Я на сто процентов согласна с этим утверждением. Только вот я совершила слишком много ошибок, которых запросто можно было бы избежать, если бы не моя наследственная импульсивность.

Спасибо, мам.

– Знаешь, не могу перестать думать о том, как позволила ему проникнуть себе в голову, – признаюсь я. – После всего, что он сделал, я все равно впустила его.

Уже тот факт, что я просто произношу эти слова, разжигает внутри меня дикий огонь. Впрочем, наружу он пока не вырывается – мне удается справиться с собой.

Я выступала в роли словесной боксерской груши для Уэста в течение нескольких месяцев, придерживала язык, поскольку боялась последствий, с которыми столкнусь, если перейду черту. Затем я каким-то образом позволила Золотому мальчику убедить меня, что он обычный человек. Я даже поверила, что в груди этого любителя доминировать бьется настоящее ранимое сердце.

Какая же я тупица.

– Я хочу, чтобы он страдал. Так, как страдаю я.

Мне становится не по себе от звука собственного голоса. Не знаю, откуда взялась эта жестокость. Будто все скрытые эмоции наконец воплотились в слова.

Я чувствую, как взгляд Рикки снова останавливается на мне, и тяжело дышу.

– Ты же несерьезно, – говорит он в ответ.

А черта с два. Я еще как серьезна.

– Он заслужил.

– А я никогда и не говорил, что он этого не заслужил, – быстро парирует Рикки. – Ты знаешь, в этом я с тобой согласен. Просто говорю, что месть – это скользкая дорожка. Поверь мне.

Раньше я бы согласилась, но не теперь. Я еще никогда не чувствовала себя такой униженной. Такой грязной. И это работа Уэста.

На глаза снова наворачиваются слезы, но мне надоело плакать. Слезами горю не поможешь. Однако я не могу остановиться.

Рикки встает, и я провожаю его взглядом, пока он обходит мою кровать с другой стороны. Затем матрас скрипит и прогибается под его весом. Тепло его тела так знакомо. Я прикрываю глаза. Это тепло прогоняет одиночество. Совсем немного.

И так было всегда.

– Ты лучше него. Лучше большинства из нас, – настаивает Рикки. – Такое грязное дерьмо, как месть, больше в моем стиле.

Я смеюсь над шуткой и сильнее прижимаюсь к нему. Его рука обхватывает меня за талию.

– Никогда не поздно научиться новым трюкам, – говорю я в ответ.

– Нет, ты хорошая. Не позволяй ошибке одного придурка тебя изменить, – он замолкает, и я снова чувствую тяжесть его взгляда. – То есть… ошибки двух придурков.

Я знаю, он говорит о себе, о том, как его образ жизни в конечном итоге привел к нашему разрыву. Не задумываясь, кладу руку поверх его руки, лежащей на моем животе.

– Ты всегда знаешь, что сказать. Как так?

Рикки тихо усмехается, и его дыхание шевелит пряди моих волос на шее, а потом по спине пробегает холодок.

– Просто говорю правду, – заключает Рикки.

Быть может, только с его точки зрения эти слова правдивы. Ведь я никогда не считала себя «хорошей»: в основном потому, что вышла не то чтобы из отличной семьи. Яблоко от яблони и все такое.

– Поспи немного, – тихо произносит он, вынимая телефон из моих пальцев.

Рикки протягивает руку к прикроватной тумбочке, и меня на мгновение накрывает его вес. Все в этом парне вызывает во мне приступ ностальгии. Его запах, прикосновения. Когда-то нам было хорошо вместе, и я не могу заставить себя забыть об этом, пусть и стараюсь.

Он снова устраивается позади меня, и я чувствую то, чего мне уже давно не хватало. С тех пор, как ушла мама. С тех пор, как забрали Хантера.

Покой.

И… я скучаю по этому ощущению.

– Спи, – повторяет Рикки, а потом зевает.

Я поднимаю голову, позволяя его руке заменить мне подушку, и уже чувствую, как расслабляюсь. Наверное, я нуждалась в этом, нуждалась в нем.

– Спасибо, что пришел, – выдыхаю я. – Не многие пошли бы на такое ради меня.

