– У каждого Правосудия здесь имеются свои покои, – ответила я почти на бегу, стараясь не отстать от Вонвальта. – Странствующие Правосудия вроде сэра Конрада составляют лишь часть Ложи. Те, кто больше не путешествует, становятся юристами.

– То есть книжными червями, – пренебрежительно бросил сэр Радомир.

– Можно сказать и так, – отозвался Вонвальт.

– Еще здесь находится кабинет главного секретаря. Секретари содержат Библиотеку Закона, записывают и проверяют все решения странствующих Правосудий.

– Еще одни книжные черви, – сказал сэр Радомир.

– Боюсь, наш Орден покажется вам очень скучным местом, – заметил Вонвальт.

Как жаль, что это оказалось не так.

– Имперская Составительница вроде бы тоже живет здесь? – спросила я, теперь уже с сомнением.

– Нет, – ответил Вонвальт. – Она обитает во дворце.

– А чем она занимается? – спросил сэр Радомир.

– Превращает указы Императора и Сената в законы, – сказал Вонвальт.

– Так она писец, что ли?

Вонвальт коротко, недоверчиво усмехнулся, но ничего не ответил.

Мы быстро шли по древнему лабиринту жарких, обшитых деревом коридоров, которые напомнили мне извилистые туннели монастыря в Долине Гейл. Как и ожидалось, коридоры богатого благородного ордена служителей закона были обставлены с помпой: всюду стояли бюсты, а на стенах теснились писанные маслом картины в позолоченных рамах.

– Почему-то некоторые одеты не так, как все, – с нотками неприязни заметил сэр Радомир, когда несколько раз мимоходом заглянул в распахнутые двери. Похоже, шериф разделял нелюбовь Брессинджера к власти, что было забавно, ведь они оба ею обладали и служили ей.

– В Ложе сосредоточена вся судебная власть Совы, так что гражданские судьи тоже сюда приходят. Правосудия же не одни следят за соблюдением порядка, даже напротив, – ответил Вонвальт. – Например, имперские прокуроры – они тоже служат закону, но в Ордене не состоят. Увидите, их здесь много. А еще есть те, кто ведет частную практику, например адвокаты.

– И они здесь не живут?

– Адвокаты?

– Да.

– Нет, не живут. В Сове есть район закона, там они и обитают. Раньше им хватало одного квартала в Зобривских садах, а теперь они заняли целый район.

Вонвальт вел нас на другую сторону здания, и наконец мы вышли во второй зал. Напротив находилась большая лестница; ее обрамляли два огромных окна, которые выходили на восточную сторону Совы, где к небу вздымался Императорский дворец. Сама лестница разделялась надвое и тремя пролетами приводила на второй ярус. Мы поднялись по ней, затем двинулись по короткому коридору в обратную сторону. Впереди виднелась большая дверь, зажатая меж двух мраморных колонн и увенчанная гербом Совы.

Вонвальт подошел прямо к двери и громко постучал в нее.

– Натан. Это Конрад.

Несколько секунд ничего не происходило. Ожидание мучило меня, и я проигрывала в голове самые разные сценарии.

– Войдите!

Мы вошли. За дверью оказался большой кабинет, из которого открывался вид на город. Напротив входа стоял огромный стол из темного полированного дерева, а за ним в большом, похожем на трон кресле восседал магистр Ордена Натаниэль Кейдлек.

– Клянусь Немой, Конрад, – сказал Кейдлек, вставая. Его морщинистое лицо озарила улыбка. Он был сутулым стариком, приземистым и коренастым, но сильно сдавшим под тяжестью прожитых лет, возложенной на него ответственности… и собственного предательства. Одет магистр был в обычную черную мантию законника, однако я заметила под ней дорогую горностаевую подкладку. Толстые пальцы Кейдлека унизывали кольца, инкрустированные рубинами, а на шее висел серебряный медальон с изображением раскрытой книги на фоне герба Аутуна. Все это говорило о том, что перед нами высокопоставленный аристократ в чине лорда-префекта.

Ни я, ни мои спутники не ждали такого приема. Я думала, что Кейдлек испугается, станет дергаться или вовсе придет в ужас – но уж точно не станет источать отеческое радушие.

