Полицейский задумчиво потер подбородок.

– Лавка игрушек… гм… С ходу ничего такого не припоминается, хотя… – он вдруг замолчал.

Джонатан с надеждой спросил:

– Хотя?

– В паре кварталов отсюда, на Бромвью, были «Детские манатки Монти». Небольшая лавчонка на третьем этаже углового дома, возле «Аптеки Медоуза».

– О, благодарю вас, сэр!

– Не спешите радоваться! – хмуро сказал констебль. – Совсем запамятовал: Монти ведь разорился в прошлом году.

Джонатан едва сдержался, чтобы не выругаться в присутствии представителя закона. Пожелав констеблю хорошего вечера, раздраженный и отчаявшийся, он поудобнее перехватил портфельчик и двинулся по улице Харт в сторону дома.

– Мистер! – окликнул его констебль, и Джонатан обернулся. – Я тут вспомнил. Когда-то здесь неподалеку была еще одна лавка игрушек. В переулке Фейр.

– Фейр?

– Это возле старого кабаре «Тутти-Бланш». Знаете его?

Джонатан мрачно кивнул – это кабаре знали все. Полицейский продолжил:

– Переулок будет справа, сразу за трамвайной станцией. Быть может, лавка все еще работает и вы найдете там то, что ищете.

Поблагодарив констебля, Джонатан торопливо перешел мостовую и, не оглядываясь, пошагал вниз по Бремроук, вдоль трамвайных путей.

Дождавшись, когда он скроется в тумане, констебль бросил взгляд на замершего в ожидании трамвайщика в окошке рубки и многозначительно кивнул ему. Затем открыл дверцу сигнальной тумбы и достал из кармана мундира блокнот и карандашик. Что-то быстро черканув, он оторвал страничку и сунул ее в продолговатую латунную капсулу, а саму капсулу опустил в чернеющий зев раструба на дне тумбы. Послание ушло…

Дверка с глухим стуком закрылась, блокнот с карандашиком вернулись в карман, и констебль, довольно насвистывая, потопал по улице Харт.

Поведение полицейского могло бы показаться Джонатану Мортону весьма подозрительным, если бы он, конечно, увидел то, что происходило у тумбы…

Улица Бремроук, одна из самых оживленных и широких улиц Саквояжного района, сейчас совершенно на себя не походила. Было непривычно наблюдать отсутствие очереди к чистильному шкафу и газетной тумбе. Еще страннее было видеть закрытым окошко местной живой достопримечательности, мадам Эдвины Эдвис, продающей советы.

Пустынный тротуар, на котором всегда было не протолкнуться, сейчас принадлежал одному лишь Джонатану, но он старался идти ближе к стене дома, чтобы не потерять направление.

Знакомые вывески оставались позади одна за другой. Цирюльня, мастерская по ремонту малых домашних механизмов, часовщик, башмачник… На дверях висели замки, окна прятались за ставнями, а механический сом над рыбной лавкой «Чешуя Филлипа», который обычно скрипел проволочными усами и скрежетал плавниками на полквартала, замер в безмолвии.

То и дело взгляд натыкался на висевшие тут и там афиши нового радиоспектакля:

То, чего вы так ждали!

То, о чем давно ходили слухи! Не пропустите! Не пропустите!

Аудиодрама

«ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО»

История, от которой стынет кровь!

Маховик для вашего сердца!

Гример вашей бледности!

Жуткое и загадочное происшествие, которое не оставит вас равнодушным!

Начало: с двенадцатым ударом часов в полночь (вещание Старого центра).

Что ж, эта мрачная афиша, как ничто иное, иллюстрировала сегодняшний Габен, впавший в кому Тремпл-Толл и настроение самого Джонатана Мортона.

Пустая трамвайная станция меж тем осталась за спиной, а с ней и бакалея «Гнуфф», и булочная «Броттерри». Дом внезапно закончился, как газетная страница.

На стоявшем тут же фонарном столбе висел указатель: «Переулок Фейр». К столбу прислонился сколоченный из досок щит, к которому была прикреплена очередная афиша. Джонатан бросил на нее безразличный взгляд: еще одно объявление о радиоспектакле?