Нежный поцелуй в плечо предшествует словам, признанию, о котором я бы догадалась, даже если бы он никогда не произнес его вслух.

– Я всегда буду приходить к тебе.

Глава 2

Уэст

Что-то подсказывало мне не позволять Джосс выбирать музыку, но я, черт возьми, все равно позволил. Следовало прислушаться к своему чутью.

Когда, мать вашу, «грустные девчонки, играющие на акустических гитарах» вообще стали музыкальным жанром? Подборка дурацких песен о расставании – последнее, что я хотел бы сейчас слышать.

Джосс провела с нами практически весь день. После того, как рано утром автобус доставил нас обратно к «Сайпресс Преп», она вернулась домой только для того, чтобы оставить вещи и повидаться с родителями. Затем, полчаса спустя, позвонили из службы безопасности и сообщили, что она поднимается.

Но, оглядываясь назад, если бы я знал, что в какой-то момент дня мне придется слушать эту хрень, то без колебаний удалил бы эту девчонку из нашего списка разрешенных посетителей. Подруга она или нет.

В основном Джосс зависала с Дэйном: либо в его комнате, слушая музыку, либо в кинозале, смотря плохое реалити-шоу. Но когда ей становилось скучно, она заходила к Стерлингу или ко мне. Однако Джосс никогда не настаивала на разговоре, и меня это вполне устраивало.

С момента окончания вчерашней игры уведомления приходили практически непрерывно. Пару часов назад я наконец заблокировал телефон. Внезапный всплеск интереса не имел ничего общего с тем, что наша команда стала на шаг ближе к чемпионству. Гребаные стервятники уговаривали меня поучаствовать в разыгравшемся дерьмовом шоу, выведывали подробности, в которых все так нуждались. И их главный вопрос был: «Зачем я выложил видео?»

– Готов поговорить?

Голос Джосс вырывает меня из мыслей. Я поворачиваю налево через секунду после того, как загорается красный свет.

– Если бы я хотел поговорить, то не сбежал бы ото всех, – ворчу я. Когда я объявил, что собираюсь прокатиться, Джосс настояла на том, чтобы поехать со мной.

– От меня вот не сбежал, – язвит она.

– Да уж, заметил.

Надеюсь, она не приняла близко к сердцу ничего из того, что я сказал за последние тридцать с лишним часов. Она знает, что я становлюсь злобным ублюдком, когда все идет не так. Ну, еще большим злобным ублюдком, чем обычно.

– Черт.

Когда это слово слетает с губ, произнесенное исключительно разочарованным тоном, Джосс вновь смотрит на меня.

– Знаешь, – говорит она чересчур спокойно, – у меня есть ее номер, если захочешь позвонить.

Сердце вдруг подпрыгивает – и я это просто ненавижу. Впрочем, на лице все та же маска. Я нажимаю кнопку, чтобы немного приоткрыть окно. На улице все еще теплый вечер. Но легкий сквозняк помогает, когда от гнева у меня внезапно повышается температура.

Я облажался. Никто не знает этого лучше меня. Прямо или косвенно, плевать, – все, что произошло, лежит на мне. С тех пор, как видео вышло в эфир, случилось многое. И все же мое самое большое сожаление не имеет никакого отношения к сплетням. Оно связано с теми тремя тупыми словами, которые я в последний раз сказал Саутсайд: «Тебе следует уйти».

По сути, я козел, который, похоже, не способен избавиться от своего «козлиного» поведения.

– Итак… тебе нужен номер или нет?

Проходит несколько секунд, а я молчу. Но тут Джосс, будучи собой, хватает мой телефон, разблокирует его – ее любопытная задница, похоже, всегда знает мои пароли, – а затем сама вводит номер Саутсайд.

– Вот, – фыркает она. – Теперь у тебя есть ее номер на случай, если ты наконец вытащишь голову из задницы и наберешься мужества позвонить. И тебе лучше подготовить чертовски гигантское извинение, потому что какого хрена, Уэст? Ты что, вообще спятил? – негодует Джосс. – Это самая отвратительная демонстрация силы, которую я когда-либо видела, но даже если тебе плевать на Блу, то как насчет футбола? Чемпионата штата? В следующем году? Тренеры в NCU определенно прознают об этом, ведь видео уже повсюду. От них ничего не скроешь.