Еще больше меня удивил Вонвальт. Он тоже улыбнулся и вышел вперед, чтобы обнять своего учителя и бывшего наставника.

– Клянусь Немой, – повторил Кейдлек, грубо похлопывая Вонвальта по спине. – От тебя разит лошадью. Ты все еще ездишь на том дестриэ? Как ты его там называл, Винченто?

– Да, все на нем же, – ответил Вонвальт, повернулся и вместо того, чтобы представить нас, махнул в нашу сторону рукой.

– Дубайн Брессинджер, глазам своим не верю, – сказал Кейдлек. – Как ты, сынок?

Брессинджер скованно поклонился.

– Хорошо, магистр. Не жалуюсь.

– А этого человека я не знаю. Кто вы, сэр?

– Сэр Радомир Дражич, – представился бывший шериф, тоже чувствуя себя не в своей тарелке. Мне было досадно, что он и Брессинджер не поладили, ведь они во многом были так похожи.

– Сэр Радомир служил шерифом в Долине Гейл, а теперь присоединился ко мне.

– А. Вот как, – сказал Кейдлек, впервые замявшись. Впрочем, это быстро прошло. – А ты, должно быть, Хелена, – продолжил магистр, когда его взгляд остановился на мне.

Мои нервы натянулись до предела.

– Откуда?..

– Ты же не думала, что сэр Конрад может взять на поруки ученицу, да еще платить ей из казны Ордена так, чтобы я об этом не знал? – Пока он говорил, в его глазах плясали веселые искорки, и я вдруг оказалась совершенно обезоружена его поведением. Суровое противостояние, которое я ждала, все никак не начиналось.

Кейдлек предложил нам всем сесть, после чего послал слугу за напитками.

– Итак, Конрад. Ты покинул нас более двух лет назад. Мне докладывали о твоих злоключениях в Южной Марке, – начал магистр и мельком глянул на сэра Радомира. – И я слышал, как убили Реси. Гнусное дело, и, боюсь, оно многое говорит о том, в какое время мы живем.

На этот раз пошатнулось самообладание Вонвальта.

– Гнусное… да, подходящее слово, – сказал он. Я покосилась на сэра Конрада, ожидая, что он поправит магистра и скажет, что Правосудие Августа еще жива, по крайней мере, телом, и о ней заботятся в хосписе Долины Гейл. Но он этого не сделал.

– Реси предупредила меня, что у Ордена неприятности. Политического толка, – уточнил Вонвальт. – До меня доходили разные слухи. – Он выдержал паузу. Так странно; несмотря на разницу в возрасте и в опыте, казалось, будто магистром здесь был сэр Конрад. – Многие из них обеспокоили меня, но я уверен, что все это лишь пустая болтовня, – с наигранно теплой улыбкой прибавил он.

Кейдлек начал было отвечать, но тут принесли выпивку, и он воспользовался заминкой, чтобы собраться с мыслями. Я приняла кубок с вином и выпила его чуть быстрее, чем следовало бы.

– Что ж, да, – наконец сказал Кейдлек. – За последний год жизнь в столице сделалась особенно тернистой.

– Неужели?

Кейдлек кивнул. Мне стало интересно, какими способностями он обладает. Вонвальт рассказывал, что магистр – опытный некромант, и он наверняка владел Голосом Императора, как и все Правосудия. Быть может, у него имелся и третий козырь?

– Ты наверняка слышал, что на нас ополчились и сенаторы, и неманская Церковь?

– Не забывай, что это я повесил маркграфа Вестенхольца, – напомнил Вонвальт.

Кейдлек мрачно усмехнулся.

– О, я помню, – заверил он и широко махнул рукой. – Весь город помнит об этом. Млианары с тех пор не перестают бушевать. Они очень сильно усложняют нам жизнь. И союз с храмовниками лишь придает им смелости.

– Я разговаривал с коллегой из числа сенаторов. То, что он рассказал об Ордене, очень… озаботило меня. Похоже, с тех пор как я уехал, магистраты начали забывать о принципе беспристрастности.

Кейдлек уставился на Вонвальта. Они оба ходили вокруг да около, старались говорить учтиво, точно так же, как это делали представители сторон в зале суда.

