для несения службы в любое другое место, но не в этот треклятый квартал. Дважды подряд в одно место не посылают. Хорошо, что он не видел моей улыбки под затемнённым забралом шлема, иначе наверняка бы бросился на меня, завершив тем самым своё жалкое существование у меня на руках. Ещё бы и пришлось пытаться его откачивать, чёрт бы его побрал… И лишь в глубине души мне было немного жаль тех, кому завтра не повезёт – чуяло моё сердце, что эти отморозки обещание своё сдержат. Или как минимум попытаются.

Арестованный напарником за ношение ножа-бабочки, а также добавившийся к нему напавший на меня с битой, теперь мучавшийся с простреленной ногой чуть повыше колена, были рассажены по двум разным бронеавтомобилям. С них не сводили глаз четыре конвоира в полной амуниции и даже лучшей, чем мы с напарником, боеготовности. Мы же разместились в третьей машине. В кузове места было немного, особенно с учётом нашей довольно объёмной защитной амуниции – мы называли её между собой «скафандрами». По бокам были прикреплены два длинных сиденья, больше похожих на лавочки. Железные, обитые поистрепавшимся материалом, сильно напоминавшим искусственную кожу, они были помимо того что короткие, ещё и довольно узкие. И всё же, как говорит народная мудрость, «в тесноте, да не в обиде». Я бы вполне согласился поехать даже на крыше, если бы единственной альтернативой было и дальше сбегать от толпы отморозков на своих корявых двоих.

Мой напарник сидел прямо напротив меня. Я осознавал, что этот анонимный идиот раздражает меня одним только фактом своего дурацкого существования.

Вместе с нами в машине ехал командир этой спасательной для нас колонны. Стоит отметить, что особым радушием он не отличался, да и нами был явно недоволен очень и очень сильно. Я прекрасно понимал его, да и был благодарен за спасение единственной и драгоценной моей жопы, а потому первые минут пять послушно, словно нашкодивший ученик перед учителем, выслушивал его не прекращавшийся ни на секунду крик, направленный в наш адрес. После же начал подзакипать – тяжело получать несправедливые обвинения и сомнения в своих умственных способностях с учётом того, что твоей вины нет никакой. Особенно сложно терпеть после того психологического накала – проще говоря, ада, – который мы только-только пережили:

– Вы чё, мать вашу! Бессмертные, что ли, нах? А? Вчера забирали отсюда парней, дня два назад, с неделю… По три-четыре происшествия в неделю, и это минимум, нах! У вас что, в этот грёбаный квартал специальный отбор проходит, а?! Самых тупых, храбрых и отбитых? Вот на хрен вы лезете в конфликт?! Ты мне можешь сказать, чувырла, а?

– Во-первых, не «ты», а «вы». Так в уставе написано, – не выдержал всё же я. – Во-вторых, с хрена ли ты меня спрашиваешь, если вон – сидит герой сегодняшнего дня? Вот дружище, объясни мне, чем тебе этот с бабочкой так помешал?