– Ты думаешь, я этого не знаю? – огрызаюсь я, крепче сжимая руль.

От ее обвинения и последующего предупреждения у меня сводит челюсти, но я усмиряю ярость и придерживаю язык. Боюсь сказать лишнее.

– Тогда к чему этот риск? Просто чтобы продолжить ту нелепую игру, которую ты затеял с этой несчастной девушкой? – Джосс делает паузу, качая головой. Осуждает, ясно. – Я должна была не игнорировать, а остановить тебя, когда все это дерьмо только началось. Видит бог, ни у кого больше не хватило бы духу сделать это. И если бы остановила, то ты, может, не спалил бы свое будущее дотла.

Джосс пристально смотрит мне в лицо. Она полна гнева, который не смела показать в пентхаусе. Там она держалась нейтрально, наверное, потому что была в меньшинстве. Рядом были Дэйн и Стерлинг. Но сейчас от ее сдержанности не осталось и следа. Думаю, и так понятно, почему она захотела поехать со мной. Планировала воспользоваться шансом и пропесочить меня наедине.

С ее губ срывается тяжелый вздох, а затем Джосс, наконец, отворачивается и смотрит вперед. Хотя она все еще взвинчена.

– Ты и раньше вытворял всякое извращенное дерьмо, Уэст, но это новый уровень, – продолжает она. – И подумать только, я подбила Блу поговорить с тобой прошлой ночью! Потому что я, тупица такая, считала, что знаю тебя, что ты порядочный парень. Никогда бы за миллион лет не подумала, что ты можешь быть таким чудовищно жестоким! Ты…

– Черт возьми, Джосс! Это был не я!

Мой голос эхом разносится по машине через мгновение после того, как я выкрикиваю эти слова. Затем мы оба неестественно замолкаем. Ни звука вокруг, кроме ветра, врывающегося в приоткрытое окно.

– Проклятье!

Я не уверен, что испытываю, признавшись в этом вслух, – облегчение или ужас. Может, немного и того и другого. Предполагалось, что я буду держать рот на замке. Вообще-то, я поклялся, что буду, но мне с каждой секундой все больше хочется обо всем рассказать, зная, что обо мне думают. Зная, что Саутсайд думает обо мне.

– Это правда?

– Что за… – я снова начинаю выходить из себя. – Да, Джослин Грейс Франсуа, я говорю тебе гребаную правду.

Боковым зрением я вижу, как она наклоняет голову и тычет в меня пальцем.

– Не делай так, – предупреждает она. – Не смей называть меня полным именем, Уэст Ксавьер Голден! Это не я здесь в затруднительном положении!

Боже милостивый. Избавь меня от Джосс. Я не хочу испытывать чувство вины за то, что бросил ее на обочине дороги. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне найти безопасную, хорошо освещенную автобусную остановку, чтобы избавиться от Джосс, пока мое терпение не иссякло.

Она будто слышит мои мысли и закатывает глаза так драматично, что мне даже не нужно оборачиваться, чтобы увидеть это.

– Так, – фыркает она, – если это был не ты, то кто же?

– Не спрашивай меня об этом.

– Ты прикалываешься? Ты должен кому-нибудь рассказать! Ты не можешь взять на себя ответственность за такое дерьмо.

Разглядывая дорогу в свете фар, я отключаюсь, думая о том, как все это началось. С одного неосторожного решения, принятого примерно полтора года назад. Один-единственный инцидент дал человеку, ответственному за утечку видео, достаточно рычагов воздействия, чтобы заставить меня молчать.

– Почему ты не хочешь очистить свое имя? Ты слишком многое потеряешь, если промолчишь, Уэст.

Джосс не сводит с меня глаз. Я вздыхаю и, осознав серьезность происходящего, делаю вывод:

– Я многое потеряю и в том случае, если все расскажу.

Последний, кому я доверил бы свое будущее, держит его прямо в своей маленькой жадной ручонке, и я ни хрена не могу с этим поделать.

Я чувствую, как Джосс снова пристально смотрит на меня.

– Что ты недоговариваешь? – спрашивает она. – Ну, кроме того, кто за этим стоит.