– С кем из сенаторов ты говорил? – спросил магистр. Мне показалось, что его голос прозвучал резче, чем он того хотел.

– Это не важно. Я доверяю его мнению.

Снова повисла пауза.

– Да, нарушения у нас встречались, – наконец признал Кейдлек. Его добродушие куда-то испарилось. – Первыми это заметили секретари. Послабления в приговорах. Неоправданное снисхождение к млианарам или к их союзникам – особенно в Хаунерсхайме. Император взимал с феодалов налоги, чтобы оплатить продвижение Легионов на восток, за Кову, но ты не хуже меня знаешь, что это военное предприятие провалилось. Многие провинциальные лорды, принявшие Высшую Марку, ждали, что разбогатеют и получат новые земли, а не растранжирят все оставшееся у них золото на очередные походы. Из-за этого на окраинах Империи почти не осталось преданных ей людей, и нашлись хищники, которые сумели быстро этим воспользоваться.

– И что же? – спросил Вонвальт. – Из-за этого лорды решили спустить свои деньги еще и на саварских храмовников? Их содержание тоже обходится недешево.

– Нет, слушай внимательнее, – пожурил его Кейдлек. – Многие лорды по всей Империи перестали платить ей налоги. Вообще. Теперь эти деньги идут храмовникам вместо Легионов, а не вместе с ними. Они собирают на Пограничье свои силы… да ты наверняка и сам это знаешь.

– Да, знаю. По крайней мере, в общих чертах. И неманцы примкнули к ним, потому что желают вернуть себе тайную магию драэдистов.

На лице Кейдлека снова промелькнуло беспокойство.

– Млианары поняли, что их дерзость принесла плоды. До вторжения в Конфедерацию Ковы Император был неприкосновенен. Теперь он теряет Легионы один за другим, а его враги с каждым днем становятся сильнее. Неманская Церковь заметила успех млианаров и тоже захотела сделать свой ход. Она увидела в происходящем возможность добиться собственных политических целей: то есть возвращения драэдических знаний, о которых ты и говоришь.

Вонвальт откинулся назад и сцепил руки перед собой.

– Все это не могло произойти без помощи Ордена.

Кейдлек вздохнул. Он, похоже, не понимал, что и сам находится под подозрением.

– Я не сомневаюсь, что некоторые Правосудия им помогают; но, Конрад, не забывай, что ныне мы – не единственные хранители закона в Империи. На одного Правосудия приходится десять гражданских законников. А ведь подкупить или повлиять на обычных прокуроров и судей из провинций гораздо проще, чем на Правосудие. Империя расширилась слишком быстро. Орден просто не успевал пополнять свои ряды.

– Кто из Правосудий им помогает?

– Я не знаю имен. Но тебе ведь известно, что и нам не чужды распри и деление на фракции, – сказал Кейдлек. – А кириллики всегда по-своему смотрели на общее право.

Вонвальт прекрасно знал о существовании фракций, но презирал их, и ему нравилось делать вид, будто их нет. В основе общего права лежал Естественный Закон – идея о том, что правила морали и этики абсолютны и не зависят от законов, принятых человеком. Кириллики же были теми Правосудиями Ордена, которые, несмотря на все полученные знания, продолжали верить в то, что Естественный Закон возник по воле Немы. Я вспомнила разговор с сенатором Янсеном в Хаунерсхайме: до него дошли слухи, будто некоторые Правосудия отказываются рассматривать дела или отдают приоритет каноническому праву. Теперь это подтвердил сам магистр. Орден пожирал себя изнутри.

– Ты думаешь, они помогали неманской Церкви?

– Я в этом уверен. Они тесно общаются со столичными патре и матре. Посещают храмы. Ходят на встречи с млианарами. Я даже слышал о том, что они помогают нашим врагам, учат их противостоять Голосу Императора, передают им секреты Ордена.

Последовала долгая пауза. Разговор наконец дошел до главного. Именно об этом нас предупреждала Правосудие Августа. Именно об этом нас предупреждал сенатор Янсен. Слова прозвучали те же самые, но мы услышали их в ином ключе. В деле оказалось замешано столько заинтересованных сторон, что становилось все труднее понять, кому можно верить.