Но нет, это было кое-что совершенно иное. Изображенная на афише марионетка в шутовском колпаке выглядела настолько неровной и угловатой, будто ее нарисовал ребенок – и не просто ребенок, а ребенок-пьяница. Кривая надпись над рисунком гласила: «Лавка игрушек мистера Гудвина». Внизу стояла приписка: «Работаем без выходных, в любое время дня и ночи и в любую погоду».

С трудом придушив в себе любые происки надежды, Джонатан повернулся к переулку Фейр. И тут же поймал себя на мысли, что совершенно не хочет туда идти.

Переулок был темным и узким – дома по обе его стороны подступали почти вплотную друг к другу, а в глубине, как-то уж слишком нарочито приманивая к себе, светился одинокий фонарь. Веяло оттуда чем-то недобрым…

«Ну давай же, – подбодрил себя Джонатан. – Смелее! Это ведь всего лишь лавка игрушек…»

Крепко прижав к груди портфельчик, он вошел в переулок Фейр и осторожно двинулся к фонарю.

Под ногами шуршали наметенные с Бремроук опавшие листья. Пару раз Джонатан обо что-то споткнулся, а в какой-то момент прямо из-под его туфли в сторону прыснула тощая крыса.

Да уж, местечко было пренеприятным и навевало сплошь гнетущие мысли, но пугали Джонатана вовсе не черные окна, заколоченные досками двери и провалы подъездов, в которых поселился туман. Оторопь брала в первую очередь от нависающего слева мрачного здания – какие только слухи о нем ни ходили.

Старое кабаре «Тутти-Бланш» стояло заброшенным много лет. Одни говорили, что в нем когда-то случился пожар, в котором сгорела вся труппа. Другие утверждали, что в один из театральных вечеров в этих стенах произошла ужасная резня. Что там стряслось в действительности, не знал никто, но в любом случае это место пользовалось дурной славой. Слегка утешало, что из кабаре не раздавалось ни звука…

В темном закутке у стены «Тутти-Бланш» стоял старый футляр от контрабаса – судя по промелькнувшим на мгновение испуганным женским глазам и спешно захлопнувшейся крышке, внутри кто-то жил. Ну да, уж лучше такое укрытие от непогоды, чем никакого…

Вскоре Джонатан наконец добрался до тупика переулка. В тусклом свете газового фонаря он с трудом различил вывеску над дверью:

Лавка игрушек мистера Гудвина.

Большие окна-витрины темнели – не было похоже, что лавка работает. Как Джонатан ни вглядывался, он не смог разобрать ничего внутри, а учитывая наваленные у входа листья и мусор в виде мятых газет, парочки трухлявых чемоданов, дырявого граммофонного рога и окоченевшей кошки, напрашивался неутешительный вывод: сюда вряд ли кто-то недавно заходил и что-то здесь покупал.

«Что же делать, если и здесь закрыто? – подумал он. – Я ведь не могу…»

Снова взвыла сирена. Джонатан нахмурился: до начала шквала осталось не так много времени – нужно поторапливаться!

Пробравшись к двери через кучи мусора, он повернул ручку и потянул дверь на себя. Скрипнули старые петли, зазвенел колокольчик над притолокой.

Джонатан переступил порог. Как только дверь закрылась, фонарь у вывески мигнул и погас.

Лавка игрушек… Внутри это место выглядело как старый комод: повсюду полки и ящички. Почти все место в лавке занимали деревянные стеллажи. В глубине помещения располагалась стойка с ржавым кассовым аппаратом. Стоявшая на ней керосиновая лампа с засмоленным плафоном почти не давала света – неудивительно, что его не было видно с улицы. А вот для того, чтобы окончательно разувериться в жизни, Джонатану его хватило.

Подвох. Обман. Уловка. Всё в духе этого мерзкого города!

Быть может, лавка игрушек мистера Гудвина и работала в любое время и в любую погоду, вот только в ней не было никаких игрушек. Покрытые пылью и затянутые паутиной стеллажи, полки и ящики пустовали, лишь за стойкой стоял манекен в потертом фраке, старомодной двууголке на голове и в потрескавшейся белой маске с длинным носом. Штуковина эта была весьма непритязательной, если не сказать уродливой. Зачем она здесь? Для отпугивания грабителей? Или покупателей?

Решив, что увидел достаточно, Джонатан с досадой покачал головой и уже повернулся к двери, чтобы уйти, как тут из глубины лавки раздался скрип.

Джонатан вздрогнул, обернулся и с удивлением понял, что звук издал оживший манекен.

– Заблудились, мистер? – спросил тот неприятным и тягучим, но совершенно человеческим голосом.

«Да ведь это никакой не манекен!» – осенило Джонатана.

Человек за стойкой едва заметно повернул голову и… Джонатану показалось, будто из-под маски, прямо сквозь прорези для глаз, просочилось немного дымчатой тьмы, после чего она тут же забралась обратно.

В первый миг Джонатан почувствовал, как по спине побежали мурашки, но тут же через силу заставил себя успокоиться: видимо, это просто игра обманчивых теней от неровного света чадящей лампы. Тревожное ожидание шквала, переживания из-за подарка, мрачный переулок, само это отвратное место, да и пугающая фигура за стойкой… Все перечисленное никак не способствовало душевному покою – вот и мерещится разная жуть.

Молчание затягивалось, и с каждым мгновением тишина становилась все более вязкой, гнетущей. Взяв себя в руки, Джонатан кашлянул и ответил:

– Прошу прощения. Я, видимо, ошибся.

Человек за стойкой наклонил голову в двууголке набок, будто бы пристально разглядывая посетителя через прорези маски.

– Вы ошиблись?

– Ну да, я ведь так и сказал.

– Нет. Вы сказали, что вы, видимо, ошиблись. Смею вас заверить, это крошечное, недоуменно себя ведущее словечко подразумевает сплошную неуверенность и неопределенность. В вашем случае оно значит, что вы в равной степени могли как ошибиться, так и не ошибиться. И раз уж вы вышли из дома, несмотря на штормовое предупреждение, и добрались сюда, то, быть может, все же удостоверитесь, чтобы узнать наверняка?

– Это ведь лавка игрушек мистера Гудвина? – зачем-то уточнил Джонатан, сбитый с толку странными в своей последовательности и абсурдными в своей логичности словами человека за стойкой.

– В этой дыре, я имею в виду Тремпл-Толл, – сказал обладатель маски, – у всего есть свои бирки, этикетки и таблички. Здесь подписано буквально все – над каждой мышиной норой или собачьей конурой приколочена вывеска. И чаще всего их вывешивают скучные серые личности, которым незачем что-либо скрывать и обманывать.

– А вы? – спросил Джонатан. – Вам есть, зачем обманывать ваших посетителей?

Ответом ему стал многозначительный и весьма пугающий смех из-под маски.

– Я бы не назвал себя скучной и уж тем более серой личностью.

– Так вы и есть мистер Гудвин, владелец лавки? – спросил Джонатан. – Я надеялся купить у вас игрушку.

– Вы играете в игрушки?

– Игрушку своему сыну. У него сегодня день рождения.

Человек за стойкой склонил голову на другой бок. После недолгой, но томительной паузы он произнес:

– А… так вы из этих…

– Простите?

– Вы из этих… – мистер Гудвин на миг замолчал, словно подбирая нужное слово, – родителей, которые забывают о своих детях и покупают им подарки лишь в самый последний момент. Полагаю, вам стоит знать, что такие подарки – худшие на свете: выбранные в спешке, они вместо бумаги завернуты в равнодушие и перетянуты, словно ленточками, безразличием. Ребенка, открывшего коробку с таким подарком, ждет лишь разочарование. О, он поблагодарит. Возможно, даже улыбнется, но это будет точно не то, чего он хотел, совсем не то, чего ждал и о чем мечтал. И кажется, у нас здесь именно такой случай.

– Нет, я не из этих, – оскорбленно ответил Джонатан и тут же стыдливо потупился. – Так у вас… у вас ничего не осталось? Нет ни одной игрушки?

– Мои милые-милые игрушки… – протянул мистер Гудвин. – Вы их видите на полках? Где же они? Видимо, всё раскупили к праздникам!

– Простите, к каким праздникам?

– К разным.

Джонатан закусил губу:

– Что же делать?.. Что же делать?..